Лиза из Ламбета. Карусель - Сомерсет Уильям Моэм

заботиться о ней и что его сердце разобьется, если мы отошлем ее восвояси, и он не может этого позволить. Я подумал, не стоит рубить с плеча, и сказал ему, что если Фанни не уйдет до вторника по-хорошему, то придется уволить его и двух его сыновей.

Миссис Кастиллион резко вырвала у него руку. Она была возмущена и шокирована.

— Лучше нам отправиться к твоей матери, Пол, — заявила она, зная, кому муж обязан таким решением. — Мы должны немедленно это обсудить.

Удивившись перемене тона жены, Кастиллион последовал за ней, когда она быстро зашагала в гостиную. Сбросив накидку, Грейс обратилась к старшей миссис Кастиллион:

— Это вы посоветовали Полу выгнать Фанни Бриджер из поместья? — Ее глаза сверкали от ярости.

— Конечно, я. Она не может здесь оставаться, и я счастлива, что Пол принял волевое решение. Люди нашего положения должны во всем проявлять большую осмотрительность. Мы не можем позволить никакой порче проникнуть в святая святых.

— И что же, вы думаете, произойдет с несчастной девочкой, если мы выкинем ее на улицу? Единственный шанс для нее — остаться в семье.

Мать Пола, женщина ни в коей мере не терпеливая, сразу пришла в негодование, заметив презрительное возмущение на лице Грейс. Она выпрямилась и заговорила, поджав губы с раздражением:

— Вероятно, вы не очень разбираетесь в таких делах, моя дорогая. Вы так долго прожили в Лондоне, что, осмелюсь предположить, ваши понятия о плохом и хорошем несколько туманны. Но видите ли, я всего лишь неотесанная деревенщина и рада сообщить, что мои мысли на этот счет отличаются от ваших. Я всегда считала, что моральные устои следует поддерживать. По моему мнению, Пол и так проявил абсурдную снисходительность, когда предоставил им еще неделю. Мой отец выкинул бы их на улицу со всеми пожитками за двадцать четыре часа.

Грейс содрогнулась — ее возмутило выражение жестокого самодовольства на лице старой фанатички. Она взглянула на Пола, ужасно расстроенного, но все равно уверенного в собственной правоте. Поджав губы и не сказав больше ни слова, она отправилась к себе. Грейс чувствовала, что уже ничего нельзя сделать, и решила следующим утром навестить несчастную девушку сама. Пол, взволнованный ее отказом разговаривать с ним, хотел было пойти за ней и объясниться, но мать, резко постучав веером по столу, остановила его.

— И не вздумай бежать за ней, Пол, — безапелляционно заявила она. — Ты ведешь себя как круглый дурак, а она просто вертит тобой как хочет. Если твоя жена не имеет понятия о морали, то у других людей оно есть, а ты должен выполнять свой долг, как бы это ни раздражало ее.

— Осмелюсь предположить, что мы могли бы найти для Фанни Бриджер какое-то жилье.

— Заявляю тебе: ты ничего подобного делать не будешь, Пол, — отрезала она. — Эта девушка развратна. Я знаю ее еще с детства, и она всегда была такая. Интересно, как у нее хватило наглости вернуться сюда? Если у тебя есть хоть какое-то представление о приличиях, ты не станешь ей помогать. Как можно, по твоему мнению, требовать от людей высокоморального поведения, если ты сам лелеешь падших? Помни, что у меня тоже есть кое-какие права в этом доме, Пол, и я не потерплю, если мои желания будут игнорироваться.

С властным видом она оглядела комнату, и выражение ее лица — поджатые тонкие губы, прищуренные маленькие проницательные глазки — говорило о том, что она помнит, как безгранична ее власть над финансами в этой семье. Пол в самом деле был сквайром, а вот деньги принадлежали ей, и она могла бы оставить Бейнбриджу все до последнего пенни, если бы только пожелала. На следующий день она пожаловала на обед в сильном душевном волнении.

— Думаю, тебе следует знать, Пол, что Грейс была в доме Бриджера. Не представляю, как ты можешь требовать от обитателей поместья проявлять хоть какое-то уважение к скромности и приличиям, если твоя жена открыто поощряет самую скандальную непристойность.

Грейс повернулась к свекрови:

— Мне стало жаль девушку, и я отправилась повидать ее. Бедняжка! Она очень страдает.

Перед ее глазами опять возник маленький домик у одного из входов в парк — прекрасное сельское местечко, поросшее плющом, крошечный садик, горящий яркими пятнами ухоженных цветов. Здесь жил Бриджер — мрачный человек средних лет, с грубыми чертами лица, загорелый из-за постоянного пребывания на солнце. Услышав ее шаги, он повернулся к ней спиной и, когда она пожелала доброго утра, ответил неохотно.

— Я пришла повидать Фанни, — сказала миссис Кастиллион. — Можно войти?

Он повернулся к ней и какое-то время молчал.

— Неужели нельзя оставить девочку в покое? — хрипло пробормотал он наконец.

Миссис Кастиллион с сомнением задержала на нем взгляд, но лишь на мгновение. Она быстро прошла мимо него и без единого слова открыла дверь в дом. Фанни сидела за столом и шила, а рядом с ней стояла колыбель. Увидев Грейс, она в тревоге вскочила, и румянец залил ее бледные щеки. Теперь под глазами этой когда-то хорошенькой девушки со свежим цветом лица, подвижной и веселой, пролегли глубокие морщины из-за вечных волнений, и это придавало ей изможденный вид. У нее впали щеки, а былая опрятность уступила место неряшливости. Она стояла перед Грейс, словно преступница, испытывая угрызения совести, и на мгновение та, смутившись, лишилась дара речи. Ее взгляд переметнулся на ребенка. Фанни, заметив это, взволнованно преградила путь к колыбели.

— Вы искали отца, госпожа? — спросила она.

— Нет, я пришла увидеться с вами. Подумала, быть может, сумею что-то сделать. Я хочу помочь вам, если вы позволите.

Девушка упрямо опустила глаза, теперь уже побледнев, белыми стали даже губы.

— Нет, госпожа, мне ничего не нужно.

Посмотрев ей в лицо, Грейс поняла, что у них есть нечто общее, ведь обе любили всей душой и обе стали очень несчастны. Ее сердце странным образом потянулось к бедной девушке, и она мучительно переживала, что не может сломать стену холодной враждебности между ними. Она не знала, как показать, что пришла не с намерением посмеяться над чужим горем, а как одно слабое существо к другому. Грейс могла бы выкрикнуть, что ее Фанни не должна стыдиться, потому что она сама пала еще ниже. Девушка стояла не шелохнувшись и ждала, пока посетительница уйдет, и губы миссис Кастиллион задрожали в беспомощной жалости.

— Нельзя ли взглянуть на малыша? — спросила она.

Без единого слова девушка сделала шаг в сторону, и миссис Кастиллион подошла к колыбели. Маленький ребенок открыл огромные голубые глаза и лениво зевнул.

— Позвольте взять его на руки, — попросила