Я охочусь на тебя (СИ) - Mazurenko

снова. Затем расхохотался уже во весь голос, задрав голову назад. Он захлебнулся смехом и поморщился — голова болела от удара.

— Глупенькая, глупенькая девушка… и за что тебе настолько повезло в жизни?

Стиснув зубы, Агата загнала обратно взвившиеся чувства:

“Страдать буду после… сейчас — дело”. — Почему ты тут? Что тебе надо от меня?

Чарльз поглядел в еë глаза и улыбнулся:

— Ты разрушила мою жизнь. Ушла бы вместе с собственными родителями — и всё было бы отлично. Нет же… ты стала постоянной частью нашей жизни. Жила в моём особняке, ела с моих тарелок…

— Это был особняк тëти! И ты… ты спалил его до тла!

Покачав головой, Чарльз не переставал улыбаться:

— Его спалила ты. Если бы ты не дëргалась, если бы вела себя нормально… ничего бы не произошло. Я хотел, чтобы ты сдохла и больше никогда не возвращалась в этот мир. Ты не поверишь, но мы… — Осëкшись, Чарльз сглотнул и поджал губы. — На свете есть люди, желающие того же, что и я.

— Например?

— Например, Лукас и Кристофер Кадоганы.

Еле не заорав от ужаса, Агата отшатнулась от стула.

— Хочешь узнать, как это было? Я с удовольствием тебе поведаю.

Агата кивнула, завороженная.

— Это, безусловно, звучит как приемлемый план, но почему мы должны вам доверять? — спросил Лукас, сидя в инвалидном кресле.

Это был светловолосый зеленоглазый мужчина с усами и бородой.

— Я бы назвал это круговой порукой. Мы все будем замешаны так глубоко… — ответил Чарльз. — Никому не будет выгодно обращаться в полицию. В этом случае пострадают все. Вы согласны? — На последней фразе мужчина немного повысил голос, обращаясь не только к Лукасу.

Кристофер смотрел из окна во двор, ничем не показав, что слышал его.

— Полагаю, у нас ещё имеется время, чтобы обдумать это? Когда вы, сказали, планируется поездка? — спросил Лукас.

— Их турагент предварительно оформил конец декабря. Начинать нужно уже сейчас, если мы хотим успеть. — Ответил Чарльз.

— И всë-таки я испытываю кое-какие сомнения по поводу… м-м-м… количества жертв. Я имею претензии только к одной персоне, и желаю только еë уничтожения. — Лукас перевёл вопросительный взор на сына.

Кристофер сжал пальцы на подоконнике, белея костяшками.

— Я тоже против. Это… бессмысленно, жестоко и грязно. — Ответил он. — И ради своей безопасности мы не имеем права оставлять лишних следов.

Лукас посмотрел на сына, в задумчивости пожевал губами и развернул кресло:

— Предлагаю нам всем взять немного времени на тщательное обдумывание ситуации. Я сообщу вам о своём решении завтра в полдень. Сегодня же будьте моим гостем.

Кристофер поклал ладонь на плечо папы, но Лукас нетерпеливо сбросил еë, покатив к выходу.

— Чтобы такое сделать, нужно быть абсолютным садистом. — Кристофер покосился на собеседника, не меняя позы. — Не так ли?..

Опустошëнная и разбитая, Агата сползла по стене вниз, устало глядя на дядю.

— Ты… совсем запутался… Тебе необходима помощь. Хотя бы психлечебница, не знаю. Хороший психиатр уж точно.

Мужчина осклабился во все 32 зуба, пристально смотря на неë. От его взора девушке стало настолько неуютно, что она, преодолевая усталость и приступы рвоты, поднялась. В глазах у неë было сухо, а горло требовало воды. Агата кое-как сглотнула.

“Нужно сходить на рецепшен. Надеюсь, Юма там… хоть кто-либо там… Либо лучше сразу будить ребят? Как бы я в обморок не грохнулась…”

Она подхватила свечу и пошла к выходу.

На пороге она обернулась и с презрением кинула дядюшке:

— Ты — худший убийца из всех, что мне довелось видеть. Ножом размахиваешь, как младенец. Взял бы курсы ассасинов, что ли.

И с этим девушка покинула кладовку и оставила смеющегося дядю за спиной.

До лобби Агата доползла почти держась за стену.

“Да чего мне так хреново? Неужели это откат от вчерашнего?”

Темень вокруг настораживала. Свет от свечи не столько разгонял тьму, сколько наполнял жутью. Тень девушки неупокоëнным приведением металась по стенам да окнам.

— Здравствуйте! Юма! Кто-нибудь?

Глаза еë широко раскрылись и старательно вбирали в себя темноту лобби. Там кто-то пошевелился? Испустил вздох? Либо с ней сыграло воображение? Агата чуточку подумала и… направилась вперёд. Она ступала медленно, напрягая плечи с икрами и ежесекундно ожидая нападения. Она дошла до регистрационной стойки и застыла, прислушиваясь. Тишина. Тогда протянув руку, она быстро нажала на колокольчик. Отдëрнув руку, она застыла, готовая сорваться с места. И опять — ничего.

“Или Юмы тут нет, или он спит. Наверное, стоило разбудить ребят. Вместе будет безопаснее”. — С этой мыслью и продолжая оглядываться через плечо, Агата пошла обратно.

От этой тишины и от пухлой темноты ночи со страхом Агату охватило тянущее ощущение одиночества. В груди у неë стало ныть, уставшее сердце затолкалось, а виски начали пульсировать. Ей стало больно — практически физически, словно кто-то бил ногами в грудь.

“Тут никого… я одна посреди ночи и зимы, наедине с убийцей… Но это лишь чувство. У меня имеются друзья. Люди, меня любящие. Они — моя семья, и они поддержат меня”.

Агата втянула воздух, распрямила плечи, мягко вытянув голову вверх. Она ввалилась в свой номер и тяжело опустилась коленками на футон.

— Александр… Алекс, милый мой, проснись…

Тяжело задышав сквозь сон, парень нахмурил брови и стиснул зубы. Продолжая трясти мужчину, Агата старалась не падать вперёд с ослабевших коленей.

Приоткрыв глаза, парень тихо прохрипел:

— Я… здесь…

Его глаза закатились, и Александр обмяк опять, словно потерял сознание.

Навалившись на мужчину, Агата прижалась лицом к его шее, выдохнув:

— Поднимайся… нам надо подняться, Александр…

А затем еë дыхание выровнялось, став глубже и спокойнее. Во сне она стучала ногами в дверь, а та не открывалась и не открывалась…

Первые мгновения пробуждения — самые сладкие и самые дорогие. Не помнишь себя и тех ужасных вещей, что произошли вчера.

Изредка, цепляя приятный сон, вы вытягиваете его в реальность, нежась в нём ещё три… две… одну… Агата вскочила с криком, со стучащим сердцем, с чувством, что мир погиб, и она осталась в нём одна.

Рванув в холл, она распахнула дверь так, что та грохнула о стену. Осколки вазы так и лежали на полу. Выходит, здесь пока никто не проходил.

“Странно… уже утро, уже светло, получается, люди в гостинице уже должны быть”.

— Чего ты шумишь? — В коридор вышел Александр, прижимая руку к виску, щуря глаза на свет из окна.

Сэм и Рэйчел тоже вывалились в холл, страдая теми же симптомами.

— Там… Чарльз! Ночью он меня пытался убить, а вы дрыхли, а я будила