Чудо-моргушник в Некитае - Александр Гейман

Невольно загрустив, Артуа зашел в свой номер и раскрыл окно, желая обозреть окрестный вид. Граф меланхолически облокотился на подоконник и вздохнул. Меж тем снизу послышались отчетливые голоса:

- Шляются тут нынче всякие... - ворчал кто-то голосом портье. - Что это за моду взяли - все в дигамбары подались... Ни тебе кошелька на поясе, ни вещей при себе, ни чаевых, это уж само собой... Запиши-ка, мол, на счет некитайского императора! А я, может, в гробу этого вашего императора видел - да есть ли ещё где такой, нет ли его вообще!..

- Во-во, - бойко поддержал женский голосок. - Тут тоже один такой прошел по коридору - и давай меня к себе заманивать. Крутит усы, а морковкой-то своей так в меня и целит! Я ему плюнула в бесстыжие шары да и пошла себе.

Да уж не про меня ли это она? - оторопел граф, благородно оскорбленный в лучших чувствах. - Что-то я не помню, чтобы тащил вверх свою морковку!

- С такими только так и надо, - поддержала подругу другая служанка. Что с них взять - ни платочка какого не подарит, ни на чулки пару серебряных не даст. Голье, одно слово!

- Ой, - вдруг всполошилась первая служанка, - я ведь не проверила - у этого нового постояльца - как его там?

- Инкогнито, - с отвращением произнес портье. - Граф это вообще-то, дрочилка из Парижа.

- Во-во, у этого самого дрочилки инкогнито, - я у него что не проверила - а поставили ему под кровать горшок-то ночной или нет?

- А тебе что? - возразила вторая. - Ну, не поставили - сбегает во двор до кусточков, вот и все.

- Нет, так нельзя! - возразила горничная. - У нас так в распорядке не записано.

- Да плюнь ты! - принялись урезонивать излишне добросовестную прислугу все остальные. - Что тебе его ночной горшок - думаешь, он туда бриллиантов насерет? Куда ему - такому и копейкой-то сходить слабо!

Ну, зачем, зачем они так? - с горькой обидой подумал граф. - Совсем не знают человека, а говорят! Артуа вздохнул и устремил взор вдаль, в сторону белоснежных альпийских вершин. Глаза его заволокло мечтательное выражение. А вот бы, подумалось ему, он в самом деле испражнялся алмазами! Ел бы то же, что и все, а на горшок ходил бы исключительно драгоценными камнями.

БУДНИ АЛМАЗОХОДЦА

Живое воображение Артуа мгновенно нарисовало ему радужную картину. Фешенебельная комната в фешенебельном отеле. Персонал, снующий вокруг на цыпочках. Орды репортеров, караулящих у входа и под окнами комнаты. Сердца, пламенные взоры и объятия всех женщин всех стран и народов. А он, виновник этого мирового ажиотажа, сидит со свойственной ему скромностью в туалетной комнате на горшке. Сзади в белоснежных ливреях стоят на вытяжку два блюстителя графского стула - Родшид и Рогфейер. Граф, отправляя нужду, вслух философствует:

- Интересно, выйдут у меня сегодня изумруды или опять среди алмазов попадутся только рубины? Как вы считаете, доктор?

Академик всех академий, профессор медицины и минералогии, пятижды лауреат Нобелевских премий, милостиво допущенный к изучению редчайшего феномена, багровея от счастья, что сам святой граф Артуа, Алмазоходец, удостаивает его беседы, - доктор Хичкок почтительно отвечает:

- Согласно расчетам, ваше сверхвысочество, наша новая диета должна способствовать выходу изумрудов, сэр!

- А может, я и пяток топазов сегодня сотворю, - задумчиво роняет граф. - Что-то давненько я не какал топазами!..

Тем временем в золотое дно, устланое лебяжим пухом и нежнейшими брабантскими кружевами ударяется первый камень.

- Родшид, голубчик, - любопытствует граф Артуа, - вы не разглядели чем это я сходил?

- Алмаз двадцать четыре карата, ваше сиятельство! - осипшим от волнения голосом отвечает Родшид - он, сколько ни присутствует при таинстве алмазного схода, каждый раз впадает в транс благоговейного остолбенения.

- А теперь что?

- Брильянт чистой воды... Тридцать карат... опять алмаз...

- Рубин вышел, - вставляет Рогфейер, ревниво наклонясь над горшком. С мой мизинец.

- Ах, опять рубин, - вздыхает граф. - А где же изумруды?

- Пошли! Вот только что пошли! - хором восклицают Родшид и Рогфейер.

- А! Ну, наконец-то! А то я давно обещал испанской королеве колье из изумрудов для её племянницы. Она, бедная, ждет-ждет, а у меня, как назло, все алмазы да рубины. А топазов нет случайно? - спрашивает Артуа. - А то английская королева намекала мне в прошлом письме, что герцог Уэльсский мечтает о топазовых запонках.

- Жирно будет, - цедит сквозь зубы Родшид. - Дари всем герцогам топазовые запонки - никакой задницы не хватит.

- Совершенно верно! - горячо вступается Рогфейер. - И колье нечего дарить всяким там королевам - надо, пущай денежки платит.

- Ах, какие вы, право, мелочные, господа... - вздыхает его алмазоходчество святой граф Артуа. - Ну, что такое для меня изумрудное колье? Пустячок, не стоящий благородного разговора.

Но личные ювелиры и огранщики алмазоходного графа с жаром опровергают это суждение.

- Ах, господа, перестаньте же, - урезонивает их Артуа. - посмотрите-ка лучше, не застряло ли там у меня ещё что-нибудь? А то будет как в прошлый раз - хожу, хожу - чувствую, все какое-то неудобство. Завернул вечером к маркизе д'Артузи - и что же? - она вытащила у меня два некстати прилипших сапфира.

Рогфейер золотой щеточкой осторожно смахивает мелкие алмазные крошки в два и три карата, прилипшие к благородной коже божественного алмазоходца.

- Ох, Рогфейер, да оставьте вы это! - брюзгливо упрекает его граф. Опять вы возитесь с этой пылью. Я смою её в душе, только и забот.

- Как можно, ваше сиятельство! - в ужасе восклицают двое блюстителей алмазного схода. - Алмазная крошка, она тоже денежек стоит.

- Как вы неисправимо мелочны, господа, - снова вздыхает граф. - Ну, попадется там пара камешков в три-четыре карата, стоит ли из-за этого беспокоиться? А какой у меня нынче урожай, господа?

Граф принимает золотой горшок с драгоценным грузом, подобострастно протянутый ему блюстителями в белых ливреях.

- А что-то вроде сегодня алмазов как будто меньше, а, братцы? раздумчиво произносит граф.

- Не-е... - мычат сквозь зубы Родшид и Рогфейер и багровеют.

Но графа не проведешь - он жестом подзывает парочку плечистых стоматолов, и те стальным пинцетом разжимают челюсти Родшиду.

- А! а! а! - благодушно улыбаясь, говорит Артуа и достает изо рта Родшида брильянт в четыреста карат. - Ай-ай-ай, братец, - журит он заглотистого миллионера, - ты что же это? Я камешек зародил, пропустил через тракт, выкакал, а ты его - себе за щеку? Разве у нас это в договоре записано, мсье Родшид?

Родшид безмолвно плачет, косясь глазом на то, как граф вытаскивает такой же величины алмаз изо рта Рогфейера. Они трое каждый раз разыгрывают эту сцену, ставшую почти ритуальной. Рогфейер и Родшид знают, что попадутся, но все равно всякий раз пытаются заныкать и проглотить самые крупные камни, а граф их снова ловит с поличным.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});