Лиза из Ламбета. Карусель - Сомерсет Уильям Моэм

воскликнула она наконец.

Он резко оттолкнул ее, так что она ударилась об стол.

— Ты грязная мерзавка! — закричал он.

Дыхание миссис Кастиллион участилось. Почувствовав, что вот-вот упадет в обморок, она облокотилась на стол. Она все еще дрожала, ее плечи болели. Муж повернулся к ней с таким видом, словно до сих пор плохо понимал, в чем она призналась, и устало провел ладонями по лицу.

— А я ведь любил тебя всем сердцем. Я делал все, что мог, чтобы ты была счастлива. — Вдруг он что-то вспомнил. — Накануне вечером, когда ты поцеловала меня и сказала, что мы должны сблизиться, что ты имела в виду?

— Тогда я как раз окончательно порвала с Реджи, — простонала она.

Он дико расхохотался:

— Ты не возвращалась ко мне, пока он тебя не бросил!

Она шагнула вперед, но он вытянул руки, не подпуская ее:

— Ради Бога, не приближайся ко мне, иначе я тебя ударю!

Она замерла, и еще мгновение они молча смотрели друг на друга. Потом он снова провел ладонями по лицу, словно хотел оттолкнуть чудовищное видение, возникшее перед ним.

— О Боже, Боже! Что же мне делать? — произнес он.

Быстро отвернувшись, он рухнул на кресло, закрыл лицо руками и разразился слезами. Он рыдал безудержно, с отчаянием человека, у которого нет чувства стыда.

— Пол, Пол, ради всего святого, не плачь! Я не могу это вынести. — Она подошла к нему и попыталась отнять его руки от лица. — Не думай сейчас обо мне. Потом можешь поступить со мной как захочешь. Подумай об этих несчастных людях. Теперь ты не можешь их выгнать.

Он оттолкнул ее уже мягче и встал.

— Нет, теперь я не могу их выгнать. Я должен сказать Бриджеру, что он и его дочь могут остаться.

— Немедленно пойди к ним, — умоляла она. — Сердце этого человека рвется на части, а ты можешь сделать его счастливым. Не позволяй ему ждать ни одной лишней минуты.

— Хорошо, я сейчас же отправлюсь к нему.

Казалось, Пол Кастиллион больше себе не подвластен, он действовал, словно повинуясь чужой воле. Он подошел к двери, двигаясь, как внезапно состарившийся на много лет человек, и Грейс увидела, как он шагнул в пелену дождя и исчез в дымке приближающейся ночи. Она стояла у окна, недоумевая, как поступит Пол, и, дрожа от ужаса, представляла весь позор бракоразводного процесса. Она смотрела на величественные деревья Джейстона, словно в последний раз, и пыталась вообразить, какая жизнь ее ожидает. Реджи не сделает ей предложения, а если и сделал бы, то она не дала бы согласия, поскольку в душе и следа не осталось от неистовой страсти, и она вспоминала о нем исключительно с ненавистью. Грейс надеялась, что дело без участия защиты не вызовет большого ажиотажа, к тому же она имела достаточно собственных средств, чтобы жить на континенте, как ей захочется. На светских раутах она могла чувствовать себя спокойно и как-нибудь протянула бы до конца своих дней. Теперь она была рада, что у нее нет ребенка, разлуки с которым она не вынесла бы. Грейс устало потерла глаза.

— Как же глупа я была! — воскликнула она.

Все события ее жизни проплыли перед глазами, и она со стыдом и ужасом смотрела на себя прежнюю — легкомысленную, эгоистичную и недостойную.

— О, надеюсь, теперь я не такая!

Минуты тянулись неимоверно долго, так что она стала недоумевать, почему Пол не возвращается. Бросив взгляд на часы, обнаружила, что прошло уже полчаса. Дом Бриджеров находился не больше чем в пяти минутах ходьбы, и было совершенно непонятно, что так задержало Пола. Грейс охватил страх неминуемой катастрофы, и ей на ум пришла безумная мысль, будто егерь, не дожидаясь приказа хозяина, в горе и гневе совершил какой-то ужасный поступок. Она едва не отправила горничную узнать, что случилось с мужем. И тут она увидела, как он бежит к дому по подъездной аллее. Солнце уже зашло, и она не могла как следует рассмотреть его. Сначала она подумала, что ошиблась, но это был Пол. Он мчался маленькими быстрыми шажками, как человек, не привыкший бегать, и его шляпа исчезла. Дождь хлестал по нему. Она быстро распахнула стеклянные двери, ведущие в сад, и он вошел.

— Пол, что произошло? — воскликнула она.

Он вытянул вперед руки, чтобы опереться на стул. Он промок до нитки, испачкался в грязи, а его волосы растрепались. На его большом белом лице отражался полнейший ужас, а глаза были выпучены. На мгновение он прижал руку к сердцу, будучи не в силах говорить.

— Слишком поздно, — выдохнул он. Его голос прозвучал хрипло и странно. Было страшно видеть, как преобразился этот напыщенный человек, обычно спокойный. Теперь он пребывал в смятении и дрожал от ужаса. — Ради Бога, налей мне каплю бренди!

Грейс быстро отправилась в гостиную и принесла ему стакан и графин. Хотя обычно отличался воздержанностью и не пил почти ничего, кроме красного вина с водой, теперь он налил себе полстакана неразбавленного виски и судорожно проглотил его. Взяв носовой платок, вытер лицо, влажное от дождя и пота, и тяжело опустился в ближайшее кресло. Он взглянул на нее и с отвращением поморщился, видимо вспомнив ее признания. Пол попытался заговорить, но не смог произнести ни слова. Он размахивал руками как сумасшедший и что-то невнятно бормотал.

— Ради Бога, скажи мне, в чем дело! — воскликнула она.

— Слишком поздно. Она бросилась под лондонский экспресс.

Грейс инстинктивно шагнула вперед, а потом некая неведомая сила словно остановила ее. Покачнувшись, она вскинула руки вверх и громко вскрикнула от ужаса.

— Тише, тише! — со злостью рявкнул он.

Когда к нему вернулся дар речи, он рассказал ей всю историю стремительно и нервно:

— Я отправился к ним домой, но Бриджера там не было. Он ушел в паб, и я проследовал туда. Мне навстречу выбежал человек и сказал, что на путях произошел несчастный случай. Я, казалось, уже знал, что случилось. Я побежал за ним, и мы добрались до места, как раз когда ее уносили. О Боже, о Боже! Я ее видел.

— Пол, не говори мне об этом! Я этого не выдержу.

— Эта сцена всегда будет стоять у меня перед глазами.

— А ребенок?

— Ребенок в порядке. Она не взяла его с собой.

— О, что же мы наделали, Пол, ты и я?!

— Это моя вина! — закричал он. — Только моя!

— Ты видел Бриджера?

— Нет. Люди пошли рассказать ему, а я больше не мог этого выносить. О, хотел бы я выкинуть эту сцену из головы… — Он посмотрел на свои