Кутузов - Лидия Ивченко

Во время перестрелки генерал Мурат (Мюрат. — Л. И.) прислал трубача предложить перемирие; князь Багратион немедленно о том мне донес, а я поспешил отправить к генералу Мурату генерал-адъютанта барона Винценгероде с тем, чтоб вступил в переговоры и, буде выгодно предложат условие, то и заключить перемирие; намерение же мое было паче всего, чтоб выиграть время к снисканию средства для спасения армии и успеть отойтить от неприятеля. Генерал-адъютант барон Винценгероде подписал действительно акт перемирия, при сем в копии всеподданнейше подносимый, который генерал Мурат признал необходимым послать к Бонопарте для ратификации, вследствие чего и ко мне был прислан таковой же для того же самого предмета. Я удержался ответом более 20 часов, не думая ни мало оный принять, а между тем продолжал ретираду армии и успел отойтить от французской два марша»84. Когда до Наполеона дошел текст «перемирия», охотно подписанного генералом Винценгероде, он сразу все понял, а сопроводительные разъяснения Мюрата лишь усугубили досаду «нового Цезаря». Что мог почувствовать император Франции, пробежав взглядом эти высокопарные строки: «Сир, я считал, что должен был подписать эту капитуляцию, ибо рассматриваю ее как предварительное соглашение, открывающее дорогу к миру, который, как я знаю, является предметом ваших самых сокровенных чаяний»? Наполеон «в сильных выражениях» потребовал, чтобы Мюрат немедленно атаковал стоявшего перед ним неприятеля. Почти сутки сражался арьергард, отвергая предложения о капитуляции. Лишь получив известие о том, что русская армия в безопасности, отряд Багратиона, от которого осталась лишь третья часть, прорвался «на штыках» из окружения. Сам Кутузов выехал навстречу герою и, обняв Багратиона, произнес: «О потере не спрашиваю: ты жив, для меня довольно!» В русской армии бой под Шенграбеном называли «русскими Фермопилами», вспоминая легендарный подвиг царя Леонида и трехсот спартанцев. Отовсюду сыпались поздравления князю Багратиону; благоговейно смотрели на опаленные боем войска его. Имя Багратиона, уже народное в России со времени Итальянского похода, славилось во всех концах империи. Император Франц пожаловал князю Багратиону командорственный крест Марии Терезии, коего никто из русских тогда не имел. Жизнь на месте не стояла. Похоже, у Кутузова появился соперник, из тех самых молодых людей, которых Кутузов некогда встречал при штабе Потёмкина. Но Михаил Илларионович отдал своему сослуживцу полную справедливость: «Хотя и видел неминуемую гибель, которой подвергался корпус князя Багратиона, не менее того я должен был щитать себя щастливым спасти пожертвованием оного армию, но ко всеобщей радости вчерась поутру князь Багратион прислал мне сказать, что неприятель, не получа от меня никакого отзыва относительно перемирия, объявил, что на оное уже не соглашается, и даже в четырехчасном сроке, который был постановлен к ретираде князю Багратиону, если перемирие не будет ратификовано, отказал, начав немедленно атаку и открыв огонь из батарей, до того устроенных. Храбрый генерал-майор князь Багратион, ни мало не теряясь, произвел со своей стороны канонаду и, бросив несколько бомб в неприятеля, успел зажечь деревню, в которой был расположен корпус, назначенный для атаки князя Багратиона с флангу. Увеличившийся пожар понудил неприятеля выйтить из сей деревни и спасать свои пороховые ящики, проходя вдали позади оной, что и дало время князю Багратиону выиграть часа два к ретираде. Со всем тем неприятель достигал его и теснил крепко, отрезывая часто часть его корпуса, но всегда надежда его оставалась тщетною, ибо солдаты пробивались повсюду на штыках, коими опрокинули неоднократно и самую кавалерию неприятельскую. Таковым образом князь Багратион с корпусом, из 6 т[ысяч] состоящим, совершил свою ретираду, сражаясь с неприятелем, состоявшим из 30 т[ысяч] человек под командою разных генерал-фельдмаршалов, и сего числа присоединился к армии, приведя с собою пленных: одного подполковника, двух офицеров, пятьдесят рядовых и одно знамя французское. Потеря неприятеля чрезвычайно велика, что подтверждают даже самые пленные; между прочими убит генерал, но поныне имя его неизвестно.

Донеся о сем происшествии, увенчавшем славой российских воинов, я осмелюсь непромедлительно ходатайствовать о, всемилостивейшем награждении генерал-майора князя Багратиона, отличавшегося на каждом шагу при ретираде на 50 миль и заслужившего не один раз монаршую милость вашего величества. <…> Получив и теперь рапорт, с каким усилием стремится неприятель на наши аванпосты и как удачно удерживает его генерал-майор князь Багратион, я не могу откладывать далее всеподданнейшее мое представление о сем отличном помощнике моем; генерал-майор князь Багратион, по моему мнению, заслуживает за разные дела, в коих он действовал, чин генерал-лейтенанта, а за последнее при деревне Шенграбен неоспоримое, кажется, имеет право на военный орден Св. Георгия 2-го класса»85.

Князь Багратион еще не присоединился к армии, а император Франц 6 ноября почему-то вдруг направил Кутузову требование немедленно дать бой неприятелю, на что полководец решительно возразил: «Одной преданности моей к Вашему Величеству было бы достаточно для точного исполнения повеления Вашего, если бы даже не понуждал меня к тому священный долг повиноваться воле Вашей. Не смею, однакож, скрыть от Вас, Государь, сколь много предоставил бы я случаю, доверяя участь войны одному сражению. Тем труднее отваживаться мне на битву, что войска хотя исполнены усердием и пламенным желанием отличиться, но лишены сил. Утомленные усиленными маршами и беспрестанными биваками, они едва влекутся, проводя иногда по суткам без пищи, потому что, когда начинают варить ее, бывают настигаемы неприятелем и выбрасывают пищу из котлов. Полагаю необходимым отступать, доколе не соединюсь с графом Буксгевденом и разными австрийскими отрядами. Подкрепясь сими войсками, мы удержим неприятеля в почтении к нам и заставим дать нам несколько дней отдыха, после чего нам можно будет действовать наступательно. Надеюсь, что знак к бою будет предвестником успехов союзной армии»86. Ответ Францу — один из многих документов, приведенных в этой главе, которые могут убедить каждого, что полководец вовсе не был льстивым и угодливым царедворцем: самые учтивые фразы, самые изысканные обороты речи, входящие в понятие дворцового этикета, естественно, непривычны для современного человека. Но, прикрываясь этими фразами, Кутузов прошел со своей армией от границы империи до Браунау и от Браунау снова до нашей границы, не изменяя себе и поступая так, как он считал необходимым в интересах России. В тот же день Михаил Илларионович получил письмо от своего старого соратника, которое впервые за много дней согрело его душу. Приближаясь со своей армией, генерал от инфантерии Ф. Ф. Буксгевден счел необходимым поздравить своего сослуживца со «славной ретирадой»: «Милостивый государь Михайло Ларионович! Принося вашему высокопревосходительству мою чувствительнейшую благодарность за хорошие известия, которыми вы меня чрезвычайно обрадовали, от всего сердца вас с одержанными победами поздравляю. Такая славная ретирада навсегда останется достопамятна и можно утвердительно сказать, что другой генерал, находящийся на вашем месте и не имеющий опытности вашей и храбрости, не устоял бы против таких усиленных нападений. Но наилучший успех венчал ваши подвиги!»87

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});