Сон в красном тереме. Т. 1. Гл. I – XL. - Сюэцинь Цао

– Что это за птичка? – спросил Баоюй.

– «Яшмовый хохолок», – с улыбкой ответил Цзя Цян. – Она ученая, умеет держать в клюве флажок и делать разные фокусы.

– Сколько ты за нее заплатил?

– Один лян и восемь цяней серебра.

Цзя Цян попросил Баоюя посидеть, а сам пошел к Лингуань.

Баоюй, разбираемый любопытством, сразу забыл о цели своего прихода и осторожно приблизился к двери.

– Смотри, что я тебе принес! – сказал Цзя Цян, обращаясь к Лингуань.

Девочка приподнялась на подушке.

– Будешь теперь играть с этой птичкой. Все веселее! Сейчас увидишь, какие штуки она выделывает.

Он взял горсточку зерна и показал птичке. Та вскочила на помост, начала смешно прыгать и размахивать флажком. Прибежали остальные девочки-актрисы и так и покатились со смеху, но Лингуань по-прежнему оставалась хмурой, раз-другой улыбнулась и опять опустилась на подушки.

На вопрос Цзя Цяна, понравилась ли ей птичка, Лингуань в сердцах ответила:

– Мало того, что нас держат в этой тюрьме и учат кривляться, так ты еще притащил птицу, которая тоже кривляется! Будто в насмешку над нами! Чтобы мы поняли, кто мы такие!

– Ох, и дурак же я! – воскликнул Цзя Цян. – Истратил почти два ляна серебра, чтобы тебя хоть немного развлечь! А ты вон что говоришь! Ладно! Выпущу птичку на волю, не сердись только!

Он выпустил птичку, а клетку сломал.

– Птица, конечно, не человек, но и у нее есть свое гнездышко, зачем же превращать ее в глупую забаву?! Сегодня я снова кашляла кровью, и госпожа велела позвать доктора, а ты куда-то пропал. Оказывается, побежал за какой-то птичкой, чтобы посмеяться надо мной! Никому я здесь не нужна, никто обо мне не заботится! Я даже рада, что заболела!

– Ведь совсем недавно я говорил с доктором! – стал оправдываться Цзя Цян. – Он сказал, что ничего серьезного у тебя нет, примешь раз-другой лекарство, и все пройдет. Кто мог подумать, что ты опять начнешь кашлять? Я мигом сбегаю за доктором!

И Цзя Цян бросился к двери.

– Постой! – остановила его Лингуань. – Если будешь бегать по такой жаре – заболеешь, зачем мне тогда доктор?

Только сейчас Баоюй понял, почему Лингуань чертила на земле иероглиф «цян», и ошеломленный бросился прочь.

Цзя Цян, поглощенный мыслями о Лингуань, даже не заметил его ухода. Баоюя проводили девочки.

Терзаемый сомнениями, Баоюй возвратился во двор Наслаждения пурпуром и там увидел Дайюй и Сижэнь, они о чем-то беседовали.

– Все, что я сказал тебе вчера вечером, – вздор, – едва переступив порог, заявил он Сижэнь. – Недаром отец считает меня дураком и тупицей! Я мечтал утонуть в реке ваших слез! Какая нелепость! Нет, ваши слезы принадлежат вам, а не мне! Так что оплакивайте кого хотите!

Разговор накануне Сижэнь восприняла как шутку и уже успела забыть, поэтому сказала со смехом:

– Да ты и в самом деле сошел с ума!

Баоюй промолчал. Только сейчас он понял, что каждый заботится лишь о собственной судьбе, и с этого дня, сокрушенно вздыхая, думал:

«Кто же окропит слезами мою могилу?»

Между тем Дайюй, заметив, что Баоюй не в себе, решила, что это опять какое-то наваждение, и как ни в чем не бывало сказала:

– Я только что от твоей матушки, оказывается, завтра день рождения тетушки Сюэ. Мне велели узнать, собираешься ли ты к ней в гости. Если собираешься, предупреди матушку!

– Я не был даже у старшего господина Цзя Шэ в день его рождения, зачем же мне ходить к тетушке? Я вообще не хочу, чтобы меня кто-нибудь видел. Да и как в такую жару надевать выходной костюм? Нет, ни за что не пойду! Думаю, тетушка не рассердится.

– Как ты можешь так говорить? – вскричала Сижэнь. – Тетушка и живет недалеко, и по родству тебе ближе, чем старший господин. Что она подумает, если ты не придешь ее поздравить? А боишься жары, встань пораньше, поздравь ее, выпей там чаю и возвращайся домой! Все же лучше, чем совсем не пойти.

– Да, да! – со смехом воскликнула Дайюй, не дав Баоюю рта раскрыть. – Ты непременно должен навестить сестру Баочай, хотя бы за то, что она отгоняла от тебя комаров.

– Каких комаров? – спросил изумленный Баоюй.

Сижэнь ему рассказала, как накануне днем он уснул, а она попросила барышню Баочай побыть с ним немного.

– Напрасно ты это сделала! – укоризненно покачал головой Баоюй. – Столько злых языков вокруг! Непременно пойду завтра!

Пока происходил этот разговор, появилась Сянъюнь, за ней прислали из дому, и она пришла попрощаться. Баоюй и Дайюй вскочили и предложили ей сесть, но она отказалась, и им обоим ничего не оставалось, как ее проводить. Сянъюнь едва сдерживала слезы, но плакать и жаловаться на свою горькую судьбу стеснялась.

Пришла Баочай, Сянъюнь стало еще тяжелее, и она медлила с отъездом. Однако Баочай, зная, что служанки расскажут обо всем тетке и та разгневается, принялась ее торопить. Сянъюнь проводили до вторых ворот,

Баоюй хотел идти дальше, но Сянъюнь запротестовала. Она подозвала его к себе и шепнула на ухо:

– Если бабушка обо мне забудет, напомни, чтобы как-нибудь снова прислала за мной.

Баоюй кивнул.

После отъезда Сянъюнь все возвратились в сад.

Если хотите узнать, что произошло дальше, прочтите следующую главу.

Глава тридцать седьмая

В кабинете Осенней свежести собирается поэтическое общество «Бегония»;во дворе Душистых трав придумывают темы для стихов о хризантеме

Мы не будем рассказывать о том, как Баоюй после отъезда Сянъюнь по-прежнему веселился, гулял в саду и увлекался стихами, а вернемся к Цзя Чжэну. С того дня как Юаньчунь навестила родных, он еще усерднее выполнял свой служебный долг, стремясь отблагодарить государя за оказанную милость.

Государю были по душе прямой характер Цзя Чжэна и его безупречная репутация. И хотя должность он получил не в результате государственных экзаменов, а по наследству, человеком он был высокообразованным, и государь назначил его своим полномочным посланцем по экзаменационной части, тем самым показав, что заботится о выдвижении честных и способных людей.

Цзя Чжэн благоговейно принял повеление государя, с помощью гадания выбрал счастливый для отъезда двадцатый день восьмого месяца, совершил жертвоприношения предкам, распрощался с матушкой Цзя и отправился в путь.

О том, как провожал его Баоюй и что делал в пути сам Цзя Чжэн, рассказывать нет надобности.

С отъездом отца Баоюй почувствовал себя совершенно свободным, целыми днями играл и резвился в саду Роскошных зрелищ, ничем серьезным не занимался, в общем, как говорится, дни и ночи заполнял пустотой.

Однажды его одолела скука и, чтобы хоть немного развлечься, он навестил матушку Цзя, от нее побежал к госпоже Ван, но тоска не проходила. Он возвратился в сад, но только было стал переодеваться, как появилась Цуймо и подала ему листок цветной бумаги. Это было письмо.

– Как же это я забыл навестить сестру Таньчунь! – воскликнул Баоюй. – Очень хорошо, что ты пришла! Как себя чувствует твоя барышня? Ей лучше?

– Барышня совершенно здорова, сегодня даже лекарство не принимала, – ответила Цуймо. – Оказывается, у нее была легкая простуда.

Баоюй развернул письмо. Вот что там было написано:

«Младшая сестра Таньчунь почтительно сообщает своему второму старшему брату, что накануне вечером небо прояснилось и луна была на редкость яркая, словно умытая дождем. Уже трижды перевернули водяные часы, а я все не ложилась, бродила у забора под сенью тунговых деревьев, пока не продрогла от ветра и росы.

Недавно вы лично потрудились меня навестить, а затем прислали мне со служанкой в подарок плоды личжи и письмо, достойное кисти Чжэньцина[260]. Разве заслуживаю я таких знаков внимания?!

Вернувшись в комнату, я склонилась над столом и вдруг подумала о том, почему древние, живя в мире, где все стремились к славе и богатству, селились у подножий высоких и пенящихся водопадов.

Приглашая друзей из близких и дальних мест, они выдергивали чеку и хватались за оглобли[261]. Вместе с единомышленниками собирали поэтические общества и читали стихи. И хотя подчас это бывало мимолетным увлечением, слава их оставалась в веках.

Ваша младшая сестра талантами не блещет, зато ей выпало счастье жить среди ручейков и горок и восхищаться изысканными стихами Линь Дайюй и Сюэ Баочай. Увы! У нас на открытых ветру дворах и на лунных террасах не собираются знаменитые поэты. А ведь там, где «виднеется флаг среди абрикосов», или у ручья Персиков можно пить вино и сочинять стихи!

Кто сказал, что в прославленном поэтическом обществе «Лотос» могли быть только мужчины и что в общество «Восточные горы» не принимали женщин?

Если вы, несмотря на глубокий снег, удостоите меня своим посещением, я велю прибрать в комнатах и буду вас ожидать.

О чем с уважением сообщаю».

Окончив читать, Баоюй радостно захлопал в ладоши и засмеялся:

– Какая же умница третья сестренка! Сейчас побегу к ней, и мы обо всем потолкуем!