Вихрь преисподней - Глеб Соколов

Тем временем Иван Бобылев остался совершенно один у стены лобби. Он по-прежнему стоял спиной к сыну. Должно быть, он полагал: повернись к сыну – и уже нельзя будет делать вид, что не замечаешь его. А «заметить» его он почему-то не хотел...

Глядя на Не-Маркетинга подросток вдруг проговорил слова, которые тот в первое мгновение даже отчего-то не понял, хотя они были просты, очень просты и не понять их было невозможно:

– Это моя программа возмужания!.. Так нужно. Так было нужно... Эта ее беременность – это главная часть моей личной программы возмужания... Очень мрачная и тоскливая, но очень необходимая программа. А главное – неизбежная. Я не в силах идти против своих инстинктов, а главное – это бессмысленно. Темные инстинкты, которые во мне сидят, все равно возьмут верх. Они во мне слишком сильны. Не знаю почему, и я даже не могу обвинять дурную наследственность – от всех других членов своей семьи я слишком отличаюсь.

И он добавил затем:

– В этом мире всегда так бывает: да, уходит одна жизнь – моя, светлая и радостная, – но зато ей на смену всегда приходит другая... Новая жизнь!.. Да, новая жизнь! Так нужно! Поймите! Вы поймете меня!.. Все плохо, но так надо и иного пути в жизни нет.

Не-Маркетинг воскликнул:

– Что ты несешь?!

В нескольких шагах от них уже была Эльвира и Не-Маркетинг перехватил тревоженный взгляд, брошенный не нее Лебоком. Только что тот выслушал слова подростка про программу возмужания и новую жизнь с совершенно спокойным и серьезным видом... Уж этого-то с его чемоданчиком неблагополучия нельзя было удивить никакими словами про программу возмужания и темные инстинкты!..

Но вдруг, словно торопясь сказать это прежде, чем к ним подойдет Эльвира, внук фотографа выпалил:

– Он сошел с ума!.. Он именно несет, сам не знает что!..

Глаза внука фотографа округлились.

Уловил Не-Маркетинг в эту секунду и то, что Иван Бобылев как-то очень медленно, точно бы терзаемый сомнениями, поворачивается к ним. Происходило это очень постепенно, как будто показывали кадры замедленной киносъемки.

С шумом выдохнув воздух и тут же вдохнув и вот еще секунда и он скажет что-то – в его взгляде была ненависть – подросток уставился на Лебока... Нет, он впился в него глазами!

– Может, занятия отвлекут его. Я специально запихнул его на корпоративные курсы... Впрочем, что толку! – испуганно пробормотал тот. Странно: он боялся этого мальчишку, взгляд его явно наводил на него страх.

Подросток не сказал ничего. А возле них была уже Эльвира... Она тяжело дышала, – как хищница, которая настигла-таки свою жертву и вот через мгновение с шумом и злобным рыком вонзит в нее свои смертельные клыки.

Иссиня-черные, крашеные густые и длинные волосы Эльвиры навевали ко всему какие-то ассоциации с конским хвостом. Личико ее было еще совершенно детским, глаза злыми и цепкими... От нее пахло потом, больными зубами и губной помадой. Действительно она была похожа на лошадь, которая покрывает, разбрасывая в разные стороны пену, последние метры перед финишем! О, эти скачки! О, скаковые лошади! Конечно они рвутся в поту и неистовстве вперед! На что только они ни способны, когда несутся с топотом к цели! А эта Эльвира еще и была к тому же темной лошадкой – в прямом и переносном смысле... Так подумал Не-Маркетинг. Информаций о ней на данный момент времени имелось чрезвычайно мало и все – сплошь негативные. Трудно было работать – анализировать информации – в такой ситуации: страшно, мало времени, неуютно.

Вид у подростка был чрезвычайно грустный: как агрессивно ни вел он себя, тоска его была заметна.

* * *

Когда Эльвира подошла к ним, Лебок с ужасным негодованием в голосе неожиданно заявил – причем очень громко и на все лобби:

– Эта дрянь не хочет избавляться от ребенка!.. Дрянь! Дрянь!..

Эльвира замерла и как показалось встрепенувшемуся Не-Маркетингу, эти слова оказались для нее полной неожиданностью. Ненавидящим взглядом она поначалу просто уставилась на Лебока, а потом взвизгнула:

– Это мой последний шанс!.. Я не хочу избавляться от ребенка!.. Это мой последний шанс! Шанс иметь детей!.. Там, у нас в городе... Врач...

В лобби были еще люди, – разумеется взвизги Эльвиры они услышали!.. У дальней стены лобби, – Не-Маркетинг видел это краем глаза, – Иван Бобылев все-таки повернулся к нему лицом...

– Мне говорил врач!.. – опять с ужасающей злобой взвизгнула Эльвира. – Я один раз уже избавлялась от ребенка!..

Какая-то ужасная тоска, ужасная подавленность проглянула во всем облике подростка...

– Больше не хочу!.. Скоты! Какие же все скоты!.. – продолжала визжать Эльвира. Действительно у нее на губах появилась пена, как у загнанной лошади.

К ним в этот момент очень неспеша направился Иван Бобылев.

Вдруг подросток шагнул к Лебоку и вид у него был такой, будто в следующую секунду он набросится на родственника с кулаками... Лебок, почему-то заметно опасавшийся мальчишку, весь сжался, и Не-Маркетинг обратил внимание, как явное торжество промелькнуло у Эльвиры в глазах.

– Не смейте! Не смейте говорить ей такие слова! – зашипел подросток сдавленно. – Да, она дрянь, ну и что с того?! Я понимаю, что она дрянь – ну и что же?!.. Разве вы не хуже её во сто крат?!.. Причем все?! Она по крайней мере поддерживает мою программу возмужания, она беременна, наконец! А вы?! Вы что сделали для меня?!.. Поделился хоть кто-нибудь из вас хоть какой-нибудь информацией, которая мне так необходима?!.. Да ни разу!.. А она так здорово поддержала меня и дала мне всю информацию!.. И пусть она будет хоть трижды дрянь, она – единственный мой близкий человек!..

– О, Эльвира! О, ангел! Как они смеют тебя трогать?! – закричал находившийся уже рядом с ними Иван Бобылев. – Бедная девочка, оставьте ее в покое!.. У нее будет ребенок! Мой ребенок!.. Мы будем все жить дружно и счастливо! Это будет настоящая идиллия!

Учитывая ужасный вид Ивана Бобылева, его невероятную внешность персонажа фильмов ужасов вдвойне было непонятно – искренне говорит он или все же кривляется. Но словно бы не слышал последних слов его подросток... Не-Маркетингу даже показалось, что он слышал, но словно бы оказался избирательно глух к этим словам про «моего» ребенка (то есть ребенка Ивана Бобылева, получается, его, Не-Маркетинга, брата или сестричку).

Взгляды людей, находившихся в этот момент лобби, были обращены исключительно на Не-Маркетинга, Лебока, подростка, Эльвиру и Ивана Бобылева.

«А ведь получается, Эльвира теперь – моя мачеха!» – судорожно рассудил Не-Маркетинг, хотя ничего еще не было ясно.

– Так что не смейте обвинять ее! Это несправедливо, – продолжал шипеть подросток. – Я сам во всем виноват! Только я во всем виноват. Я здесь самый главный! Это моя задумка... Жизнь моя кончена, но так и было задумано!.. Так должно быть! Одна жизнь уходит, другая приходит! От этого никуда не деться. Это же программа моего возмужания!.. Я сам задумал ее!..

Похоже, он был на грани обморока.

О, тут было на что посмотреть!..

Пожалуй, что вид подростка, сдавленно шипевшего про свою программу возмужания, в чем-то сравнялся с видом Ивана Бобылева – актера из фильма ужасов, с которого забыли снять грим. Глаза подростка запали, черные круги окаймляли их, а лицо его было невероятно бледным, на губах пузырилась пена... Вся его тоненькая фигурка выражала какую-то чудовищную мысль...

– Программа возмужания!.. – хрипел он. – Моя программа возмужания!.. Не смейте ее ругать! Я сам!.. Это мое дело!.. Во мне – только темные инстинкты, мне не совладать с ними, я сам с собой покончил. У меня нет будущего! И не нужно! У таких как я не должно быть будущего. Мне на смену придет новая жизнь, жизнь моего ребенка – она будет лучше моей. Надеюсь, он не унаследует от меня ничего! Ничего! Никаких темных инстинктов!.. Инстинкты умрут вместе со мной!.. Я погублю их!..

Теперь они с Иваном Бобылевым могли играть в каком-нибудь отчаянном фильме на пару.

Изящные ноздри Эльвиры раздувались, лошадиные черные волосы блестели здоровым блеском... От нее еще сильнее понесло потом... Нет, это был еще не финиш! Но лошадь неистово рвалась к нему. Ей нужен был Великий город. Она хотела схватить его, сжать в своих тонких пальцах, вонзить в него свои длинные накрашенные ногти. Ей нужен был не подросток. Ей нужен был Великий город!..

«Да, Великий город!» – думала она. Про Великий город она слышала как-то все от того же подростка.

«Я не так-то прост! – думал подросток. – Я не так-то наивен. Я все понимаю. И я не так-то прост!.. Я зол, я циничен!.. О, что за чудовищная тоска!.. И кому нужна эта программа возмужания, если от нее такая чудовищная тоска! Программа возмужания не умиротворяет никаких темных инстинктов, темные инстинкты остаются, но к ним добавляется еще и ужасная тоска. Что я за дебил?! Что я за идиот?!.. К черту меня!.. Уничтожить меня! Стереть с лица земли!.. Гадкий, негодный ублюдок, который порождает миллионы проблем для всех и прежде всего для самого себя – вот кто я!.. Дебил!.. Ужасный дебил!.. Вообразить такого и нарочно невозможно!.. Зачем я – это я?!.. Зачем я не кто-то другой?! Не хочу быть самим собой!.. Ненавижу тебя, тварь – гадкий дебильный подросток!..»