Знаменитые расследования Эркюля Пуаро в одном томе (сборник) - Агата Кристи

– Я бы сказала, вполне хорошие.

– Капитан Маршалл очень любил свою жену?

– Возможно, – произнесла Розамунд. – На самом деле, тут я ничего не могу вам сказать. Капитан Маршалл – человек старых порядков; он не привык кричать с колокольни во всеуслышание о своих супружеских невзгодах, как это принято сейчас.

– Мисс Дарнли, вам нравилась миссис Маршалл?

– Нет.

Это односложное слово прозвучало спокойно и ровно. Это было просто подтверждение очевидного факта.

– Почему?

На лице Розамунд появилась легкая улыбка.

– Несомненно, вы уже обнаружили, что Арлена Маршалл не пользовалась любовью представительниц своего собственного пола? – спросила она. – В обществе женщин она смертельно скучала и не стеснялась это показывать. Тем не менее мне хотелось бы одевать ее. У нее был настоящий дар наряжаться. Одевалась она всегда безупречно. Я бы с радостью имела ее в числе своих клиентов.

– Она много тратила на наряды?

– Должно быть. Но у нее имелись свои деньги, да и капитан Маршалл, разумеется, человек состоятельный.

– Мисс Дарнли, вам никогда не приходила мысль, что миссис Маршалл шантажируют?

На живом лице Розамунд появилось выражение откровенного изумления.

– Шантажируют? Арлену?

– Похоже, это предположение вас удивило.

– Ну да, и немало. Это что-то немыслимое.

– Но все-таки такое возможно?

– На самом деле нет ничего невозможного, ведь так? Жизнь быстро этому учит. Но я в недоумении: чем могли шантажировать Арлену?

– Полагаю, есть определенные вещи, которые миссис Маршалл хотела бы скрыть от своего супруга.

– Ну… да, пожалуй. – Прозвучавшее в ее голосе сомнение она объяснила, добавив с легкой усмешкой: – Наверное, я настроена скептически, но, видите ли, Арлена была печально известна своим поведением. Она никогда даже не пыталась изобразить пристойность.

– Следовательно, вы считаете, что ее муж был в курсе ее… близких отношений с другими мужчинами?

Последовала пауза. Розамунд нахмурилась. Наконец она заговорила, медленно, неохотно:

– Знаете, я даже не представляю себе, что думать. Я всегда считала, что Кеннет Маршалл совершенно искренне принимает свою жену такой, какова она есть. Что он не питает никаких иллюзий на ее счет. Но, возможно, это не так.

– Возможно, он верил ей абсолютно?

– Мужчины такие глупцы! – с некоторым раздражением произнесла Розамунд. – А Кеннет Маршалл при своей внешности человека, умудренного опытом, совершенно не знает жизни. Возможно, он действительно слепо верил своей жене. Возможно, считал, что она лишь… вызывает восхищение.

– И вы не знаете – то есть вы не слышали, чтобы кто-то затаил обиду на миссис Маршалл?

Мисс Дарнли улыбнулась.

– Только недовольные жены, – сказала она. – Но, полагаю, поскольку она была задушена, ее убил мужчина.

– Все указывает на это.

– Нет, мне ничего не приходит в голову, – задумчиво промолвила Розамунд. – Я ничего об этом не знаю. Вам лучше спросить кого-нибудь из тех, кто был близко с ней знаком.

– Благодарю вас, мисс Дарнли.

Розамунд повернулась к маленькому бельгийцу:

– А у месье Пуаро нет никаких вопросов?

На ее лице мелькнула легкая ироничная усмешка.

Улыбнувшись, Эркюль Пуаро покачал головой:

– Никаких.

Розамунд Дарнли встала и вышла.

Глава 8

I

Они стояли в спальне Арлены Маршалл.

Два больших эркера вели на балкон, выходящий на пляж и раскинувшееся дальше за ним море. Заливающий комнату солнечный свет отражался яркими бликами от бесчисленных бутылочек и баночек на туалетном столике Арлены.

Здесь можно было найти любые кремы, бальзамы и мази, применяющиеся в косметических салонах. Трое мужчин деловито изучали этот многообразный мир женщины. Инспектор Колгейт выдвигал и задвигал ящики.

Вдруг он издал неопределенное восклицание. В руках у него была пачка сложенных писем. Вдвоем с Уэстоном они бегло изучили их.

Эркюль Пуаро тем временем прошел к гардеробу. Открыв дверцу, он взглянул на великое множество висящих там платьев и спортивных костюмов. На полках стопками лежало пенистое кружево нижнего белья. Одна из широких полок была полностью отдана шляпам. Две пляжные картонные шляпы – красная лакированная и бледно-желтая… большая гавайская соломенная шляпа… еще одна, темно-синяя, льняная… три или четыре абсурдные мелочи, стоящие, вне всякого сомнения, по несколько гиней каждая… что-то вроде берета – на самом деле лишь маленький кружок черного бархата… бледно-серый тюрбан…

Пуаро стоял, рассматривая все это, и лицо у него расплывалось в легкой снисходительной усмешке.

– Les femmes! – пробормотал он.

Полковник Уэстон закрывал письма.

– Три от молодого Редферна, – сказал он. – Черт бы побрал этого молодого осла! Пройдет еще много лет, прежде чем он научится писать письма женщинам. Те всегда сохраняют письма, хоть и клянутся, что сожгли их… Есть тут и еще одно письмо, в таком же духе.

Он протянул письмо Пуаро. Тот его взял.

Дорогая Арлена! Господи, как же мне тоскливо! Уехать в Китай – и, возможно, не видеться с тобой долгие-долгие годы! Я не представлял себе, что мужчина способен так потерять голову из-за женщины, как из-за тебя потерял голову я. Спасибо за чек. Теперь судебного преследования не будет. И все же я едва выпутался, и все из-за того, что хотел заработать для тебя большие деньги… Сможешь ли ты меня простить? Я хотел украсить бриллиантами твои ушки – твои очаровательные ушки – и обвить твою шею крупными молочно-белыми жемчужинами… вот только все говорят, что жемчуг нынче уже не в моде. Тогда, значит, потрясающий изумруд? Да, именно то, что нужно. Огромный изумруд, холодный, зеленый, полный скрытого огня. Не забывай меня – но ты меня не забудешь, я это знаю. Ты моя – навсегда.

Прощай – прощай – прощай!

Дж. Н.

– Пожалуй, имеет смысл выяснить, действительно ли этот Дж. Н. уехал в Китай. В противном случае – что ж, он может быть именно тем, кого мы ищем. Без ума от этой женщины, идеализирует ее и вдруг узнаёт, что его оставили с носом… Сдается мне, это тот самый мальчишка, о ком упоминала мисс Брюстер. Да, думаю, это может оказаться полезным.

Пуаро кивнул.

– Да, письмо очень важное, – сказал он. – Я нахожу, что оно очень важное.

Развернувшись, детектив обвел взглядом комнату – бутылочки на туалетном столике, раскрытый шкаф, большую куклу Пьеро, вальяжно развалившуюся на кровати.

Затем они перешли в комнату Кеннета Маршалла.

Она располагалась по соседству с комнатой его жены, однако не была смежной и не имела балкона. Комната также выходила на пляж и имела два окна, но была значительно меньше. В простенке между окнами висело зеркало в позолоченной раме. В правом углу стоял туалетный столик. На нем лежали две расчески из слоновой кости, одежная щетка и флакон с лосьоном для волос. В левом углу стоял письменный стол. На столе стояла открытая пишущая машинка, а рядом были аккуратно сложены бумаги.

Колгейт быстро их просмотрел.

– Похоже, все честно, – сказал он. – Так, вот письмо, о котором упомянул Маршалл. Датировано двадцать четвертым числом – то есть вчерашним днем. И вот конверт со штемпелем почтового отделения Лезеркомб-Бэй, поставленным сегодня утром. Вроде бы всё в порядке. Правда, у нас было предположение, что Маршалл мог подготовить ответ заранее.

Он сел.

– Проверьте это, – сказал полковник Уэстон. – Давайте заглянем в остальные комнаты. А то всех держат в коридоре, и люди уже начинают нервничать.

Они прошли в комнату Линды Маршалл. Она выходила окнами на восток, на скалы, нависшие над морем.

Уэстон оглянулся вокруг.

– Не думаю, что здесь что-то есть. Впрочем, возможно, Маршалл спрятал в комнате дочери что-то такое, что не хотел показывать нам. Хотя это маловероятно. Тут ведь нет оружия, от которого нужно было избавиться.

Он вышел из комнаты.

Эркюль Пуаро задержался. Он обнаружил кое-что интересное в камине. Там что-то недавно сожгли. Опустившись на корточки, детектив терпеливо принялся за работу. Все свои находки он разложил на листе бумаги. Большой комок воска неправильной формы… клочки зеленой бумаги или картона, возможно, листок отрывного календаря, ибо на уцелевшем обгоревшем уголке сохранились большая цифра «5» и обрывок напечатанного текста «…благородные поступки…». Также здесь были обыкновенная булавка и обугленное органическое вещество, возможно, волосы.

Аккуратно разложив все в ровный ряд, Пуаро долго смотрел на все.

– «Твори благородные поступки, а не мечтай о них весь день напролет». C’est possible. Но что можно сказать об этой коллекции? C’est fantastique![186]

Затем он взял булавку, и его зеленые глаза сверкнули огнем.

– Pour l’amour de Dieu![187] Возможно ли это?

Пуаро медленно поднялся на ноги и снова обвел взглядом комнату, и теперь на его лице было совершенно другое выражение: строгое, суровое.