Тайны погибших кораблей (От Императрицы Марии до Курска) - Николай Черкашин

— Но ведь затянувшаяся спасательная операция, напрасное ожидание перенапрягали нервы не только родственников, но и всех, кто следил за ходом операции…

— По нервам людей били те телевизионные шоумены, которые раскрутили нашу трагедию по всем канонам крутого боевика с непредсказуемым финалом. Родственники погибших, сами того не ожидая, сделались участниками жестокого действа, когда им каждый день внушали с телеэкрана, что их сыновей и мужей не торопятся спасать.

Отец капитан-лейтенанта Бориса Гелетина, оставшегося в отсеках «Курска», капитан 1-го ранга Владимир Иванович Гелетин, служит у нас в штабе Северного флота. Когда разворачивалась спасательная операция, он сам, как оператор, находился на посту контроля. За месяц до гибели сына он пережил смерть внука. Это очень мужественный человек. Когда развернулась бешеная, другого слова я не нахожу, травля нашего флота по известным телеканалам, Гелетин сам рвался на телевидение: «Дайте мне сказать все, как было…» Не дали…

— А как все было? Что он хотел сказать?

— Я думаю, он еще скажет все, что хотел сказать. А как все было довольно честно показал телерепортер РТР Аркадий Мамонтов. Хочу лишь сказать, что нашим спасателям была поставлена задача на порядок труднее, чем норвежским водолазам. Нашим акванавтам надо было обеспечить герметичный вход в лодку через кормовой аварийно-спасательный люк, что оказалось невозможным не по причине плохой техники или малоопытности спасателей, а из-за глубокой трещины на комингс-площадке. Чего никто не ожидал. Норвежцам же предстояло лишь открыть крышку люка. Они это сделали спустя сутки с помощью манипуляторов подводного робота.

— Один из главных упреков — почему так поздно пригласили иностранцев, и даже почему препятствовали им в работе.

— Последнее обвинение — полная чушь! Все, что им от нас требовалось, мы предоставляли немедленно. Единственное ограничение было — работать только в корме. И то по просьбе норвежцев мы пустили их водолазов к шестому реакторному отсеку, где они сделали замеры радиоактивности. Их приборы показали: «Ноль. Точка. Ноль». После чего они могли погружаться без опаски «схватить дозу».

Почему не пустили их в нос? Потому что никаких дел для спасателей там не было. Тем более что норвежские водолазы были вовсе не спасателями, а монтажниками подводных нефтяных конструкций. Не забывайте, что подводные крейсера, подобные «Курску», по-прежнему находятся на вооружении нашего флота и уже в силу этого являются режимными объектами. Даже в полуразрушенном виде он остается носителем некоторых военных секретов. Поэтому обследовать его должны были только наши специалисты. Ведь осмотреть носовую оконечность ставшего на ремонт в Бергене «Мемфиса» американцы не позволили даже своим союзникам по блоку НАТО. Все недоумения, почему норвежские водолазы, равно как и британская спасательная субмарина, не получили полной свободы действий — просто не корректны.

Что касается «опоздания в приглашении»… На первом этапе спасательных работ никакие иностранцы нам были не нужны. Мы пришли в район не с голыми руками. Нам было чем спасать, и были шансы на успех. И лишь когда стало ясно, что все попытки состыковать аппарат обречены на провал, вот тогда на месте спасательных работ и появились норвежские глубоководники. На этом, втором этапе, когда мы убедились, что живых в корме уже нет, люк можно было открывать любым способом…

Я глубоко признателен норвежским морякам и водолазам за то, что в трудную минуту они оказались рядом.

— Один из московских журналов утверждает: «Отсутствием должной подготовки может объясняться и то, что экипаж „Курска“ не воспользовался никакими спасательными средствами»…

— Не знаю, чего больше в этом утверждении — кощунства или глупости… Разве можно упрекать погибших людей в том, что им не хватило умения воспользоваться спасательными средствами? Если речь идет о тех, кто мог оставаться в корме, то им для спасения надо было открыть аварийный люк. Но то, что им не удалось это сделать, вовсе не говорит об их выучке. Это судьба.

— Ваша версия случившегося?

— Представьте себе, что вам, следователю, сообщают: в джунглях погиб человек. Рядом находились трое недружественных к нему охотников. Возможно, человек нечаянно застрелил себя сам, возможно, его случайно подстрелили другие. Вот и вся информация. Осмотреть тело погибшего крайне сложно. Охотники с места гибели быстро удалились, причем один из них сразу же обратился в ближайшую больницу. На просьбу следователя предъявить свое оружие для экспертизы отказывается… Вот и думай, что хочешь.

Из всех рассматриваемых сегодня версий наиболее логичной считаю столкновение с иностранной подводной лодкой. Удар мог деформировать переднюю часть торпедного аппарата, инициировать взрыв торпеды или иную аварию в носовом отсеке «Курска», из-за которой подводный крейсер уткнулся в грунт и произошел второй — главный — взрыв сдетонировавшего боезапаса.

Как бы там ни было, но вопрос еще и в том, почему на нашем полигоне оказались сразу три иностранные подводные лодки: две американские и одна английская?

В 1987 году, когда группа советских атомных подводных лодок, отклонившись от обычного маршрута, только вошла в западную часть Атлантики, в американском парламенте начались истерические запросы по поводу того, куда смотрит Пентагон и зачем русские подлодки идут к берегам Америки. Замечу, что до тех берегов были еще тысячи миль. А здесь международная группировка из трех атомоходов рыскает у самой кромки морской госграницы России, да еще на полигоне, где проводятся учения со стрельбой.

А если бы я направил к берегам Америки три атомные подводные лодки с разведывательной целью и в районе их действия погиб по непонятным причинам американский подводный крейсер? И тут же одна из российских подлодок срочно встала на ремонт где-нибудь на Кубе и на все предложения предъявить к осмотру ее носовую часть ответил бы категорическим отказом. Какие бы версии стали выдвигать американские журналисты?

Существует международное соглашение о взаимном уведомлении насчет проведения военных учений и маневров. Российская сторона никогда не отказывала американским наблюдателям в их международном праве присутствовать на учениях наших войск или флотов. И в этот раз нашлось бы место на мостике «Петра Великого» американскому адмиралу, если бы тот того пожелал. Зачем же надо было тайно пробираться в район учений Северного флота, создавая предпосылки к аварийно-навигационным происшествиям, навлекая на себя подозрения, осложняя и без того непростые российско-американские отношения?

— Против версии столкновения есть вот какое возражение — цитирую популярное издание: «АПЛ К-141 (то есть „Курск“. — Н. Ч.) имела подводное водоизмещение более 23 тысяч тонн. У американских АПЛ типа „Лос-Анджелес“ и „Сивулф“, ведущих наблюдение за российскими подводными лодками, подводное водоизмещение составляет 7—8 тысяч тонн, а запас плавучести вдвое меньше, чем у „Курска“. В результате столкновения наиболее тяжелые повреждения получила бы субмарина, имеющая меньшее водоизмещение (для наглядности следует представить столкновение „газели“ с „КамАЗом“).»

— Говорят, все сравнения хромают. А это в особенности. Расспросите любого инспектора ГИБДД, и он расскажет вам из своей практики множество случаев, которые никак не укладываются в эту схему: «большая машина — малая машина». И потом, не надо забывать, что «газель», которая столкнулась с нашим «КамАЗом», обладала прочностью бронетранспортера. Но не в этом дело. Ведь все зависит от угла встречи, взаимного положения кораблей, их скоростей. Безусловно, и вторая лодка получила серьезные повреждения, но не летальные. Она могла уйти с места происшествия своим ходом, как до сих пор уходили и «Батон Руж», и «Грейлинг»… Я не сомневаюсь в прочностных характеристиках «Курска», но ведь и небольшой Давид уложил огромного Голиафа камнем, выпущенным из пращи. Главное — куда пришелся удар. У 949-го проекта, к которому принадлежал «Курск», немаловажная в этом плане особенность — все его пусковые ракетные установки расположены вне прочного корпуса и потому легко уязвимы при любом таране.

— Но есть еще и «торпедная версия». Вот как выглядит она в изложении одного довольно знающего автора: «На „Курске“ при стрельбе модернизированной торпедой могло произойти следующее: торпеда почему-то застряла в аппарате, то есть не вышла из него. Но пороховой стартовый заряд сработал… Произошел взрыв, который выбил заднюю крышку торпедного аппарата… За две минуты или чуть более того температура в отсеке поднялась на сотни или даже тысячи градусов. Она-то и вызвала детонацию боезапаса…»

— Мы живем в такое время, когда никто ничему не верит: не верят официальным сообщениям, и это понятно, в оные годы, действительно, много врали, не верят зарубежным пророкам, не верят порой самим себе. И вам не поверят… Что вы на это скажете?