«На пиру Мнемозины»: Интертексты Иосифа Бродского - Андрей Ранчин

329

Этот инвариантный мотив встречается у многих стихотворцев XVIII века, например у А. Д. Кантемира (Кантемир А. Д. Сочинения, письма и избранные переводы. СПб., 1867. Т. I. С. 285) и у В. К. Тредиаковского (Тредиаковский В. К. Сочинения. СПб., 1849. Т. I. С. 742–743).

330

Verheul К. Iosif Brodsky’s «Aeneas and Dido»// Russian Literature Triquarteriy. 1973. № 6. P. 500. Ср.; Zeeman P. Notes on the Theme of Love and Separation in Iosif Brodskij’s Poetry // Dutch Contributions to the Tenth International Congress of Slavists. Sofia, September 14–22, 1988. Literature. Amsterdam, Rodopi, 1988 (Studies in Slavic Literature and Poetics. Vol. 13). P. 337–348.

331

Сравнение пути, проделанного душой умершей, с бездонной бездной — полемическая реминисценция из ломоносовского «Вечернего размышления о Божием Величестве»: «Открылась бездна звезд полна; / Звездам числа нет, бездне дна» (Ломоносов М. В. Полное собрание сочинений. Т. VIII. М.; Л., 1959. С 120). Ломоносов воспевает благость и величие Творца, лирический герой Бродского скорбит о невозвратной потере и жалуется на Бога, разлучившего его с нею.

332

Одним из источников такого уподобления могла послужить именно поэзия Державина, сравнившего в «Ласточке» душу с птицей, а в «Лебеде» (подражании оде Горация «К Меценату») изобразившего метаморфозу поэта, превращающегося в лебедя.

Сравнение адресата с ласточкой встречается в стихотворении Бродского «К семейному альбому прикоснись…»: «К семейному альбому прикоснись / движением, похищенным (беда!) / у ласточки, нырнувшей за карниз, / похитившей твой локон для гнезда» (II; 335).

333

Об образе ласточки у Мандельштама см., например: Гинзбург Л. Поэтика Осипа Мандельштама // Гинзбург Л. О старом и новом: Статьи и очерки. Л., 1982. С. 282–285. Ср. образ ласточки — гостьи из иного мира и лирической героини в поэзии М. И. Цветаевой («П. Э, 2», «Бессоница, 11», «Не самозванка — я пришла домой…», «Молодость, 2»).

334

Заболоцкий Н. А. Стихотворения. Поэмы. Тула, 1989. С. 294.

335

Cм. об этом: Курганов Е. Бродский и Баратынский // Звезда 1997. № 1. С. 207–208.

336

Об этом пишет Леонид Баткин. См.: Баткин Л. Тридцать третья буква: Заметки читателя на полях стихов Иосифа Бродского. М., 1997. С. 321–322.

337

Стол в этом стихотворении соотнесен не только с державинским столом из стихотворения «На смерть князя Мещерского», но и с «похоронным», погребальным столом в поэзии Марины Цветаевой. Стал в одноименном цветаевском цикле — символ и творчества, и смерти: «Мой письменный верный стол!»; «Вас положат — на обеденный, / А меня — на письменный» (Цветаева М. Сочинения: В 2 т. Т. 1. М., 1980. С. 312, 318). Зубчатая пасть и крюк, возможно, навеяны цветаевским сравнением, относящимся к столу: «Испытанный — как пила / В грудь въевшийся — край стола!» (Там же. С. 313). Зазубрины и зубец у Цветаевой ассоциируются со смертью также в «Поэме горы»: «Персефона, зерном загубленная! / Губ упорствующий багрец, / И ресницы твои — зазубринами, / И звезды золотой зубец» (Там же. С. 368).

«Спрятанная» отсылка к этим же строкам Цветаевой — лексема «зерно» — содержится в стихотворении Бродского «В горах»: «В этом мире страшных форм / наше дело — сторона. / Мы для них — подножный корм, / многоточье, два зерна» (III; 86). Тексты Бродского и Цветаевой сближают также и заглавие, и сходные персонажи, «Я» и «Ты». Впрочем, цветаевская религиозная символика и мотив «завета» любви (см. об этом: Венцлова Т. Поэма горы и Поэма конца Марины Цветаевой как Ветхий Завет и Новый Завет // Венцлова Т. Собеседники на пиру: Статьи о русской литературе. Vilnius, 1997. С. 212–225) Бродским отсечены; их вытеснил инвариантный мотив не-бытия, не-существования.

Образ рыбы на крюке соотнесен также со стихотворением Н. А. Заболоцкого «Рыбная лавка»: «Тут тело розовой севрюги, / Прекраснейшей из всех севрюг, / Висело, вытянувши руки, / Хвостом прицеплено на крюк» (Заболоцкий Н. А. Стихотворения. Поэмы. С. 42). У Заболоцкого восходящий к Державину мотив «великолепия яств» соединен с трагическим мотивом убиения живых существ человеком.

338

На темно-голубом эфиреЗлатая плавала луна;В серебряной своей порфиреБлистаючи с высот, онаСквозь окна дом мой освещалаИ палевым своим лучомЗлатые стекла рисовалаНа лаковом полу моем.

(«Видение мурзы» — с. 109)

Солнце, войдя в зенит,луч кладет на паркет, себя этим деревенит.

(«Полдень в комнате» — I; 447)

339

Bethea D. Joseph Brodsky and the Creation of Exile. P. 77–78.

340

Brodsky J. Less than One: Selected Essays. [Б. м.] «Viking», 1986. P. 130–131; ср.: «Сын цивилизации» ([V (2); 96–97], пер. Д. Чекалова).

О Бродском и Мандельштаме см.: Knox J. Iosif Brodskij’s Affinity with Osip Mandel’stam. Cultural Links with the Past. Dissertation <…> for the Degree of Doctor of Philology. The University of Texas at Austin. August 1978; Burnett L. The Complicity of the Real: Affinities in Poetics of Brodsky and Mandelstam // Brodsky’s Poetics and Aesthetics. P. 12–33.

341

См.: Д. С. [В. Сайтанов]. Пушкин и Бродский // Поэтика Бродского: Сб. статей / Под ред. Л. В. Лосева. N. Y., Tenafly, 1986. С. 207, 211,217; Полухина В. Бродский глазами современников: Сб. интервью. СПб., 1997. С. 67, 79, 95–96, 113, 128–130, 160–161, 251 (текст книги расширен по сравнению с ее английским вариантом: Brodsky through the Eyes of His Contemporaries. The Macmillan, 1992); Лосев Лев. Or переводчика. [Вступит, заметка к публикации: Иосиф Бродский: труды и дни. О Пушкине и его эпохе] // Знамя. 1996. № 6 С. 144–145; Стрижевская Н. Письмена перспективы: О поэзии Иосифа Бродского. М., 1997. С. 8. Наиболее подробный обзор работ по этой теме и развернутое сопоставление поэтики Бродского и Пушкина принадлежат В. П. Полухиной: Polukhina V. Pushkin and Brodsky: the Art of Self-deprecation // Pushkin’s Secret. Ed. by J. Andrew and R. Reid. Vol. 1. London, 2001 (forthcoming).

Сводка реминисценций из Пушкина у Бродского составлена О. А Лекмановым и А. Ю. Сергеевой-Клятис в заметке «АС Пушкин» (Лекманов О. А. Книга об акмеизме и другие работы. Томск, 2000. С. 338–342). Однако вывод авторов, что Бродский «с почти неправдоподобной частотой» цитирует «расхожие пушкинские строки» и что они «воспринимаются читателем уже не как факт русской культуры, но как факт быта», и мысль, что такая цитация отражает судьбу пушкинских строк, ставших достоянием языка, «стертых в пятачок самим временем» (Там же. С. 342), представляется мне поспешной. Бродский любит цитировать хрестоматийные тексты и других поэтов — например Крылова, Лермонтова, Тютчева и Блока. При этом и их строки, и стихи других поэтов, подобно пушкинским, часто превращаются в собственность самого русского языка Случай Пушкина, может быть, наиболее показательный, но не принципиально иной.

342

Кушнер А. Здесь, на земле // Знамя. 1996. № 7. С. 147. Ср.: Иосиф Бродский: труды и дни / Ред. — сост. П. Вайль и Лев Лосев. М., 1998. С. 157.

343

Найман А. Рассказы об Анне Ахматовой [Изд. 2-е, доп.]. М., 1999. С. 357–358.

344

Гершензон М. О. Мудрость Пушкина. М., 1919. С. 14, 16,39.

345

Солженицын А. И. «…Колеблет твой треножник» // Солженицын А. И. Публицистика: В 3 т. Т. 3. Ярославль, 1997. С. 247. Выделено Солженицыным.

346

См. характеристику поэтического мира Бродского в кн.: Polukhina V. Joseph Brodsky: A Poet for Our Time. Cambridge; New York; Port Chester; Melbourne; Sydney, 1989. P. 169–181 (гл. «Man-word-spirit»), О самоотчуждении как об инвариантном мотиве поэзии Бродского см. также: Крепс М. О поэзии Иосифа Бродского. Ann Arbor, 1984.

347

См. об этих темах и мотивах: Гаспаров Б., Паперно И. К описанию мотивной структуры лирики Пушкина // Russian Romanticism: Studies in the Poetic Codes. Ed. N. A Nilsson. Stockholm, 1979. (Acta Universitatis Stockholmiensis. Stockholm Studies in Russian Literature. Vol. 10) P. 9–44.

348

См.: Жолковский А. К. «Превосходительный покой»: об одном инвариантном мотиве Пушкина // Жолковский А. К., Щеглов Ю. К. Работы по поэтике выразительности: Инварианты — Тема — Приемы — Текст. М., 1996. С. 240–260.

349

Ср. слова Бродского из французского телефильма Виктора Лупана и Кристофа де Понфили «Poete russe — citoyen american»: «Это последнее поколение, для которого культура представляла и представляет главную ценность из тех, какие вообще находятся в распоряжении человека. Это люди, которым христианская цивилизация дороже всего на свете. Они приложили немало сил, чтобы эти ценности сохранить, пренебрегая ценностями того мира, который возникает у них на глазах» (цит. по: Лопухина В. Бродский глазами современников. С. 99, прим. 18).