Тимош и Роксанда - Владислав Анатольевич Бахревский

церквей, посольство проследовало в соборную церковь Успения Пресвятой Богородицы, где был совершен молебен.

На вопрос послов, где же гетман, Павел Тетеря отвечал:

— Гетман хотел быть в Переяславе наперед вашего приезда, но через Днепр ныне переправиться никак не возможно.

6

Река, еще вчера ворочавшая ледяными глыбами, смертельная для храбрецов, рискнувших совершить через это мчащееся ледяное месиво переправу, за ночь утихла, и строитель-мороз там и здесь уже перебрасывал хрупкие свои мостки, которые под напором воды трещали и ломались, но было видно — Днепр устал от борьбы и смирился.

Богдан Хмельницкий ждал, когда река станет. В этом столкновении воды и мороза ему чудилось вещее.

Мороз был для него образом правильной жизни. В устоявшихся добротных буднях тоже есть свои кипучие топи, но, однако, надежность мостов, как этого, ледяного, велика, и жизнь от внешних разрушительных сил безопасна вполне.

«Хорошо ли оно, успокоение? — думал Богдан и сам же отвечал себе: — Хорошо».

Река жизни, низвергнув поработителей живота и самого духа, растратив силы на половодье, на одоление всяческих преград, нуждалась в покое.

И сам он, гетман Хмель, желал покоя и постоянства.

Богдан смотрел, как, всплескивая, ужом пробирается вода между остановившимися почти льдинами, и думал о том, сколько людей, дорогих ему, частицу его жизни, унесло потопом. Шесть лет минуло со дня его зимнего бегства из Чигирина на Сечь. За те шесть лет почти все полковники в полках поменялись: убитые, умершие, изменившие… Любимая жена погибла, любимый сын погиб, погибли не только его, старого Богдана, друзья и одногодки, но и друзья его сына — цветущая поросль жизни. И враги погибли. Все региментарии у поляков новые.

— Новое время пришло, — сказал Богдан вслух и про себя подумал: «Сгожусь ли я для него?»

7

Шестого января в праздник Богоявления на реку Трубеж двинулось великое шествие, снова собравшее весь Переяслав и казаков, приехавших на раду. Среди крестов, хоругвей, икон несли, как драгоценность, образ Спаса, отпущенный государем с Бутурлиным. Сразу за святыми реликвиями шли в полном облачении архимандрит казанского Преображенского монастыря Прохор, протопоп Рождественского московского собора Андреан, поп Савво-Сторожевского монастыря Иона, переяславский протопоп Григорий, священники и дьяконы приходских церквей, за священниками шли бояре Бутурлин, Олферьев, думный дьяк Лопухин, князья и дворяне посольства.

Богдан Хмельницкий приехал в Переяслав вечером. Сразу по приезде он прислал на подворье, где стояло посольство, полковника Тетерю сказать, что хочет с боярином Василием Васильевичем Бутурлиным видеться тайно, и на той встрече чтоб грамоты государевой не подавать и речей не говорить.

— А пожалует ли государь нас, грешных, теми землями и вотчинами, какими мы владеем и которые надеемся передать своим потомкам? — спросил на встрече гетман.

— Государь всякое добро помнит и не обходит милостью своей того, кто служит ему верой и правдой, — ответил боярин Бутурлин.

Этот разговор разволновал Тетерю, допоздна засиделся у родственника своего Ивана Выговского.

— Уж если и подклоняться под руку московского самодержца, — говорил Тетеря, — так хоть чтоб не без выгоды.

— А ты больше молчи, но дело свое знай, — посоветовал Выговский. — Уговорю гетмана, чтоб он тебя послал в Москву. Пока другие опомнятся, мы уже вытребуем у царя и города, и земли.

— Титул бы княжеский у царя испросить! — помечтал Тетеря.

— Как про твой титул услышат казаки, так и сабли наголо. Главное, грамоты от царя получить… Московские воеводы порядок наведут быстро, тогда и про грамоты можно будет вспомнить.

— Иван, склоняю перед твоей мудростью голову! — поклонился Тетеря Выговскому.

8

Поздним утром на подворье московского посла с заднего двора зашел человек в простой одежде. Человек этот был Иван Выговский. Его провели к Бутурлину.

— У гетмана спозаранок была тайная рада с полковниками, — сказал он боярину. — Полковники решили подклониться под руку царя. Из семнадцати полковников одного только не было, Богуна.

— Спасибо тебе, Иване, за верную службу царю.

— Самой жизни для государя не пожалею! — воскликнул Выговский. — Надеясь на его царского величества милость, принес я грамотку. Братья мои, отец мой и сам я — верные слуги царя, молим подтвердить наши права на те города и земли, которыми мы теперь владеем.

— Служи, Иван Выговский, как служил, и надежда твоя не будет обойдена царскими милостями, — изрек Василий Васильевич Бутурлин, удивляясь про себя проворности генерального писаря.

Когда Выговский удалился, сообщив, что раду созовут во втором часу дня, боярин посмотрел Писаревы челобитные и только головой покачал: аппетиты у братьев Выговских были немалые.

Иван испрашивал для себя половину города Остра с селами, местечки Козелец, Бобровицы, Триполье, Стайки, села Лесовичи и Кошеватое, большой город Ромны.

Брат писаря и зять гетмана Данила имел виды на другую половину города Остра, местечки Барышевку, Воронков, Басань, Белогородку, Рожев и села вокруг этих местечек.

Меньшой брат Константин просил Козары и Кобыжчу, отец и шурин били челом государю, чтоб подтвердил право на владение старыми имениями.

9

Во втором часу дня ударили барабаны и били целый час, созывая казаков и прочий люд на городскую площадь.

И собралось великое множество народа.

Посреди площади, потеснив толпу, сделали круг, и вошел в него под бунчуком, с булавою гетман Хмельницкий, а с ним войсковой судья, есаулы и полковники. Войсковой есаул велел всем молчать, и, когда угомонились, Хмельницкий, напрягая голос, начал говорить ко всему народу.

— Панове полковники, есаулы, сотники и все Войско Запорожское и вси православные христиане! Всем вам ведомо, как нас Бог освободил из рук врагов. Ведомо и то, что уже шесть лет живем без государя в нашей земле, в беспрестанных бранях. Гонители и враги наши, хотящие искоренить церковь Божию, пьют не напьются крови, дабы имя русское не помянулось в земле нашей. Все мы видим, что нельзя более нам жить без царя. Для этого ныне и собрали раду, явную всему народу, чтобы все вы вместе с нами выбрали себе государя из четырех, которого вы хочете.

Хмельницкий замолчал, давая горлу передышку, и площадь замерла, боясь пропустить хотя бы единое слово гетмана. И сказал он:

— Первый царь есть турский, который многажды через послов своих призывал нас под свою область. Второй — хан крымский. Третий — король польский, который, если мы захотим, и теперь нас еще в прежнюю ласку принять может. Четвертый есть православный Великия России государь царь и великий князь Алексей Михайлович всея Русии самодержец восточный, которого мы уже шесть лет беспрестанными молениями нашими себе просим. Тут которого хотите, избирайте! Царь турский есть бусурман. Всем нам ведомо, как братия наши, православные христиане, греки, беду терпят от безбожных утеснений. Крымский хан тож