Хороши в постели - Дженнифер Вайнер

она.

Я с удивлением уставилась на Джой. Подобная мысль мне даже не приходила в голову.

– Возможно, ей тоже захочется подышать свежим воздухом, – сказала мама.

– Я так не думаю, – осторожно возразила я.

– Она не сломается.

– Может, – ответила я, чувствуя, как слезы наполняют глаза. – Она почти сломалась раньше.

– Дети сильнее, чем ты думаешь, – уверила меня мама. – С Джой все будет в порядке. И ты не можешь вечно держать ее внутри.

– Что, никакого обучения на дому? – спросила я, и мама усмехнулась.

Она протянула мне переноску, я неловко застегнула на себе ремни и посадила Джой. Она была такой крохотной, неподвижной, что по сравнению со мной казалась осенним листом. Нифкин поглядывал на меня, терся о ногу и поскуливал. Пришлось пристегивать ему поводок и брать с собой.

Мы медленно спустились к краю подъездной дорожки, вышли на улицу со скоростью больной артритом улитки. Это был первый раз, когда я вышла на улицу со дня приезда. С сожалением я поняла, что испытываю ужас от машин, от людей, от всего. Джой прижалась ко мне, зажмурив глазки. Нифкин шагал рядом, рыча на проезжавшие мимо автомобили.

– Смотри, малышка, – прошептала я в пушистую макушку Джой. – Смотри на мир.

Когда мы вернулись с утренней прогулки, на подъездной дорожке стояла машина Питера. Внутри моя мама, Таня и Питер сидели за кухонным столом.

– Кэнни! – позвала мама.

– Привет, – поздоровался Питер.

– Мы как раз говорили о тебе, – прокаркала Таня.

Даже после почти трехмесячного сигаретного воздержания она все еще разговаривала как родная сестра Мардж Симпсон.

– Привет, – улыбнулась я, радуясь Питеру.

Отстегнув Джой, я завернула ее в одеяла, села и пристроила дочь на колени. Мама налила мне чаю, а Джой уставилась на Питера широко раскрытыми глазами. Он, конечно, приходил и раньше, но она всегда спала. Так что это была их первая настоящая встреча.

– Привет, малышка, – торжественно произнес Питер.

Джой сморщила личико и заплакала. Доктор выглядел расстроенным.

– Ой, прости, пожалуйста, – начал он, но я прервала его:

– Не беспокойся. – Я повернула Джой лицом к себе и покачала, пока плач не перешел во всхлипы, потом в икоту и, наконец, затих.

– Она не привыкла к мужчинам, – сказала Таня.

У меня в голове пронеслось сразу шесть вариантов резкого ответа, но я благоразумно держала рот на замке.

– Мне кажется, дети меня боятся, – печально сказал Питер. – Скорее всего, из-за голоса.

– Джой разные голоса слышала, – язвительно проговорила я.

Мама тут же сделала страшные глаза, а Таня вроде бы не обратила внимания.

– Она не боится.

На самом деле Джой уже спала, ее губы были слегка приоткрыты, а длинные темные ресницы, казавшиеся еще длиннее на фоне розовые детских щек, еще не просохли от слез.

– Вот, смотри, – сказала я.

Вытерев личико, я наклонила Джой к доктору, чтобы он мог ее внимательно рассмотреть. Питер склонился ближе.

– Ух ты, – прошептал он благоговейно.

Доктор погладил щечку длинным тонким пальцем. Я лучезарно улыбнулась Джой, которая тут же проснулась, бросила один взгляд на Питера и тут же снова разревелась.

– Она привыкнет, – сказала я и шепнула на ушко дочери: – Невежливая малышка.

– Может, она голодна? – предположила Таня.

– Подгузник пора поменять? – вторила мама.

– Разочарована программой передач, – хмыкнула я.

Питер расхохотался.

– Ну, она очень проницательный зритель, – сказала я, покачивая Джой на плече. – Ей нравится спортивный вечер.

Как только Джой затихла, я налила себе еще чаю и положила горсть шоколадного печенья в центр стола. Добавила яблоко из вазы и принялась за работу.

Питер одобрительно кивнул.

– Ты выглядишь намного лучше, – сказал он.

– Ты повторяешь это каждый раз, как видишь меня, – фыркнула я в ответ.

– Но это правда, – хмыкнул доктор. – Здоровее.

И это на самом деле было правдой. С трехразовым питанием и перекусами я быстро восстанавливала свои прежние пропорции Анны Николь Смит. И я продолжала радоваться этим переменам. Теперь я видела все по-другому.

Мои ноги были крепкими и сильными, а не толстыми или неуклюжими. Теперь у моей груди была цель, помимо того, чтобы растягивать свитера и затруднять поиск не бежевого бюстгальтера. Даже моя талия и бедра, испещренные серебристыми растяжками, говорили о силе и рассказывали историю. Может, я и большая девочка, рассуждала я, но это не самое плохое в мире. Я была безопасной гаванью и мягким местом для отдыха.

– Создана для комфорта, а не для скорости, – хихикнула я про себя.

Питер улыбнулся.

– Гораздо здоровее, – повторил он.

– Тебя выгонят из Центра похудения, если узнают, что ты мне это сказал, – засмеялась я.

Доктор пожал плечами, как будто это не имело значения.

– По-моему, ты прекрасно выглядишь. Я всегда так считал, – произнес Питер.

Мама сияла. Я бросила на нее предупреждающий взгляд и поудобнее устроила Джой на коленях.

– Итак, – начала я, меняя тему, – что привело тебя в наши края?

– На самом деле я хотел спросить, не желаете ли вы с Джой прокатиться?

В груди снова сжало. Мы с Джой никуда не ездили с момента выписки, кроме как на осмотр в больницу.

– Куда поедем? – стараясь говорить небрежно, спросила я.

– Вниз по берегу, – ответил он расхожей в Филадельфии фразой. – Просто немного прокатимся.

Это звучало очень мило. И ужасно.

– Я не уверена, – протянула я с сожалением, – что Джой готова.

– Она не готова или ты не готова? – услужливо уточнила мама.

Я послала ей еще более пристальный предупреждающий взгляд.

– Я буду с тобой, – сказал Питер. – Окажу любую медицинскую помощь, если она понадобится.

– Езжай, Кэнни, – подбодрила мама.

– Тебе пойдет на пользу, – не отставала Таня.

Я внимательно на него посмотрела. Питер сверкнул улыбкой. Я вздохнула, понимая, что проиграла.

– Но только недолго, – уточнила я.

Питер кивнул и с робостью школьника поспешил мне помочь.

Конечно, сразу мы никуда не отправились. Сборы заняли сорок пять минут. В багажник отправились три сумки, полные подгузников, шапочек, носков, свитеров, бутылочек, одеял и разнообразных детских принадлежностей, и коляска. Затем Джой торжественно была пристроена в детском кресле, я села на пассажирское место, Питер устроился за рулем, и направились к побережью Джерси.

Мы с Питером болтали сначала о его работе, о Люси и Макси и о том, как жизнь Энди на самом деле оказалась в смертельной опасности, когда он разнес в пух и прах один из знаменитых старых рыбных домов Филадельфии, который десятилетиями играл на репутации и подавал поганый черепаховый суп.

За разговором мы свернули на скоростную автомагистраль Атлантик-Сити. Питер заговорщицки улыбнулся, нажал кнопку на панели управления, и крыша над нашими головами сдвинулась.

– Люк! – воскликнула я.

– Подумал, тебе понравится.

Я