Кутузов - Лидия Ивченко

Еще гремели выстрелы под Амштеттеном, а Кутузову доставили повеление императора Франца следовать к Кремсу: «Любезный генерал-аншеф граф Кутузов! <…> Если же, как мною вчера было вам упомянуто, непреодолимые силы заставят вас ретироваться, то отступление ваше к Кремсу — что было бы для меня чрезвычайно важно — должно совершиться лишь шаг за шагом, дабы вы могли выждать там подкрепления и прикрыть во что бы то ни стало сооружаемое перед Кремсом по моему приказу предмостное укрепление. <…> Преданный вам Франц»67. В тот же день он получил ответ Александра I на свое донесение о тяжелом состоянии армии: «После бедствия австрийской армии вы должны находиться в самом затруднительном положении. Остается для вас лучшим руководством всегда сохранять в памяти, что вы предводительствуете армиею Русскою. Всю доверенность мою возлагаю на вас и на храбрость моих войск. Надеюсь также на ваше убеждение в том, что вы сами должны избирать меры для сохранения чести моего оружия и спасения общего дела. Знаю, теперь ничего не должно представлять случаю, и надобно выигрывать время, доколе корпус Буксгевдена не подойдет на театр войны и пруссаки не начнут военных действий. Однако ж, если вы не можете избегнуть сражения, то полагаю, что согласно первоначальному нашему мнению, вы пойдете атаковать неприятеля и не будете ожидать его в позиции. Вам непременно должно сохранять доброе согласие с австрийскими генералами, но, удостоверясь из опыта в неспособности генерала Макка, вам не должно полагаться на его советы. Я тогда только останусь спокойным, когда узнаю, что вы решились принять на самого себя высокую ответственность защищать Вену. Вы имеете к себе доверенность мою, армии и союзников. Докажите неприятелю, сколь справедливо возлагается на вас общая доверенность»68. Из этого документа уже видны разногласия Кутузова с государем. Они снова будто бы ведут заочный диалог, где один не слышит другого. Кутузов писал Александру I о лишениях, об опасностях, которым армия подвергается в чужой земле, что ничто нельзя оставлять на волю случая, что надо дождаться Буксгевдена и вступления в войну Пруссии, встретив противника в крепкой позиции. Государь с раздражением пишет о том, что он все это знает, но требует, чтобы Кутузов шел навстречу неприятелю, то есть атаковал его, оборонял Вену, невзирая на изменение ситуации на театре военных действий, где одной из союзных армий фактически более не существует. Император, как видно из текста документа, не осведомлен о том, что даже Франц I выказал высокую готовность пожертвовать столицей ради конечного успеха. Не знает государь и о том, что Кутузов даже при желании не мог более полагаться на советы генерала Макка, которого разжаловали и отправили в ссылку. День 24 октября представляется бесконечным: после боя под Амштеттеном и чтения неприятных писем высочайших особ Михаил Илларионович, по прибытии в монастырь в Мельке, решил отобедать с австрийскими братьями по оружию, но не тут-то было. В тот же день он сообщил князю А. П. Чарторыйскому: «Сегодня <…> около трех часов во время обеда, в монастырь Мельк прибыл французский трубач с пакетом. Со мною за столом был только генерал-майор Винценгероде и австрийские генералы Кинмейер, Штраух и Шмидт. Пакет был адресован графу Мерфельду, который за несколько дней до того отделился от меня. <…> Я некоторое время колебался, вскрывать ли пакет или нет, но так как австрийские генералы все были того мнения, что при существующих обстоятельствах совершенно необходимо, чтобы я его прочел, и я распечатал пакет. Это было письмо от генерала Бертье примерно в следующих словах: „Я аккуратно получил письмо, отправленное вами с трубачом, доставившим письмо его Императорского и Королевского Величества к Императору, моему повелителю, который поручил мне сообщить вам прилагаемый ответ для передачи его по назначению“. И в самом деле, в том же конверте было письмо Бонапарта к Императору и Королю. Я находился в большом затруднении, желая сохранить его для перлюстрации и имея рядом с собой трех австрийских генералов. Генерал Кинмейер предложил мне взять его, так как тотчас отправлял курьера в Вену, которому и можно его поручить передать; я не мог отказаться вручить ему пакет, не подавая повода к подозрениям. Правда, что граф Мерфельд говорил мне ранее, что посылал трубача, но заверил, что дело идет о доставке нескольких писем пленным, только чтоб узнать по дате их ответа, где находится штаб французской армии. Теперь я имею все основания считать, что существуют переговоры между Австрией и Францией. <…> В настоящий момент весьма важно нашему августейшему двору быть осведомленному о его содержании, спешу сообщить о том вашему превосходительству»69.

Пока же государь размышлял о полученной информации, которой австрийцы в конце концов придали самый невинный и благовидный предлог, Кутузов стремительно двигался через Мельке к Санкт-Пёльтену. Здесь Мюрат снова настиг Милорадовича, и опять произошло жаркое арьергардное дело. «Обе стороны приписали себе успех: наши, потому что, давая отпор, отступили в порядке, французы, потому что подались вперед», — констатировал историк. Наполеон получил от лазутчиков ошибочное известие: они приняли шестую колонну Эссена 2-го, которая, наконец-то, догнала армию Кутузова, за армию графа Буксгевдена. Наполеон пришел к выводу, что Кутузов даст ему сражение на плато Санкт-Пёльтен, а упорные дела при Ламбахе, Амштеттене и Мельке убедили его в том, что русский генерал старался выиграть время до прибытия другой русской армии. Исходя из этих предположений, Наполеон решил прижать армию Кутузова к Дунаю на правом берегу, а чтобы русский генерал не ускользнул на левый берег, в тыл ему был направлен корпус маршала Мортье. Кутузов, получив известие о появлении французов на левом берегу, немедленно повел свою армию из Санкт-Пёльтена к Кремсу. Перешел там через Дунай, приказав Милорадовичу немедленно истребить за собой мост. Конечно же русский полководец своевольничал: он поступил вопреки последнему повелению императора Франца, о чем он сообщал впоследствии: «Неотступное в последние дни преследование за мною неприятелей подавало мне повод думать, что они хотят напасть на нас или имеют особые замыслы с левого берега Дуная. В самом деле, я не ошибся. Перейдя на левую сторону реки, увидели мы в виноградниках французских стрелков и взяли их до сорока. Все они показали, что принадлежат к корпусу, который перешел за Дунай в Линце и спешил к Кремсу, в намерении поставить меня между двумя огнями. Одно сие обстоятельство, Государь, кажется, оправдывает мое отступление. Что касается до мостового укрепления, то мы его не нашли; было только положено начало батареи, но и на той никого не находилось. Вообще по здешнему местоположению мостовые укрепления делать неудобно. Смею уверить Ваше Величество, что, в полном смысле слова, я оспоривал у неприятеля каждый шаг»70. Интонация писем Кутузова, когда он находился вдали от императоров, свидетельствует о том, что старый воин получал удовольствие от состязания с Наполеоном, как от азартной игры. Сначала ему было свойственно опасение: никогда прежде он не имел дел с французами, сокрушившими европейские армии. Особый интерес вызывал у него их предводитель, к нему надо было подстроиться, уловить его неповторимый полководческий почерк, образ мышления. Наконец, Михаил Илларионович стал сознавать, что он инстинктивно чувствует своего противника, поэтому с каждым разом русский полководец действовал все увереннее, хотя и понимал, что обольщаться на свой счет рано: опыта столкновений с французами ему пока недоставало. И он нарабатывал его, даже если не всегда встречал понимание у своих сослуживцев. Так, однажды вечером он услышал разговор между офицерами, расположившимися у костра. «Кутузов подходит к ним и с непритворною ласкою и любезною простотою спрашивает их: „О чем, братцы, поговариваете?“ — „Мы разговариваем, — отвечали офицеры, — как бы поскорее подраться с французами“. — „Так должны отвечать все русские офицеры, — сказал Кутузов, — и мы подеремся, только не теперь. Если неприятель опередит нас хотя часом, мы будем отрезаны, если же прежде его поспеем к Кремсу; мы его побьем. И потому — в поход!“»71. Ускользнув от Наполеона, он заставил французского полководца тревожиться за судьбу корпуса Мортье на левом берегу Дуная. И тревога была не беспочвенной. 28 октября Кутузов собрал сведения о количестве войск и направлении движения корпуса Мортье, не подозревавшего, что он уже находится по соседству со всей русской армией. Маршал двигался вдоль берега Дуная по узкому проходу между рекой и склонами гор, поросшими лесом. Кутузов незамедлительно распустил слухи о том, что, покинув Креме, он торопится навстречу подкреплениям в Моравию. 30 октября, днем морозным и пасмурным, Милорадовичу было приказано отходить через узкое дефиле, не задерживая неприятеля. Мортье, поспешив к Кремсу, втянулся в дефиле. Кутузов направил через горы отряд генерала Д. С. Дохтурова, проводником которого вызвался быть местный уроженец генерал Шмидт. Однако Дохтуров со Шмидтом сбились с пути, попав в гористую труднопроходимую местность. Милорадович сам атаковал Мортье, несмотря на то, что Дохтуров, ориентируясь на шум боя, смог спуститься с гор лишь с наступлением сумерек. Судьба же сложилась так, что первый же выстрел, попавший в колонну Дохтурова, насмерть поразил генерала Шмидта. Подкрепление подошло сразу же к обеим сторонам: следом за Дохтуровым подоспела дивизия генерала Дюпона, пытавшегося выручить своего начальника. В результате Дохтуров и Дюпон одновременно ворвались в Дюренштейн, куда прорвался и Мортье, на хвосте которого находились войска Милорадовича. «Когда Мортье ворвался в Дюренштейн, резались на улицах штыками, дрались прикладами». Войска Мортье (дивизия Газана), зажатые между Милорадовичем и Дохтуровым, оказывали бешеное сопротивление. Сослуживцы предложили маршалу переправиться в лодке на другой берег, «представляя позор, если увеличатся трофеи русских маршалом Французской Империи». Мортье отверг это предложение, предпочитая разделить участь своих войск. Вероятно, он поступил правильно, потому что «генерал Грендорж и два полковника для спасения своего кинулись в лодку и были занесены на мель близь берега», после чего их взял в плен поручик Апшеронского полка Шкляревич. Самым невыгодным, по-видимому, было положение войск Дохтурова: он оказался между прорывающимися навстречу друг другу дивизиями Газана и Дюпона, поэтому Кутузов приказал Дохтурову «отклониться в сторону» в труднопроходимых «дефилеях», чтобы пропустить Мортье. Можно, конечно, сетовать на то, что бою при Кремсе не хватало организованности, что была возможность разбить или пленить весь корпус Мортье72. Можно, если бы у Кутузова были под рукой карты местности либо от полного истребления корпуса Мортье зависели его дальнейшие планы, но его вполне устраивал достигнутый результат: «Впрочем, если понесенный французами урон был велик, важность битвы заключалась однако не в убыли неприятеля и взятых нами трофеях, но в следствиях битвы. Принудив Наполеона возвратить маршала Мортье на правый берег Дуная, Кутузов приобрел полную свободу действий, и соображаясь с движениями Наполеона, мог оставаться в Кремсе и ожидать графа Буксгевдена, или идти ему навстречу, не опасаясь скорого преследования, или обратиться к Вене. Во всяком случае, он достиг средств, в ожидании свежих войск, оборонять переправы через Дунай и располагать действиями согласно мнению, изложенному им в военном совете, собранном в Вельсе. Кроме того, Кремское сражение имело великое нравственное влияние в Европе. Все бывшие от Браунау до Кремса арьергардные дела доказывали, что прошла наконец Наполеону пора побед дешевых <…>»73. Одним из самых убедительных доказательств победы русских, пожалуй, была мстительная расправа с ранеными: «на следующий день были обнаружены трупы многих раненых русских, в бессмысленной жестокости утопленных в бочках с вином»74. 31 октября Франц I, пока еще ничего не зная об успехе союзных войск, поставил перед Кутузовым новую задачу: «Любезный генерал-аншеф Кутузов! В настоящем положении нахожу одно только средство, чрез которое можно надеяться одержать верх над неприятелем, а именно: соединить на дороге от Вены к Ольмюцу все боевые силы, расположенные в Моравии и по этой стороне Дуная; для чего и приказал я генералу графу Буксгевдену прибыть сюда форсированным маршем, а моему фельдмаршал-лейтенанту князю Ауэрспергу я дал подробное же приказание на случай, если бы ему пришлось отступить перед неприятелем. Вам придется немедленно предпринять этот поход, дабы неприятель скорым переходом через Дунай не мог препятствовать вам при исполнении этого вашего назначения»75.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});