Путь в Европу - Сборник статей

Евгений Ясин: Было ли ваше запаздывание с реформами связано как-то с состоянием вашего образованного класса? Существовала ли в болгарском обществе на выходе из коммунистической эпохи если и не политическая, то хотя бы интеллектуальная элита, готовая и способная проводить преобразования?

Иван Крастев: Ничего похожего на польскую «Солидарность» у нас не было. Я имею в виду не только низовое, но и элитное крыло этого движения. Контрэлита в коммунистической Болгарии не возникла – не только политическая, но и интеллектуальная. Более того, она очень медленно формировалась и после 1985 года, когда в СССР начались перемены. Мы больше обсуждали то, что происходило в Советском Союзе, чем те реформы, которые предстояло осуществлять в Болгарии.

Веселин Иванов (советник посланник посольства Болгарии в РФ): У нас даже диссидентство было не совсем настоящее, что ли. Не такое, как в других коммунистических странах. С 1986 по 1990 год я работал в Венгрии и могу сравнивать.

Деян Кюранов:

Действительно, сопротивление коммунистическому режиму было в Болгарии очень слабым и началось очень поздно, только во второй половине 1980-х. Были, конечно, отдельные диссиденты, и один из них, Желю Желев, стал впоследствии нашим первым президентом. Но реально они ни на что не влияли и импульса для организованного сопротивления не дали.

Этому было несколько причин. Во-первых, такое сопротивление не могло опираться на церковь, потому что церковь солидаризировалась с властью. Во-вторых, такой опорой не могла стать болгарская эмиграция – слабая экономически и несостоятельная идеологически. В-третьих, сопротивление не было возможности организовать на основе национализма – этому препятствовало доброжелательное отношение болгарского населения к СССР…

Евгений Ясин: Своими вопросами я, кажется, увел разговор в сторону от обсуждаемой темы. Давайте вернемся к экономике.

Евгений Сабуров: Я все же хочу понять, что происходило у вас в то время, которое Иван Крастев назвал потерянным. Наверное, что-то происходило и тогда, в первой половине 1990-х. Я имею в виду освобождение цен, приватизацию…

Иван Крастев:

Происходило движение, но не к той цели, которую ставили перед собой страны Балтии и Восточной Европы. Наши политики изначально не ориентировались на интеграцию в европейское сообщество. Они, повторяю, искали «болгарский путь».

Показательно уже то, как все начиналось. В 1989 году, после падения Берлинской стены, Тодор Живков был отстранен от власти. Но при отсутствии организованной демократической оппозиции коммунисты ее удержали, образовав новое правительство. И один из первых вопросов, который ему предстояло решить, был вопрос о внешнем долге, который составлял тогда около 10 миллиардов долларов.

Евгений Сабуров: У венгров долг был значительно больше. И они, чтобы выплатить его, пошли на продажу своего энергетического сектора.

Иван Крастев: А болгарское правительство просто отказалось платить, что вызвало соответствующее отношение к нам в Европе. Болгария стала выглядеть в ее глазах ненадежным партнером.

Евгений Ясин: Но то правительство, насколько помню, продержалось недолго. В 1990-м в Болгарии прошли первые свободные выборы…

Деян Кюранов:

Да, и на них победили бывшие коммунисты, объявившие себя социалистами. Они, правда, вскоре были сметены массовыми выступлениями. В 1992 году новые выборы выиграл Союз демократических сил (СДС) – оппозиционное политическое объединение правоцентристской ориентации. Однако реформаторов вроде Лешека Бальцеровича или Вацлава Клауса не нашлось и в нем. И управленцами лидеры и активисты Союза оказались никудышными, не говоря уже о том, что обнаружили сильные коррупционные аппетиты.

Короче, они тоже у власти надолго не задержались. В 1993-м их сменило правительство «экспертного» типа, которое за счет приостановки реформ, начатых СДС, сумело обеспечить некоторую стабильность. Но «эксперты» были политически слабы: начав правление под влиянием СДС, в дальнейшем они попали в зависимость от партии этнических турок и все тех же бывших коммунистов – Болгарской социалистической партии (БСП), которая и выиграла затем выборы 1994 года, причем с большим преимуществом.

Евгений Сабуров: Когда у вас были освобождены цены?

Иван Крастев: В январе 1991-го.

Евгений Сабуров: А приватизация? Я знаю, что были болгарские ваучеры.

Иван Крастев: До кризиса 1997 года приватизация проводилась в очень ограниченных масштабах. Во-первых, была возвращена собственность бывшим владельцам, экспроприированная у них при коммунистах. Во-вторых, действительно была массовая ваучерная приватизация небольших и средних предприятий – как правило, заведомо неперспективных. Эффективный собственник в результате этой приватизации не появлялся.

Веселин Иванов:

И население от нее фактически ничего не получило. Ваучер был платный, стоил 25 левов, и его мог купить любой взрослый гражданин Болгарии не старше 80 лет. Кто хотел, покупал. Я, например, приобрел ваучер, моя жена и дочь – тоже. Сейчас они где-то лежат, никому не нужные. Кто-то, конечно, эту бумагу продал, кто-то обменял на акции предприятий, но чтобы люди получали дивиденды – я такого не слышал.

Что касается реституции, т. е. возвращения собственности бывшим владельцам, то она прошла нормально: людям, сумевшим доказать, что они или их родители были собственниками, все было возвращено. Правда, кроме лесов: они считаются национальным достоянием.

Евгений Сабуров: Означает ли это, что в процессе реституции был решен вопрос о собственности на землю?

Йонко Грозев (руководитель программы юридического анализа Центра либеральных стратегий):

Нет, не означает. Дело в том, что большинство крестьян получило в начале 1990-х небольшие земельные участки. При этом рынок земли не возникал и возникнуть не мог, так как не был обеспечен институционально.

Люди не продавали землю, потому что ни у кого не было интереса в покупке мелких участков. В результате сельскохозяйственное производство оказалось у нас в те годы фактически на нуле. И только в последние два-три года наметились изменения. Возник земельный рынок, который очень бурно развивается. Институционально это происходит прежде всего посредством торговли акциями на биржах, чего раньше не было.

Георгий Сатаров (президент Фонда «Индем»):

Насколько я понял, главная ваша проблема в 1990-е годы заключалась в том, что рыночная экономика функционировала при отсутствии соответствующих ей институтов. Но для нас это неразрешимая проблема и поныне. Мы сплошь и рядом сталкиваемся с тем, что институты, импортируемые с Запада, не работают в России так, как они работают на Западе. Накладываясь на нашу социальную ткань, они деформируются, превращаясь в нечто такое, что ничего общего с оригиналом не имеет.