Варфоломеевская ночь - Пьер Понсон дю Террайль

— Почему ты перестал быть монахом? — спросил Мовпен, выволакивая Жака на двор.

— Да я никогда им и не был! — злобно ответил Жак.

— Не был? — расхохотался Мовпен. — А вот увидим! — и он сорвал с Жака шапочку и далеко отбросил ее в сторону.

В Жаке вспыхнула вся кровь. Он вспомнил, что на поясе у него имеется шпага, и, обнажив ее, с бешенством ринулся на Мовпена. Тот отскочил в сторону и тоже обнажил шпагу.

Королевские люди не знали Жака, а потому для них вся эта история имела характер обычной ссоры. Поэтому они окружили молодых людей и принялись следить за их поединком. Сам король вышел за дверь и, забыв на этот момент белокурую женщину, с озлоблением крикнул:

— Убей его! Убей его, милый Мовпен! Убей мне этого мерзкого монаха!

Мовпен недурно фехтовал, но монашек защищался с отчаянием и решимостью и так отчаянно вертел шпагой в воздухе, что оружие Мовпена не могло коснуться его. Наоборот, бешенство, видимо, побеждало выучку, так как Мовпен два раза оказался тронутым шпагой Жака, хотя и незначительно.

Но на стороне Мовпена все же была привычка к оружию. Монах начал уставать, и, заметив это, Мовпен пустился на финт, выбил шпагу из рук Жака и приставил свою острием к его груди. Увидев это, король с новой силой закричал:

— Убей его, Мовпен, убей!

Но шут не успел привести в исполнение королевское приказание. Герцог Крильон прорвал круг зрителей и, ударом шпаги выбив оружие из рук шута, сказал:

— Разве вы не видите, что его величество шутит! Французский король знает, что в честном бою безоружного противника не убивают!

Генрих III закусил губы и крикнул:

— Вы-то чего суетесь не в свое дело, герцог?

— Простите, ваше величество, — спокойно ответил Крильон, но ограждение королевского достоинства и есть как раз мое дело!

Король повернулся к нему спиной и сказал одному из гвардейцев:

— Связать сейчас же этого мерзкого монаха, привязать его к седлу и отправить в монастырь!

Гвардеец так и поступил, и через три часа они подъехали к монастырю. Опять бедный Жак начал думать, что он и в самом деле монах, что над ним лишь посмеялись. Это подозрение перешло почти в уверенность, когда во дворе монастыря он увидел о. Антония, спокойно прогуливавшегося в обычном монашеском платье.

Но тут же ум начал мутиться у бедного юноши. Ну хорошо, положим, над ним действительно посмеялись! Но… о. Антоний! Ведь он еще утром был капитаном и предводительствовал эскортом герцогини! Ведь он оставался в гостинице, близ города Мо! Каким же образом он попал теперь в монастырь, да еще в монашеской одежде?

Гвардеец грубо сбросил Жака на землю и крикнул о. Антонию:

— Получайте-ка, вот тут один из ваших монахов!

Отец Антоний подошел и сказал:

— А! Это брат Жак! Наверное, у него опять был припадок безумия!

Отец Антоний кликнул монахов, Жака взяли и увели в келью, где переодели в монашеское платье. Оставшись один, Жак долго плакал и молил Бога лучше убить его, чем мучить так долее. В конце концов, разбитый усталостью и огорчениями, Жак заснул крепким сном.

Проснулся он в конюшне на вязанке сена. Перед ним стоял о. Антоний, снова одетый капитаном.

— Ну и мастер же ты спать, племянничек! — воскликнул он. Да, знаешь ли, ведь ты проспал добрых три часа!

Жак протер глаза, оглянулся по сторонам и вдруг отчаянно завопил:

— О, теперь не может быть сомнений, я сумасшедший! Отец Антоний ласково взял «племянника» под руку, вывел его из конюшни и сказал:

— Наверное, тебе что-нибудь приснилось, Амори?

— Я сумасшедший, я сумасшедший! — продолжал рыдать бедный юноша.

В этот момент по дороге мимо гостиницы проходил какой-то монах, при виде плачущего Жака он остановился и внимательно посмотрел на него.

XVI

Приказав отправить Жака в монастырь, король вернулся в гостиницу и опять взялся за Серафина.

— Так ты не желаешь сообщить мне имя своей хозяйки? спросил он.

В этот момент дверь приотворилась, и в щели показалась прелестная белокурая головка. Правда, лицо незнакомки прикрывала небольшая полумаска, но все же можно было сразу определить, что белокурая женщина очень красива. Блондинка появилась лишь на краткое мгновение, и притом лишь для того, чтобы, положив палец на губы, знаком предписать Серафину молчать и далее. Затем дверь захлопнулась, и незнакомка скрылась.

— Вы сами видите, государь, — сказал тогда Серафин, — что от меня требуют полного молчания!

— Хорошо! — великодушно согласился король. — Но, если ты не смеешь сказать ее имя, ты снесешь ей письмо от меня!

— Желание короля — священный закон для меня! — ответил Серафин.

— Эй, Мовпен! — крикнул король. Шут сейчас же вбежал: он на скорую руку перевязывал царапины, нанесенные ему монахом.

— Ты взял с собою письменные принадлежности?

— А как же, — ответил шут, — вот они! — и он показал на висевший сбоку маленький кожаный мешочек.

— Ну, так садись к столу и пиши! Мовпен присел к столу, развернул пергамент, достал чернильницу и перо.

— Ну, готово? — спросил король. — Пиши… Он заходил взад и вперед по комнате, почесав затылок и наконец смущенно закрякал: — Гм… гм… гм…

— Так и записать? — спросил Мовпен.

— Болван! — крикнул Генрих III.

— Какое короткое письмо! — воскликнул Мовпен. — Можно запечатать?

Генрих III не обратил внимания на дерзость шута и досадливо сказал:

— Сестра Марго сочинила бы в течение этого времени целую поэму, да и брат Карл тоже не был бы поставлен в тупик!

— Может быть, вы посвятите меня, государь, в это дело?

— Я хотел бы послать любезную записочку прелестной блондинке, сообщить ей, как…

— Хорошо, хорошо! — бесцеремонно перебил короля Мовпен, и его перо быстро зашуршало по пергаменту.

— Кроме того, чтобы…

— Готово!

— Неужели! А ну-ка, покажи!

Мовпен подал королю письмо, и Генрих начал читать:

«Милостивая государыня и очаровательная незнакомка! Увидев Вас, я впервые понял, насколько я мал и незначителен».

— Да что ты наплел тут? — удивленно воскликнул король.

— Ладно уж! Вы только читайте!

Король продолжал:

«Быть королем — мало, если он не любим, и, по- моему, любой из моих подданных станет выше меня, если ему удастся найти доступ к Вашему сердцу!»

— Очень хорошо! Отлично! — воскликнул король. «Я стал бы самым счастливым монархом во всей вселенной, если бы вы даровали мне права и позволение увидеться с Вами. А пока позвольте мне, прекрасная незнакомка, подписаться смиреннейшим и вернейшим из Ваших подданных!»