Багровая заря - Елена Грушковская

— Теперь тебе никуда от меня не деться, детка. Я буду вечно с тобой.

Седая прядь серебрилась в лунном свете, в глубине тёмных глаз мерцали искорки, её кровь смешивалась с моей, мы были насажены на один шампур, как два куска баранины — лицом друг к другу, грудь к груди, живот к животу. Земля качалась под ногами, но её рука поддерживала меня, и по пронзившему нас железу мне передавался пульс её жизни, её поиск, её одиночество. Одной рукой обхватив меня, другой она вынула изо рта сигарету и уронила на землю.

— Здорово нас пригвоздили, да?

Другое чудовище, подскочившее откуда-то из тьмы — там, за стеной боли — уже заносило меч, чтобы снести голову то ли ей, то ли мне; скорее всего, мне, потому что её голова была ему явно не нужна. Мы с ней стояли, как сиамские близнецы, сросшиеся животами, и объединявшей нас пуповиной был длинный узкий кусок железа.

— Аврора! — Кто-то летел к нам с другой стороны, отчаянно пытаясь успеть, а меч был уже занесён. — Аврора!

Она сказала:

— Что ж, неплохой конец, детка. Можно было бы придумать и что-нибудь получше, но и так сойдёт.

Я спросила:

— Что ты ищешь?

— Не знаю, — сказала она. — Покой? Вряд ли. Аделаида стремилась к покою, и она его нашла на гильотине. Любовь? То же вряд ли, потому что железный прут от перил крыльца ранил мне сердце. Теперь ты чувствуешь, каково это — быть насаженной на вертел? Да, неприятно… Дружбу? И это вряд ли, потому что друзья могут предать — это ты тоже испытала на своей шкуре, не так ли? Я не знаю, что я ищу. Да теперь уже и не найду. Может, тебе это удастся.

Меч был занесён, чтобы срубить мне голову и оборвать мою жизнь единственно возможным способом, но её рука упёрлась ладонью мне в лицо и отогнула меня назад, как тот прут в перилах крыльца. И железо, продолжая своё движение по дугообразной траектории, встретилось с её длинной белой шеей. Кровь выплеснулась мне в лицо, и мы упали: я, с головой на плечах, и она, без головы — в одну сторону, а её голова с седой прядью в растрёпанных волосах — в другую. Мы лежали, соединённые железной пуповиной, которая пульсировала:

— Может, тебе это удастся. Может, тебе это удастся. Может, тебе это удастся.

Её рука ещё обнимала меня, а чудовище, увидев, что оно поразило не ту цель, зарычало удивлённо и злобно. Но недолго ему было удивляться: подоспело новое разящее железо и снесло ему голову. Надо мной с победоносным мечом в руке стоял Каспар, мой старый друг, с которым мы стояли в вертикальных ямах-«гробах» в тюрьме Кэльдбеорг, и который не должен был стать врагом.

— Аврора! — закричал он, бросаясь ко мне.

Я лежала с ёкающими кишками, сочащимися кровью, пронзёнными железной пуповиной, по которой в меня ещё втекало может, тебе это удастся; обнимаемая рукой Эйне, я улыбалась светлеющему небу и повторяла:

— Может, мне это удастся. Может, мне это удастся. Может, мне это удастся.

9.20. Утро

Каспар держал мою руку, гладил по волосам и повторял:

— Держись, старушка… Это пустяки. Главное — голова цела.

Облизнув пересохшие губы, я схватила Каспара за рукав и прохрипела:

— Доложи обстановку…

Склонившись надо мной, он негромко сказал:

— Весь отряд Октавиана, располагавшийся на кладбище, ликвидирован. Наши потери минимальны.

— А Октавиан? Опять ушёл?

Каспар усмехнулся.

— Нет, Аврора, на этот раз мы его не упустили. Готовься раздавать награды.

— Значит, Алекс его накрыл?

— Они загнали его в пустыню. Он убегал с кучкой охранников, но его окружили, и ему пришлось принять бой. Живым он не дался, но и группа Алекса немного поредела.

Я застонала:

— Там же Гриша… Он цел?

Каспар покачал головой.

— Малышу сильно досталось. На нём нет живого места. Его уже отправили в клинику к доку Гермионе, куда сейчас отправишься и ты, старушка.

— Голова Эйне, — пробормотала я. — Надо взять… не забудьте…

— Возьмём, — заверил Каспар. — Не тревожься и не разговаривай.

— Карина… — прошептала я, и меня накрыла коричневая жужжащая пелена.

Утро только начиналось.

9.21. Тьма за окном

Разбудило меня чьё-то тихое всхлипывание. За окном была тьма, а возле меня, уткнувшись лицом в край моей подушки, сидела Карина. Её плечи вздрагивали, и до моего слуха доносились тоненькие всхлипы. Моё сердце ёкнуло от нежной жалости.

— Карина, золотце моё… Куколка! Что ты, не плачь… Всё хорошо.

Она подняла заплаканное лицо, бросилась на меня, стиснула, вцепилась и очень долго не отпускала.

— Мамочка… Мамуля, как ты?

— Да уже почти хорошо, — сказала я. — А ты почему не спишь? Сейчас как будто ночь.

— Не могу… Не могу спать. Мамочка, тебя очень тяжело ранили, и я думала, что ты…

— Ну что ты, родная. Если моя голова на плечах — значит, я выживу. Если бы её сняли — ну, тогда мне конец.

Она осторожно и боязливо положила руку мне на живот.

— Я видела тебя на носилках, всю в крови, — прошептала она жалобно, с содроганием.

— Мне очень жаль, что ты это увидела, куколка, — сказала я. — Не знаю, как это получилось… Была суматоха, и никто не позаботился о том, чтобы оградить тебя от этого зрелища.

Она прильнула ко мне всем телом, прижалась к моей щеке.

— Я бы не смогла пережить это ещё раз, мама…

— Этого больше не будет, малыш. Обещаю.

Её пальцы ворошили мне волосы. Она доверчиво и нежно прижималась к моему плечу.

— Значит, и Гриша тоже поправится?

Признаюсь, моё пронзённое железом нутро слегка ёкнуло, но я сказала:

— Да, само собой. — И поинтересовалась: — Как он там, кстати?

— Он лежит, как пришпиленная бабочка, — сказала Карина. — С таким же аппаратом на крыльях, какой был у тебя.

Я прижалась губами к её лбу.

— Иди, отдохни, моя маленькая. Ты устала, тебе надо поспать.

9.22. Конец Октавиана и глупая девчонка

Телохранители несли Октавиана с подбитым крылом, преследуемые «волками» во главе с Алексом. Он терял их одного за другим: «волки» испепеляли их. Но телохранители были такие отборные ребята, что многим «волкам» не поздоровилось в этой погоне, в том числе и Грише. В конце концов у Октавиана остался только один, последний телохранитель, который нёс его, потому что сам вожак «Истинного Ордена» не мог лететь из-за сломанного крыла. Когда и последнего телохранителя испепелили, Октавиан всё равно не пожелал сдаваться. Он вступил с Алексом в поединок.

— Дрался он до последнего, — проговорил Алекс задумчиво. — Трусом я бы его не назвал. Даже когда я обрубил ему оба крыла, он ещё стоял на ногах и отбивался. Я ему много раз предлагал сдаться, обещал, что «Аврора» сохранит ему жизнь, но он отвечал каждый раз одно и то же: «В гробу я видал вашу “Аврору”». Под конец он был уже совсем слабый, и я, чтобы его не мучить, просто снёс ему голову… Не знаю, честно ли это было.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});