Город мертвого бога - Алекс Феби

занимал на странице главное место.

Он не видел ничего этого, все сильнее вжимаясь глазами в колени, вминая их в лицо, – но для того, чтобы прочесть надписи в волшебной книге, не требовались глаза. Книга уходила все дальше, все глубже в прошлое и будущее, рисуя такие вещи, которых, может быть, не знал даже Господин; вещи, которых нет нигде, кроме памяти, содержащейся в вибрациях холста, за пределами понимания людей, какими бы могущественными они ни были. И как бы Натану ни хотелось отдаться чувству вины, замуровать себя в собственном несчастье, защитить себя от последствий своих действий, уничтожив ту часть себя, которой было дело до окружающего мира, заклинание, содержавшееся в рисунках, оттащило его от этой ямы так же, как прежде затащило его в огонь. Оно заслонило его ум от воспоминаний, а его дух – от духов мертвых.

Натан поднял голову. Пухлый серп луны висел над самым горизонтом.

– Я ему не принадлежу.

– Ему принадлежит все.

– Но не я.

– В таком случае, Натан, тебе придется сделать так, чтобы он принадлежал тебе.

LXXV

Корабль не возвращался к берегу на протяжении многих часов. Натан всю ночь просидел, дрожа от холода и читая книгу. Она рисовала ему картинки, исполненные простоты и симметрии.

Когда за ним пришли, он был уже просто мальчиком: щуплым, просвечивающим насквозь голым ребенком. Никто из команды не желал встречаться с ним взглядом, однако для него нашли одежду: пропитанные сыростью, залитые ромом, болтавшиеся на нем тряпки, на которые не претендовал никто другой.

Весь следующий день шел проливной дождь. Капли молотили по впадинам в корпусе корабля, барабанной дробью резонируя в грудных клетках моряков. Дождь прибил волны, сгладив их очертания – им на смену пришли контуры несомых ветром водяных струй, сводивших на нет усилия гребцов и наполнивших судно разговорами о парусах и о легкости путешествий по морским путям на различных кораблях прошлого. Рыба была вялой, и даже известь с трудом могла заставить ее двигаться.

Когда во мгле стал виден Мордью, весь разом (Морская стена, трущобы, Торговый конец, Стеклянная дорога, Особняк, Плезанс; серый силуэт, ландшафт, вырезанный из листа бумаги), он показался Натану незнакомым, словно это был какой-то другой город, родственный прежнему. Он был больше, величественнее, необычнее – знакомый глазу, но лишенный той эмоциональной связи, которая делает что-либо твоим.

– Нам заплатили вперед, – сказала Пенфенни веско, но тихо, словно на самом деле не желала быть услышанной. – Так что у нас нет необходимости причаливать. Мы можем доставить тебя до берега на лодке.

– Может, просто спихнем его за борт, и пускай плывет сам?

Капитан гневно зыркнула на того, кто это сказал.

– А лучше пусть прожжет себе дорогу!

– Во-во! Пусть выпарит море и дойдет до пристани по дну!

– Молчать! Если хоть одна собака еще раз гавкнет, клянусь, я скормлю ваши потроха рыбе!

– Если вы дадите мне лодку, я догребу сам, – предложил Натан, не поднимая взгляда.

– Пожалуй, так будет лучше всего. Привяжите к ней длинный конец, – распорядилась капитан, – и мы вытащим ее обратно, когда он сойдет на берег.

– Хорошо бы он спалил ее дотла и утонул!

Натан повернулся к говорившему – и теперь команде не потребовалось окрика, чтобы утихнуть. Все, что они хотели сказать, застряло в их глотках.

Натан повернулся к ним спиной, и они поспешно разошлись каждый к своей работе, торопясь поскорее сбыть его с корабля. Но что они будут делать потом? Развернут судно и вернутся в Маларкои, чтобы спасти оставшееся золото? Обглодать пирамиду, как брошенную кость?

– Не возвращайтесь туда, – сказал Натан. – Это место теперь проклято.

Пенфенни улыбнулась, впервые за все это время.

– Мы, моряки, народ суеверный, но бедный. Одного проклятия недостаточно, чтобы нас отпугнуть.

Натан встал.

– Город Маларкои, – прокричал он так, чтобы все слышали, – теперь принадлежит Господину Мордью! Любой, кто ступит туда, поплатится жизнью! Я лично приду, чтобы взыскать долг!

Команда сделала вид, будто не слышит его слов или не интересуется ими. Люди сосредоточенно возились с узлами, спуская лодку на воду. Когда они закончили, капитан перебросила через борт сходни и кивком показала, что он может покинуть судно.

– Передай Господину, что «Муйрху» больше не плавает в этих водах. Мы отправляемся на юг, где можно найти достойную работу, и не вернемся назад.

LXXVI

Беллоуз ждал Натана возле пристани. Едва завидев мальчика, он сделал знак дюжине жаберников из портовой стражи – одетые в белое, те выступили из тени, скользнули в воду и поплыли ему навстречу, блестя мундирами на солнце. Молча извиваясь, они расположились вокруг лодки (одни – под водой, другие – на поверхности); длинные когтистые пальцы заскребли по деревянным бортам, и они принялись толкать ее к берегу. Натан положил весла на дно. Беллоуз махал ему руками, словно приветствуя возвращающегося героя.

– Мой мальчик! Мой мальчик! – вскричал он, стоило Натану ступить на берег. – О великий день! Ступайте, получите свою награду! Отныне вы для Господина как сын, понимаете ли вы это? Столь велики деяния, сотворенные вами для Него, что рядом с ними бедный Беллоуз кажется ничтожеством!.. А что я? Я ужасно рад – рад, что вы отомстили за моего брата, и рад знать, что тоже принял в этом некоторое участие, пусть даже небольшое. Я просто не могу выразить, как я счастлив!

Кажется, он плакал, а может быть, это были брызги прибоя или дождевые капли, но когда Беллоуз обнял Натана, тот заметил, что кромки его ноздрей были красными и влажными, а тело содрогалось, словно от рыданий.

– Пойдемте! Господин распорядился, чтобы я сразу же по возвращении привел вас к Нему, чем бы Он ни был занят! И к тому же в Его личные покои, где я еще ни разу не был! Ох, дитя! Только вообразите, сколько всего мы теперь сможем сделать, лишившись ярма этой войны! Мордью расцветет и разрастется, и все его жители смогут получить тот же чудесный дар, что получил я: внимание Господина, которое теперь освободится и для них. И все это благодаря вам! Я еле сдерживаю свои чувства!

Беллоуз открыл нижнюю дверь, но пошел не тем путем, которым они спускались прежде, а в другую сторону.

– Господин велел мне воспользоваться Его личной лестницей – еще одно поразительное нарушение традиций! Мы ведь все видели… Осторожнее, эта лестница движется посредством невидимого механизма; нечто подобное применяется у нас на кухне для транспортировки грязной посуды через бак с горячей мыльной водой… Мы видели все с Высокого балкона