Ибсен. Путь художника - Бьёрн Хеммер

Далее возникает вопрос: какова функция искусства в реальной жизни и каково его значение для людей, окружающих художника? Как соотносятся между собою фиктивный характер искусства и предположение, что оно создается на реальном «фундаменте», то есть на конкретном жизненном опыте художника, зачастую негативном? Может ли «нереальное» искусство поведать нечто важное о реальной жизни, которой живут люди? Не является ли фиктивность искусства неизбежной реакцией на фундаментальную нехватку чего-то в этой самой реальной жизни? Может быть, страдание, скорбь и даже разрушение — необходимые предпосылки настоящего искусства?

Эти и другие вопросы сами собой возникают при чтении драмы «Строитель Сольнес», и особенно потому, что в ней имеется нечто недосказанное, нечто, не дающее покоя читателю. Возможно, мы ощущаем за текстом беспокойство самого Ибсена, который изображает не просто строителя, но также «художника»?

Следует признать, что драма выражает довольно двусмысленный взгляд на искусство и творца. Приблизительно так же смотрели на эти вопросы некоторые романтики (например, Вергеланн). Но взгляд Ибсена проникает глубже, он более критичен и потому весьма отличается от взгляда романтиков. И все же именно этот аспект драмы придает ей неопределенный, суггестивный характер. Возникает слишком много вопросов, на которые автор не дает окончательного ответа. Ибсену это вообще присуще.

Во-вторых, определение «воздушный замок на каменном фундаменте» ясно указывает на неосуществимость замысла строителя. Невозможно соединить абстрактное и конкретное, хотя Сольнес в финале драмы все-таки делает это — по-своему, как «художник». Прибегнуть к спасительной силе иллюзии его вынуждает обыденная реальность. В этой реальности он, по собственному признанию, отнюдь не находится на высоте.

Реальные обстоятельства суть «фундамент», но эти же «фундаментальные» обстоятельства сковывают и в конечном итоге губят Сольнеса. Человек творчества, «художник», не может этого избежать. Его конструкция — воздушный замок на каменном фундаменте — рушится. Его проект — исключительно плод фантазии и не может быть чем-то иным. Хотя строитель со своей «принцессой» сознательно выбирают иллюзорный мир, они, в сущности, бегут от тягот и обязанностей повседневной жизни. Ибсен побуждает своего главного героя — как и Гедду Габлер — выбрать свободу, но эта свобода не подразумевает ответственности. Такую свободу Ибсен всегда называл настоящим рабством. С другой стороны, и Гедда, и Сольнес в конце концов признают ответственность за самих себя — таких, каковы они есть. В итоге они пожинают то, что посеяли, и принимают свою судьбу.

Общий смысл определения «воздушный замок на каменном фундаменте» заключается в бегстве от действительности с ее многочисленными проблемами в мир фантазии, созданный самими героями. Такой выбор могут делать самые разные люди в разных жизненных ситуациях. Из враждебного мира пытаются уйти многие персонажи Ибсена. Всегда найдется спасительная ложь, к которой можно прибегнуть, чердак иллюзий для тех, кто не выносит бремя жизни. Но решить проблем такой выбор не может. Сольнесу осталось жить лишь несколько мгновений после того, как он укрепил венок на башне дома, который они с Хильдой воображают своим воздушным замком. Венок — традиционный символ торжества, победы. Торжество строителя длится очень недолго.

У Сольнеса кружится голова, и он падает, не выдержав тяжести лет, которые он тщетно пытался сбросить, прошлых грехов и реальных обстоятельств собственной жизни. Процесс самосознания завершился. Впервые Сольнес окончательно признает трагическую безысходность своего положения. Он сам подписал себе приговор: он таков, каков есть, и себя переделать не может. Но есть человек, который не хочет с этим смириться, — Хильда.

В ее мире законы тяготения не действуют. Лишь миг после падения строителя она колеблется, а потом снова видит его на высоте. Валькирия вернула Сольнеса к жизни свободным, независимым и гордым человеком. Отчаянно торжествуя, Хильда заново переживает ту давнюю сцену в Люсангере и шлет привет своему образу Сольнеса с криком: «Мой… мой строитель!» (4: 275).

Последнее слово в драме остается за нею, и она возвращается в мир своих детских грез. Это мир — с точки зрения строгого реализма — вырос когда-то из зернышка, которое нечаянно заронил в ее душу строитель шутливым своим обещанием. В тот момент он был счастлив. В мире фантазий, где живет героиня, нет ни времени, ни смерти, ни поражения.

Одна только Хильда слышит пение в небе и звуки арфы — как и тогда, десять лет назад. Лишь она умеет претворить мрачную действительность в «искусство», в пение и музыку, и она по-своему, для себя, побеждает. Хильда закрывает глаза на то, что «созидает» она на руинах. Она видит одного только Сольнеса — избранника, который закончил свой труд: «Вот теперь, теперь свершилось!» (4: 274).

Строитель прошел свой путь до конца, и его падение в глазах Хильды оборачивается торжеством. Художник продолжает жить в ее торжествующей мечте. Что страдания и искусство для Ибсена взаимосвязаны, видно из его стокгольмской речи 1898 года: блестящая жизненная карьера казалась самому драматургу нескончаемой Страстной неделей. И слова Хильды в завершающей сцене кажутся особенно многозначительными, ибо в них слышно эхо новозаветных событий. Чуть ранее в той же сцене Рагнар называет Сольнеса «учителем» — это краткое определение выделяется на фоне прочих и вызывает ассоциации с тем же Новым Заветом.

Это мрачная драма о трагической и трудной жизни художника. Но она вмещает в себя намного больше. Поэзия и очарование в ней связаны с образом Хильды, которая является воплощением творческой силы Сольнеса.

Хотя карьера строителя, полная лжи и предательства, предстает во всей своей неприглядности, есть у нее и другая сторона: строитель стремится к невозможному, он не желает смиряться с существующим порядком вещей. Стремление, радость и мечта — неотъемлемые стороны его натуры. Он — человек страдающий, снедаемый тоской по счастливой жизни, которой у него никогда не было, но в которую он свято верит.

Уход от действительности, изображенный в «Строителе Сольнесе», очевидно связан с определенными тенденциями в культуре той эпохи и с волной декаданса 1890-х годов. Научный эмпиризм в эти годы теряет свою привлекательность и перестает быть образцом для писателей. Вновь считается, что художник вдохновляется силами, не подвластными сознанию и морали («троллями», «бесами» и т. д.). Многие писатели уходят в мир собственного искусства, изолируя себя от реальности. Такое эстетское отношение к жизни отразилось в лозунге «искусство для искусства» (l’art pour l’art). Главной задачей писателя больше не является изображение общества и социальных противоречий. Попытка художников создавать «дома для людей» кажется бесцельной — ведь люди от этого едва ли станут счастливее. Пессимизм, характерный для многих художественных произведений 1890-х годов, нашел отражение и в драме о строителе Сольнесе. Но в творчестве драматурга эта пьеса не знаменует ничего принципиально нового и обусловленного конкретным историческим моментом. Слишком многое связывает эту пьесу с предшествующими творениями Ибсена.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});