Охотник за смертью: Восстание - Саймон Грин

Капитан посмотрел на Фрост, которая все еще не могла оторвать взгляда от снующих взад и вперед жуков.

— Как вы думаете, у них есть хоть какое-нибудь индивидуальное сознание? — спросил он наконец. — Или они разумны, только когда собираются вместе, как сейчас?

— Этого никто не знает, — ответила Фрост. — Считается, что разум у них коллективный — вся раса представляет собой один большой улей. Но ни доказать, ни опровергнуть эту теорию никто не может. Наша техника тут бессильна, а экстрасенсы ничего не могут услышать по причине сильнейших головных болей. Единственный способ вступить в контакт с местными жуками — это дождаться, пока они соберутся в конструкцию вроде той, что мы сегодня видели. А сами они рассказывают о себе так мало, как только возможно.

— А чем занимаются ученые со станции?

— В основном пишут прошения о переводе в какое-нибудь другое место. Не могу их за это осуждать. У меня от этой планеты мурашки по спине бегают.

Сайленс постарался ничем не выразить своих чувств, но удалось ему это с большим трудом. Он удивился бы меньше, если бы разведчица вдруг объявила себя пацифисткой. Если Фрост говорит, что ей здесь неуютно, значит, это действительно странное место. Разведчица никогда ничего подобного не говорила. Сайленс решил, что пора сменить тему.

— Вы знали, что наши химикалии для них — что-то вроде наркотика?

— Нет, — ответила Фрост. — Но это интересно. Если теория одного улья верна, то эти твари размазаны по планете слишком тонким слоем, чтобы мы могли им хоть как-то повредить. А наркотики, к которым они уже привыкли, позволят нам с легкостью их контролировать. За дозу наркоман отдаст все что угодно.

— Очень эффективно, — кивнул Сайленс. — Империя всегда любила такие методы. И чем жестче, тем лучше.

Он оглянулся и обвел взглядом копошащихся черных насекомых. Под палящими лучами солнца они без устали трудились на благо Империи. Но если капитан и увидел какое-то сходство между ними и собой, он все равно промолчал.

Хром XIII был своеобразен во всех смыслах этого слова. Первый побывавший в этой системе исследовательский корабль чуть было не пролетел мимо планеты. Существование разумной жизни на таком расстоянии от угасающего, холодного солнца считалось невозможным. Но что-то на поверхности Хрома XIII привлекло внимание капитана, и он решил все же спустить вниз исследовательские зонды. Когда они получили результаты исследований, даже видавшие виды офицеры разинули рты. Там, внизу, внутри огромного газового шара, который, собственно, и носил имя Хром XIII, существовала странная нематериальная жизнь. Тот самый чистый разум, существование которого противоречило всем физическим законам.

«Неустрашимый» завис на самой удаленной от планеты орбите, какую только смог рассчитать корабельный штурман. Сайленс и Фрост наблюдали на обзорном экране, как выпущенные ими зонды погружаются в атмосферу невероятной планеты. Камеры зондов поочередно передавали на экран изображения одно непонятнее другого. Яркость изображения была такой, что аппаратура могла перегореть каждую секунду.

Твердой поверхности у газовой планеты не обнаружилось. Там вообще не было ничего твердого. Зонды погружались все глубже и глубже. На экране сменяли друг друга немыслимых оттенков цветовые пятна и яркие, светящиеся области. Цвета смешивались и перетекали один в другой, мелькали странные тени — и во всем этом мельтешений нельзя было уловить ни малейшего смысла. Цветовые пятна простирались на тысячи миль, в облаках виднелись огромные воронки диаметром со средних размеров луну — они тоже переливались всеми оттенками. Их окружали океаны голубого тумана, темного, как сама ночь. То и дело среди всего этого великолепия вспыхивали яркие молнии — и исчезали так быстро, что человеческий глаз не успевал их рассмотреть.

— Эти вспышки и есть туземцы? — спросил Сайленс.

— Мы думаем, что да, — ответила Фрост. — Но здесь ни в чем нельзя быть уверенным. Во всяком случае, молнии обладают рядом свойств, которые мы привыкли считать признаками жизни. Они реагируют на внешние воздействия, поглощают свет в одном диапазоне и излучают в другом и, похоже, общаются друг с другом, хотя все наши трансляторы не в силах расшифровать их язык. А еще они воспроизводятся и внезапно исчезают по необъяснимым причинам.

— Замечательно, — сказал Сайленс, стараясь не показывать, насколько ему не по себе. — Ну и как же мы собираемся с ними общаться?

— Никак, — ответила Фрост. — Мы даже не знаем, подозревают ли они о нашем присутствии. Лучше бы не подозревали. К чему нам это?

Сайленс изумленно приподнял брови:

— И Империю устраивает такое положение вещей?

— Вполне. У них нет ничего такого, что может нам понадобиться.

— Так какого черта мы здесь делаем? — удивился Сайленс.

— Приглядываем за ними. Мы ведь даже представить себе не можем, на что они способны. Кто знает, каков предел возможностей этих существ, если с нашей точки зрения невозможно само их существование? А вдруг они догадаются о нашем присутствии? Если эти существа решат покинуть свою планету и заглянуть в какой-нибудь населенный мир, нам придется плохо. Каждая из молний — это разряд в несколько миллиардов вольт, и неизвестно еще, какие силы действуют там, внизу. Очевидно только, что таких сил хватает. Так что мы ничем не сможем остановить их, если они решат на нас напасть.

Бессмысленно применять оружие против того, у кого нет тела.

— Замечательно! — сказал Сайленс. — Ну просто потрясающе. Значит, теперь у нас наконец есть о чем беспокоиться. Итак, сказать мы им ничего не можем, угрожать — тем более, и мы даже не уверены, что они знают о нашем визите.

— Совершенно верно, — подтвердила Фрост. — Все, что мы можем, — это сбросить вниз пару сотен зондов-наблюдателей и убраться отсюда.

— Вступай в Имперскую армию, и ты увидишь Вселенную, — мрачно изрек Сайленс. — Встретишь необычные, интересные формы жизни и сбежишь от них. Штурман, мы убираемся отсюда к чертовой матери. У меня голова трещит от всего этого.

Последняя планета в их списке называлась Эпсилон IX. Тут без тяжелых скафандров было не обойтись. Сила тяжести на Эпсилоне IX в пять раз превосходила нормальную, воздух представлял собой смесь ядовитых газов, каждый из которых был смертелен для человеческого организма. Атмосферное давление превосходило давление воды на дне океанической впадины, и воздух был таким же плотным, как эта вода. В довершение всего вся поверхность планеты, от северного полюса до южного, была покрыта толстым слоем липкой грязи. В некоторых местах глубина ее была не больше пары футов — и это здесь называлось сушей. Удивительно грязная суша. Кое-где над ее поверхностью поднимались небольшие холмы — они вырастали за одну ночь и за день успевали растечься грязной лужей.