Семья Тибо (Том 1) - Роже Гар

- Кто это - он?

- Арон. Ее муж. В тот вечер он нанял лодку, собрался покататься по озеру - один. Гирш ему не препятствовал: это ему было на руку; основания у него, верно, были: он знал, что Арон думает покончить с собой. Да и Клара тоже подозревала это; Гирш за ней не уследил, и она, улучив минуту, вскочила в лодку, которая уже отчаливала от берега. По крайней мере, я до всего этого мало-помалу сама дошла, потому что Гирш... - Она вздрогнула: - Гирш непроницаем, - отчеканила она.

Она снова замолчала, и Антуан спросил.

- Но зачем же было кончать самоубийством?

- Арон вечно говорил об этом. Такой у него был конек с детства. Поэтому-то я и не решилась что-нибудь ему сказать, и из-за моего попустительства он женился. Ах, как я корю себя за это, - добавила она с глубокой скорбью. - Быть может, если б я тогда сказала... - И, глядя на Антуана так, будто он мог оправдать ее перед ее же совестью, продолжала: Ведь я открыла их тайну. Но сообщать о ней Арону не стоило. Правда? Ведь он столько раз грозился покончить с собой, если Клара не выйдет за него замуж. Он бы так и сделал, скажи я ему обо всем, что случайно обнаружила... А как по-твоему?

Антуан не знал, что отвечать, но повторил:

- Случайно?

- Ну да, совершенно случайно; как-то утром я пришла за Кларой и Гиршем, чтобы вместе отправиться в Лес. Поднялась прямо в спальню Клары; подхожу ближе и слышу шум, словно кто-то борется; бросаюсь туда... дверь была полуотворена: Клара без блузки, с голыми руками, запуталась в юбке для верховой езды; и в тот миг, когда я распахнула створку двери, она схватила хлыст, лежавший на стуле - бац! и со всего размаха хлестнула Гирша по лицу.

- Отца?

- Да, мой милый. И, признаюсь, потом я часто об этом вспоминала, воскликнула она со злорадным смехом. - Часто представляла себе его лицо, его бледную физиономию. И шрам, который становился все темнее. Ведь он тоже любил колотить, и колотил пребольно. Ну, а на этот раз - ха-ха-ха! - его самого отстегали хлыстом.

- Но... из-за чего?

- По правде говоря, я толком ничего и не узнала, что произошло в то утро... Должно быть, Клара перестала повиноваться после помолвки. Мне в голову сразу пришла эта мысль. Припомнила кое-какие обстоятельства, которые и прежде меня удивляли, и вмиг догадалась, прозрела... Гирш вышел из комнаты с надменным видом, не сказав мне ни слова, - ясно, был уверен, что я-то не проговорюсь. Как видишь, он был прав. Я пристала к Кларе с расспросами. Она во всем призналась. Но она поклялась, и, конечно была вполне искренна, поклялась, что с этим покончено навеки, сказала, что выходит замуж именно ради избавления от всего этого. Избавления от Гирша? Или ради избавления от... своей страсти? Вот этот вопрос мне бы и следовало задать самой себе в тот день. Следовало бы понять, хотя бы по тону, которым она говорила о нем, что ничего не кончено. - И после паузы она добавила глухим голосом: - Раз женщина говорит о мужчине с такой вот ненавистью, значит, она все еще к нему неравнодушна.

Она снова на минуту задумалась, понурив голову, опустив глаза. Потом продолжала:

- Позже я убедилась, что это так и есть, потому что сама Клара в разгар своего свадебного путешествия... - понимаешь? - вдруг вызвала Гирша в Италию... Никаких подробностей больше я не знаю. Но Арон, наверное, их застиг, иначе он не стал бы топиться... А вот намерения Клары для меня так и остались неясными. Зачем она бросилась в лодку к мужу? Чтобы помешать ему покончить с собой? Или же умереть вместе с ним? Предположить можно и то и другое... Каково им было с глазу на глаз, в лодке, темной ночью, посреди озера? Несчетное число раз задавалась я вопросом - что же между ними произошло? Может быть, она бесстыдно призналась ему во всем? Она была способна на это... А может быть, Арон решил уничтожить ее и принять смерть, чтобы положить всему конец?.. На другой день нашли пустую лодку, а еще спустя несколько дней сразу два трупа. Но, по-моему, всего загадочнее то, что Гирш вызвал меня телеграммой еще до того, как начали их искать, вечером, когда они уплыли, до закрытия почты.

Она помолчала, о чем-то раздумывая, потом продолжала:

- Да ты, вероятно, читал об этой истории в тогдашних газетах, только внимания не обратил. Итальянская полиция произвела расследование, в дело вмешалась и французская полиция: в Париже произвели обыск в квартире Арона и у меня, но разгадки так и не нашли. Я-то осведомлена лучше их!

- А твоего Гирша так никогда и не трогали?

Она выпрямилась и живо ответила, чеканя слова:

- Нет. Моего Гирша так никогда и не трогали.

В ее голосе, во взгляде, которым она окинула Антуана, почувствовался вызов, но он не придал этому значения, ибо часто, когда она рассказывала о своем прошлом, в тоне ее появлялось что-то задорное, как будто ей доставляло удовольствие изумлять того, кто произвел на нее неизгладимое впечатление в вечер их первой встречи.

- Гирша так никогда и не трогали, - повторила она уже другим тоном, с недоброй усмешкой. - Но он был осмотрителен и в тот год предпочел во Францию не возвращаться.

- Неужели ты думаешь, что она, его дочь, во время свадебного путешествия...

- Ну, будет! - воскликнула она и бросилась к нему в страстном порыве, так всегда бывало, когда разговор между ними заходил о Гирше; и она властно закрыла ему рот поцелуем.

- Ах, ты не такой, как все другие, - шепнула она, ластясь к нему. - Ты добрый, благородный! Такой правдивый! Ах, до чего же я люблю тебя, котик!

Антуан не мог избавиться от впечатления, которое произвел на него рассказ Рашели, и, казалось, хотел кое о чем ее расспросить, но она повторила:

- Будет, будет... Все это так тяжело... Обними меня покрепче, приголубь... Баюкай меня, баюкай... Котик, дай мне забыться...

Он крепко обнял ее. И вдруг из глубины его подсознания вырвалась, словно какая-то еще неведомая ему инстинктивная потребность, жажда приключений: бежать от размеренного существования, сызнова начать все, ринуться навстречу опасностям, на вольные, безрассудные поступки бросить ту силу, которую он с гордостью подчинил другим целям - работе.

- А если нам куда-нибудь уехать вот так, вдвоем? Послушай-ка! Давай вместе перестроим нашу жизнь в далеких, далеких краях... Ты даже не знаешь, на что я был бы способен.

- Ты-то? - воскликнула она и расхохоталась.

Она подставила ему губы для поцелуя. И он, отрезвленный, делая вид, будто просто хотел пошутить, уже улыбался.

- Ах, как я люблю тебя, - сказала она и, прильнув к нему, все смотрела на него с тоской, о которой он вспомнил позже.

Руан был знаком Антуану. Его родня со стороны отца была нормандского происхождения; еще и сейчас г-н Тибо насчитывал в Руане несколько родственников, и довольно близких. К тому же восемь лет тому назад Антуан отбывал там воинскую повинность.

И Рашели пришлось отправиться с ним перед обедом в заречную часть, в предместье, забитое солдатами, пройти вдоль бесконечно длинной казарменной стены.

- Лазарет, - весело воскликнул Антуан, показывая Рашели на освещенное здание. - Видишь вон там второе окно? Палата. Там я торчал целыми днями, ничего не делая, даже не имея возможности читать, надзирая за двумя-тремя лоботрясами, увильнувшими от работы, или несколькими ухажерами, покалеченными в драке. - Он беззлобно смеялся и закончил так: - Зато теперь я счастлив, вот что!

Она промолчала и пошла вперед; он не заметил, что она чуть не расплакалась.

В кинематографе шла картина "Неведомая Африка"; Антуан показал Рашели на афишу, она кивнула головой и потянула его в гостиницу, где они остановились.

За обедом ему так и не удалось развеять ее дурное настроение, и, раздумывая о причине их путешествия, он немного упрекал себя за то, что ему так весело.

Не успели они войти в номер, как она бросилась ему на шею, сказала:

- Не сердись на меня!

- Да за что же сердиться?

- За то, что я отравляю тебе всю поездку.

Он хотел было разубедить ее. Но она снова обняла его, повторяя, будто это важно было для нее самой:

- Ах, как я люблю тебя!

Они отправились в Кодбек на следующий день спозаранок.

Стало еще жарче и душнее; над рекой, разлившейся здесь очень широко, висело сверкающее марево. Антуан перетащил свертки на постоялый двор, где сдавались напрокат экипажи. Коляска, которую они заказали, задолго до назначенного срока остановилась перед окном, возле которого они завтракали. Рашель поторопилась покончить с десертом. Она сама сложила свертки в откидной верх экипажа, подробно растолковала кучеру, по какой дороге хочет ехать, и весело вскочила в старую коляску.

И чем ближе становилась тягостная цель путешествия, тем все заметнее к Рашели возвращалось ее обычное оживление. Она приходила в восторг от дороги: узнавала подъемы, спуски, холмы, увенчанные крестами, деревенские площади. И все ее удивляло. Можно было подумать, будто она никогда не покидала столичного пригорода.

- Да нет, ты только посмотри! Какие куры! А какая старая развалина жарится на солнце! А какие ворота на околице - с каменной глыбой для противовеса. До чего же они тут отстали от века! Видишь, ведь я предупреждала тебя - настоящее захолустье!