Соколов. Дилогия (СИ) - Хай Алекс

– Семье помогать мы будем. Или тому, кто принесет в род богатство. Или титулы. Что‑то, что возвысит Род пуще прежнего.

– Но…

Внезапно все духи разом исчезли. Развоплотилось белое дерево, начал меркнуть огромный белый шар. Через несколько мгновений вокруг нас с Ирэн не осталось ничего, кроме яркого света, молочной белизны и почти незаметно клубящегося дымка на горизонте.

– Нам все сказали, – проговорил я, обернувшись к Ирэн. – Пора уходить.

Девушка растерянно кивнула.

– Знаешь, как?

Я знал. Сомкнув полупрозрачные веки и ухватив подругу покрепче, я принялся медленно выдавливать нас из коры дуба. Все начало стремительно темнеть, а еще через пару секунд нас обдало порывом неласкового ноябрьского ветра.

Я пришел в себя первым. Ирэн резко распахнула глаза и поежилась.

– Это… Это… Господи, как все странно!

Она даже несколько раз тряхнула головой, и ее золотые волосы разметались по плечам – прическа рассыпалась после того, как она сняла ленту.

– Нужно все обдумать, – сказал я. – Но сперва согреемся. Идем в дом. Наконец‑то познакомишься с моей семьей.

– Д‑да… Хорошо.

Ирка плотнее закуталась в шарф и взяла меня под руку – ей было неудобно пробираться по земле на каблучках. Да и выглядела она совершенно ошарашенной, что было неудивительно: не всякому выпадала возможность познакомиться с сердцем крепкого и могучего Рода.

– Как ты? – на всякий случай спросил я, осторожно выведя девушку на утоптанную тропинку.

– Я в порядке, не волнуйся. Просто голова кругом идет от увиденного… И услышанного. Значит, либо нужно стать частью вашего Рода, либо сделать для твоей семьи что‑то такое, что поднимет ваш статус?

– Насколько я понял, да. Для Рода ценны всего два момента: то, что его укрепляет и обогащает, и те, кто его укрепляют и обогащают… Законы по‑первобытному суровы, но ведь и Род заботится в первую очередь о выживании.

– Не объясняй, я понимаю это. Местами жестоко, но справедливо. Жаль, мой род не настолько крепок, чтобы я могла поговорить с предками…

Я резко остановился и взял озябшие ладони Ирэн в свои.

– По крайней мере мы сегодня узнали, на каких условиях мои предки готовы вмешаться и помочь. Это уже много. Другой вопрос, что цену они заломили серьезную. И я считаю, что Матильда должна узнать об этом и сказать свое мнение. Она имеет на это право.

Ирэн кивнула.

– Да, конечно. Только я боюсь, что она не согласится. Не захочет.

– Может. Но это тоже ее право, – напомнил я. – Знаешь, моя жизнь совсем недавно изменилось, когда мои родственники сделали со мной кое‑что без спроса. Это было ужасно неприятно. Семья считала, что так будет лучше для всех. Но…

Девушка мягко пожала мои пальцы.

– Пока мои родители не погибли, меня тоже никто ни о чем не спрашивал. Только Матильда, когда взяла надо мной опеку, стала интересоваться, чего я сама хочу.

– Ну вот, – улыбнулся я. – Поэтому расскажем ей все, когда очнемся. Но сперва – чай. Ради тебя достали особый самовар. Нужно уважить наши семейные традиции.

Держа ее за руку, я довел нас до входа в господский дом. Ирэн даже нашла в себе силы оглядываться по сторонам и восхититься парком. В дверях нас уже ждал Егор. Лакей расплылся в любезнейшей из улыбок, заметив, что мы шли под руку. И даже незаметно подмигнул, явно одобряя мой выбор.

Только сейчас я понял, насколько все это было двусмысленным. Сперва я привез Матильду и дал семье возможность познакомиться со старшей Штофф. Затем спустя некоторое время притащил Ирэн – и не просто так, да еще и к дубу повел. И сейчас нас застукали за ручку. А общество‑то дворянское…

Итак, Миша, ставлю зуб на то, что семья сейчас тебя неправильно поняла.

– Прошу, ваше благородие! – Лакей распахнул перед нами двери и тут же принялся помогать нам раздеваться. – Ольга Николавна и Николай Владимирович в доме.

– А бабушка? – удивился я.

– Прилегла, сегодня на погоду дурно себя чувствует. Но, быть может, найдет в себе силы спуститься.

Нас повели в столовую – все еще траурно убранную. Сорок дней со дня смерти Петра еще не прошли, поэтому домочадцы подчинялись ограничениям. При появлении Ирэн отец поднялся. Следом за ним и Оля.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

– Ее благородие Ирина Алексеевна фон Штофф! – представил гостью лакей. – Племянница Матильды Карловны фон Штофф.

Отец и сестра поднялись, чтобы тепло поприветствовать Ирку. Подруга не подкачала – отбросила тяжкие думы и душевно, но коротко обменялась любезностями с хозяевами.

Оба – что папа, что Оля, выглядели обеспокоенными и явно ожидали от меня объяснений – наверняка Егорушка растрепал им о том, что я повел Ирку прямиком к дубу. Но от скорейших объяснений меня спас самовар: пар уже клубился над медным исполином, требуя побыстрее заварить чаю.

– Прошу к столу, – пригласительным жестом Оля указала на места для нас.

Я заметил, что нас посадили рядом, а ведь я должен был сидеть по правую руку от главы семьи… Ирэн, кажется, ничего не подозревала – ну или мастерски делала вид, что не поняла двусмысленности нашего положения.

С позволения отца Оля лично разлила чай по чашкам и принялась потчевать нас домашней выпечкой. Отец не сводил с меня глаз.

“Это не то, что ты думаешь”, – обратился я к нему ментально, и наш патриарх едва не подпрыгнул от неожиданности. Видимо, редко общался подобным образом.

Он смерил меня тяжелым взглядом и едва заметно кивнул в сторону кабинета.

– Оленька, прошу, займи беседой Арину Алексеевну. Нам с Михаилом нужно кое‑что обсудить, – он поднялся, и мне пришлось тоже выйти из‑за стола. – Мы скоро вернемся.

Ирина обворожительно улыбнулась.

– Конечно, ваше сиятельство. Тетушка много рассказывала о вашей дочери, и я ждала возможности познакомиться лично.

Ирка тут же обернулась к Оле, и девушки принялись о чем‑то щебетать. Отец торопливо вышел из столовой и толкнул дверь кабинета.

– Внутрь. Быстро, – с плохо скрываемым гневом велел он.

Я пожал плечами и вошел. Патриарх запер дверь и резко развернулся ко мне.

– Что ты творишь, Михаил? – алея от гнева, прошипел он. – Как ты посмел?

Глава 27

Я удивленно моргнул. Отец был сам не свой от волнения, причем я чувствовал не только его гнев, но и страх. Что было странно, ибо в этом мире он отличался уравновешенностью и спокойствием.

Воспоминания прежнего обладателя моего тела были довольно четкими. С отцом старый Миша общался нечасто, да и большого тепла в их отношениях не было – почему‑то аристократия даже в нынешние времена славилась холодностью в обращении с отпрысками. И все же мой предшественник знал патриарха нашего семейства как человека уравновешенного и неконфликтного.

Тем страннее сейчас было видеть его столь взбудораженным.

– Отец, я не понимаю. В чем дело?

Патриарх хлопнул ладонью по деревянной панели стены.

– С чего бы начать, – злым шепотом произнес он. – С того, что ты заявляешься в Ириновку без предупреждения? Или с того, что таскаешь девиц к нашему родовому древу? И, может, объяснишь, почему эта мадемуазель на тебе виснет как на вешалке?

– Отец, это…

Но оправдаться мне не дали.

– За все время, что ты гостишь у Штоффов, от тебя ни звонка, ни весточки! На записки ты не отвечаешь, не счел нужным пригласить никого из семьи на испытания и Смотр в Аудиториум. И о том, что ты жив и здоров, мне приходится узнавать от слуг твоей наставницы! Думаю, это тебе, Михаил, пора объяснить, что происходит и в чем дело.

Выдав эту гневную тираду, отец устало привалился к стене. С его лица словно сошли все краски – он был бледен и даже расслабил узел галстука, чтобы дышалось легче. Я же ошарашенно помалкивал, переваривая услышанное.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

– Мы волнуемся, Миша, – уже куда спокойнее сказал отец, и мне стало понятно, почему он предпочитал не ввязываться в конфликты и даже не повышать голоса.