BATTLEFRONT: Сумеречная рота - Александр Фрид

ей оставалось лишь наблюдать за событиями и слушать вопли ликования, говорившие ей, что Пиньямба захвачена.

Захвачена теми самыми людьми, которых она пыталась защитить, одеть и накормить.

Она не понимала этого. Когда настал момент, она сдалась повстанцам без сопротивления.

Теперь, через два дня после сражения, она официально считалась военнопленной Альянса. Из-за количества пленных, взятых во время мятежа, — вся имперская администрация, все агенты ИСБ вплоть до надзирателей промышленных производств Пиньямбы — ее выпускали из-под стражи на временные работы под присмотром волонтера.

Неофициально она работала в кантине своего дяди.

Сама кантина после кризиса стала убежищем. Когда дядю Тары выпустили из заключения, он немедленно превратил кантину в пункт раздачи безвозмездной помощи. В то время как одни жители Пиньямбы не пострадали от революции, у других сгорели дома или было конфисковано имущество. Им нужна была помощь, и остальные были готовы им помогать. И поскольку в кантину приходили волонтеры, она также стала местом обмена информацией о восстановлении Пиньямбы, местом митингов и дискуссий по поводу того, как управлять городом теперь, когда власть Империи кончилась. Здесь всегда было людно, и потому у Тары хватало работы. Она отслеживала поступление и раздачу товаров, чинила сломанные машины, передавала сообщения, подавала напитки.

Дядя пристально следил за ней, хотя и пытался не выдавать этого. Она могла бы саботировать его действия, но зачем?

Она ощущала на себе взгляды завсегдатаев, разнося подносы к столам, за которыми сидели рабочие с горноперерабатывающего завода. Предприятие не вернется к работе неделю, а то и больше, так что у стариков было свободное время.

— Я знаю, кто ты, — сказал один из рабочих. Она узнала его — пожилой салластанин с вислыми ушами и щеками. Он первым открыто высказался против Императора в ее присутствии несколько месяцев назад. Остальные побоялись. Девушка не донесла на него.

Он ласково сжал морщинистой рукой ее запястье. Ей захотелось ударить его, но она заставила себя улыбнуться. Тара не могла себе позволить устраивать беспорядки.

— Я и не пытаюсь скрыть этого, — тихим голосом отрезала она.

Старый салластанин похлопал ее по руке и отпустил.

— Все мы выбираем ту или иную сторону, — сказал он. — Нет ничего постыдного в том, что выбрал неправильно.

Тара удивленно уставилась на салластанина. Затем поставила поднос на стол и ушла.

Не всем нравилось, что Пиньямба присоединилась к повстанцам. Тара умела интерпретировать тревожные шепотки, надоедливые анекдоты с подтекстом неудовлетворенности. Слово «нестабильность» не сходило с уст салластан, которые опасались, что повстанцы могут сделать с их домом.

Они не смели высказываться открыто. Она тоже. Но ей захотелось вернуться к тому старику и спросить всех их: «Кто говорит, что я выбрала не ту сторону?»

Она любила дядю и любила Пиньямбу, но ее товарищи были мертвы. Грудь ее была перевязана, и передвигалась она с трудом, прихрамывая. Если Империя вернется, Тара была намерена вступить в какой-нибудь легион штурмовиков.

И все же…

…сама мысль о том, чтобы направить винтовку против тех людей, что сейчас сидели в кантине, заставляла ее содрогаться. Капли воды, чая и эля стекали по стенкам стаканов, которые она приносила от стойки и назад.

Тара надеялась, что мир продержится хотя бы некоторое время.

Глава 41

ПЛАНЕТА САЛЛАСТ

Три дня после осады Иньюсу-Тор

Сумеречная потеряла более трети солдат. Еще порядка сотни получили слишком тяжелые ранения, чтобы оставаться в строю. Намир был уверен, что некоторые так никогда и не вернутся в Сумеречную. Другие уйдут с боевой службы и вступят в поредевшую команду вспомогательного персонала — во время осады сражались все, и теперь Сумеречной недоставало не только солдат, но и инженеров с медиками, а из-за потери вместе с «Громовержцем» дроидов-рабочих рота осталась даже без поваров, переводчиков и механиков.

В числе раненых оказался и Гадрен. Он потерял руку при взрыве гранаты в последние часы сражения.

— Мы крепче людей, у нас есть запасные руки! — не раз заявлял он в последующие дни, всегда одним и тем же тоном, словно это было заклинание, а не шутка. Несмотря на ранение и запрет Фон Гайца, по утрам он работал вместе с трофейной командой на «Громовержце», выискивая среди обломков припасы, снаряжение и личные вещи друзей.

Таракашка погибла. Гадрен рассказал Намиру о ее последней героической атаке.

— Она бросилась в гущу битвы с развевающимися, словно знамя, рыжими волосами, молча и решительно. На нас летел мотоспидер без пилота, нагруженный взрывчаткой. Она перепрыгнула через штурмовиков. В нее стреляли раз за разом, но лишь задевали, а потом она в упор пальнула по мотоспидеру, и он исчез в клубах пламени. Она погибла, но спасла нас.

— Тут есть хоть доля правды? — спросил Намир.

— В сражении ни в чем нельзя быть уверенным до конца, — сказал Гадрен низким жутковатым голосом.

Больше никто из тех, с кем разговаривал Намир, не видел ее гибели, так что пусть Гадрен рассказывает эту историю как желает. Вряд ли Таракашка была бы против.

Интересно, почему она выбрала это имя?

Жаль, что он не узнал ее лучше.

Он так и сказал Головне, когда они шли по верхнему склону горы. Официально они проверяли, не осталось ли какой угрозы рабочим, которые ездили из Пиньямбы на горноперерабатывающий завод, — какие-нибудь неразорвавшиеся снаряды или контактные мины, хотя они оба не слишком годились для этой работы.

— Тут уж ничего не поделаешь, — сказала Головня. Намир хотел было рявкнуть на нее, но она продолжала. — Все было у нее в порядке. Ты не был ей нужен, но свою роль сыграл.

Намир кивнул, опустился на колени, поднял острый осколок обсидиана и швырнул его вниз.

— Я понял. Но единственно, почему я все еще здесь…

«Я не