Соколов. Дилогия (СИ) - Хай Алекс

Есть определенный тип людей, которым почти физически больно с кем‑либо выяснять отношения. Такова их природа. Не выносят криков и ярких выражений эмоций. Мой отец в этом мире, кажется, был как раз из таких.

– Что прикажешь нам думать после того, что случилось на кладбище? После того, как Андрей… – голос отца сорвался. – А когда мы узнали о трагедии на Смотре в Аудиториуме… Ты представляешь, что здесь творилось? Бабушка опять слегла с сердцем, Оля распереживалась и выплакала все слезы. Мы даже приехали в усадьбу Штоффов, чтобы увидеться с тобой, но выяснили, что в тот момент все вы были в городе… Слава богу, обошлось. Но, милостивый боже, Михаил! Нельзя вот так пропадать, а потом появляться дома как ни в чем ни бывало!

Он отчитывал меня как нашкодившего гимназиста, и в этот момент я с удивлением осознал две вещи.

Первая – что моей семье, оказывается, было на меня не настолько уж и наплевать. Это хорошие новости. Ибо я всерьез предполагал, что с тех пор, как меня сдали на руки Корфу и, по сути, сделали заложником тайного советника, семья не станет привязываться и лить по мне слезы. Да, я был им полезен. Да, на меня была возложена миссия. Но я мог легко все это провалить, поэтому не ожидал никакой привязанности.

А оно вот как вышло. Это странно. Ведь я был для них чужаком. Призванным духом, способным выполнить задачу укрепить Род. И хотя я отчаянно хотел иметь семью – нормальную, настоящую – я быстро понял, что сперва придется заняться другими вещами. Вить гнездо будем потом. Сначала – освободиться от Корфа.

Второе озарение – что я и сам, в общем‑то, был тем еще сухарем. Ни разу не додумался отправить в Ириновку письмо или попросить кого‑нибудь из слуг позвонить. А ведь мне тоже было о чем беспокоиться. Оля – моя Оленька – замкнулась в себе, отец болезненно переживал чехарду с наследниками, а наше финансовое положение стремительно ухудшалось – я ведь читал в газетах сводки о сделках. Соколовы продали большой земельный участок под Рахьей, которым пользовались больше сотни лет. И ведь явно неспроста отец так решил. Род бедствовал. Пусть вида отец не показывал, но сейчас, считав его настоящие эмоции, я ощутил себя козлом.

Есть у меня дурацкая особенность – еще в старом мире я настолько привык к тому, что близкие так или иначе от меня уходили, что даже сейчас, имея возможность все переиграть, все равно действовал по привычному сценарию. Разве что Ирка и Матильда ворвались в мою жизнь и остались в сердце.

А семья… Слишком быстро нас разлучили, чтобы я успел к ним привязаться. И хотел этого, и вспоминал о них, но… Не успел до конца осознать, что отныне я и правда был не один. Действовал, как наследник. Старался думать, как наследник. А сам так и не уверовал в то, что я и правда был наследником.

– Прошу прощения, отец, – склонил голову я. – Я повел себя неправильно. Следовало связываться с вами почаще. Но почти каждая минута была расписана, да я и не подумал, что вы до такой степени распереживались. И, кроме того, ты мог воспользоваться ментальной связью, чтоб достучаться до меня.

Патриарх окончательно перестал на меня злиться – я чувствовал, как выровнялся его эмоциональный фон. Отец с сожалением качнул головой.

– Не могу. Еще восстанавливаюсь после случившегося на кладбище. У меня малый ранг, и я и на четверть так не силен, как ты, Михаил. Род не делится со мной силой, и мне приходится пользоваться теми скудными остатками, что остались после Осколка. Да и то почти все ушло на то, чтобы поддерживать состояние твоей бабушки.

– Значит, ей не лучше? – нахмурился я.

– То лучше, то хуже. Она все же пожилой человек. Старость беспощадна.

Это было скверно. Бабушка знала очень многое из того, что могло мне пригодиться. И хотя можно было бы вытащить сведения из родового источника, но общаться с живым человеком было проще. И приятнее, чего уж таить.

– Теперь объясни, зачем ты привез сюда девицу Штоффов, – потребовал отец. – Не поверю, что вы просто решили заехать к нам по пути с прогулки.

Я колебался, гадая, рассказывать ли отцу о недуге Матильды. Хотя он наверняка узнал бы – бабушка, в отличие от него, имела какую‑то непостижимую связь с Родом. И если бы я зачерпнул из источника так много силы, она бы непременно это почувствовала и дала отцу знать. Как патриарх, он имел на это право.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

И выложил карты на стол.

Отец слушал внимательно, и чем больше я рассказывал, тем выше ползли брови на его лице. Закончив, я прислонился к столу.

– Вот так, пап. Она и правда очень много для меня сделала, и бросать ее на произвол судьбы я Матильду Карловну не хочу.

Черт, а так хотелось горячего чаю. Да и бросать Ирку наедине с сестрой тоже было невежливо.

“У нас небольшой семейный совет”, – обратился я к подруге. – “Извини, пожалуйста”.

“Все в порядке. Твоя сестра – чудо”.

“Спасибо”.

“Но лучше бы нам поехать где‑то через час”.

“Управимся”, – пообещал я.

Отец тяжело вздохнул, снял очки и устало потер глаза.

– Не знаю, что меня шокировало больше – твоя наглость или то, что Род все‑таки тебе отвечает, – признался он. – Что же до условий, которые поставили духи… Есть только одно очевидное решение, чтобы все гарантированно получилось. И я не уверен, что Штоффы на это согласятся. Впрочем, особого выбора у них нет, если все настолько скверно.

– Мне нравится Ирина, но я не хочу силком тащить ее под венец. Даже предлагать ей это… противно. Но, думаю, она сама понимает, что выбирать особо не из чего.

В дверь постучали. Отец раздраженно бросил:

– Войдите.

В узкую щелку просунулась голова Егора.

– Ваше сиятельство… Вас с сыном зовет Татьяна Константиновна. Желает принять вас наверху у себя в покоях. Говорит, это важно.

Мы с отцом переглянулись. А мне отчего‑то стало не по себе. Нашла бабуля удачный момент, чтобы очнуться и потребовать мужчин к себе. Почему‑то мне казалось, что бабушка знала и чувствовала гораздо больше, чем показывала. Да и вообще иногда думалось, что именно она была истинной главной нашего небольшого семейства.

– Пойдем, – велел отец. – Как раз обсудим.

Мы быстро поднялись на второй этаж. В покоях бабушки царил полумрак. На камине в изящных рамках были выставлены фотографии членов семьи. Еще больше фотографий и портретов украшали стены. Пахло смесью тяжелых духов, каких‑то лекарственных трав и костром – в покоях бабушки зажгли камин.

Она приняла нас, сидя в кресле. В руках у бабушки было вязание – черные клубки пряжи расползлись по ковру.

– Матушка, – кивнул отец и подтолкнул меня ближе.

– Здравствуй, Ба, – улыбнулся я. – Как себя чувствуешь?

– Пришлось проснуться, раз у нас столь редкая птица в гостях, – в обычной ворчливой манере отозвалась старшая женщина семьи. – Присядьте, голубчики. Сдается мне, в вопросе, который вы пытаетесь решить, нужна и женская голова.

– Откуда ты знаешь? – Удивился я.

Бабушка положила вязание на колени и мягко мне улыбнулась.

– Сон приснился. Я часто вижу сны о том, что происходит там, где меня нет.

Вот оно что. Особая форма ментализма? Не припомню, чтобы в роду Соколовых такое практиковали. Значит, она унаследовала эту способность от своего рода. И привнесла в наш. А дар весьма редкий и мог укрепить силу Рода. Тогда стало понятно, почему дед взял ее в жены едва ли не бесприданницей.

– Итак, молодые люди, – царственно выпрямившись в кресле, бабушка смерила нас снисходительным взглядом, – вот уж не думала, что в этом доме будут так скоро обсуждать веселье.

– Ба, мы еще ничего не решили.

– Но рассматриваете возможность. И правильно делаете. Штоффы будут нам полезны. И мы окажемся полезны им.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Они очень богаты, – кивнул отец. – Договорной брак поможет нам выровнять положение.

– Ты совершенно не туда смотришь, Коленька!

– Осколок, – догадался я. – У Штоффов нет наследников, кроме Ирины. Она вольется в род того, за кого выйдет замуж, и передаст осколок.

Бабушка улыбнулась.