Сочинения - Иоанн Кассиан Римлянин

\558//

глава 16 Когда брат имеет против нас какое–либо неудовольствие, то дары наших молитв не принимаются Господом

Итак, Бог наш не хочет, чтобы мы пренебрегали скорбью другого, так что если брат имеет против нас что–нибудь, то не принимает и наших даров, т. е. не допускает нам приносить Ему молитвы, пока скорым удовлетворением не выгоним из души его скорби, справедливо или несправедливо возникшей. Он не говорит: если брат твой имеет против тебя справедливую жалобу, то оставь там дар твой перед жертвенником и пойди прежде примирись с братом твоим, но говорит: если вспомнишь, что брат твой имеет что–нибудь против тебя, т. е. если есть что–нибудь легкое и маловажное, чем возбудилось в брате смущение против тебя, и если вдруг вспомнишь об этом, то знай, что ты не должен приносить духовные дары твоих молитв, а сперва должен благосклонным удовлетворением выгнать из сердца брата скорбь. Итак, если евангельское слово повелевает нам удовлетворять гневающимся даже за прошедшее и самое малое неудовольствие, происшедшее от маловажных причин, то что будет с нами, жалкими, когда мы с упорным притворством пренебрегаем новыми и важными причинами, допущенными по нашей погрешности и в дьявольской гордой надменности, стыдясь смириться, не признаем себя виновниками братской скорби и, не желая из упрямства покоряться заповедям Господним, спорим, что не нужно соблюдать их или невозможно исполнить. Оттого и бывает, что, думая, будто Господь заповедал невозможное или несообразное, мы, по апостолу, становимся не исполнителями, а судьями закона (Иак 4, 11).

\559//

глава 17 О тех, которые думают, что терпение нужно иметь больше по отношению к мирским, нежели к монахам

Некоторые из братьев, — когда бывают раздражены каким–нибудь ругательным словом, несмотря на просьбы другого, желающего прекратить неудовольствие и несмотря на то, что никак нельзя сердиться на брата, по написанному: гневающийся на брата своего напрасно, подлежит суду, и: солнце да не зайдет во гневе вашем (Еф 4, 26), — кричат: если бы это сделал или сказал какой–нибудь язычник или мирянин, то необходимо стерпеть. Но кто стерпит брата, допустившего столь тяжкую вину или произносящего устами такое необыкновенное злословие? Как будто терпение надо оказывать только по отношению к неверным и святотатцам, а не ко всем вообще, и будто гневаться вредно только на язычника, а на брата полезно, тогда как раздражение духа, на кого бы ни было возбуждено, принесет вред ему же самому. Какое упорство, даже безумие — по ослеплению ума не понимать собственного значения слов! Ибо не говорится: всякий, гневающийся на инородца, подлежит суду; но ясно в Евангелии сказано: всякий, гневающийся на брата своего, подлежит суду (Мф 5, 22). Хотя по правилам истины под братом здесь мы должны бы понимать всякого человека; однако в этом месте словом брат означается скорее единоверный, участник нашей жизни, нежели язычник.

глава 18 О тех, которые, притворяясь терпеливыми, молчанием возбуждают братьев к гневу

А каково то, что мы иногда считаем себя терпеливыми, потому что, будучи оскорбленными, презираем отвечать, но братьям, возмущенным нашей досадной молчаливостью, выражаем насмешку движением и действием

\560// язвительным, так что молчаливым видом возбуждаем их гнев еще больше, чем могли бы раздражить сердитые злословия, и считаем себя меньше виновными перед Богом, потому что устами не произнесли ничего такого, что на суде человеческом могло бы навлечь замечание или осудить нас? Как будто у Бога вменяются в вину только слова, а не воля, и вменяется в порок только дело греха, а не желание и намерение, или на суде будет исследовано только то, что всякий сделал словом, а не то, что старался сделать молчанием. Ибо не только качество причиненного возмущения, но и намерение раздражающего виновно. И потому на праведном суде нашего Су–дни будет спрошено не то, как возбудилась ссора, а по чьей вине возгорелась, и будет взято в рассмотрение расположение к греху, а не образ совершения его. Ибо какое различие в том, мечом ли кто убил брата или каким–либо обманом довел его до смерти, когда известно, что тот погиб по его обману или вине? Как будто достаточно не толкать своей рукою слепого в пропасть, хотя так же виновен и тот, кто наклонившегося и уже падающего в яму презрел, когда мог бы поднять его? Или как будто один тот виновен в преступлении, кто своей рукою поймал кого–либо в сеть, а не тот, кто приготовил или растянул сеть, или, по крайней мере, не хотел убрать ее, когда мог. Итак, нет никакой пользы молчать, если молчанием заменяем злословие, производя такие действия, которыми и тот, кого следовало бы нам излечить, воспламеняется сильнейшим гневом, и мы сверх всего этого хвалимся вредом его и погибелью; как будто мы от этого самого не становимся еще виновнее, что захотели приобрести себе славу от погибели брата. Такое молчание одинаково будет вредно тому и другому, потому что как увеличивает скорбь в сердце другого, так не допускает прекратиться и в его собственном. Против таких довольно прямо направлено порицание пророка: горе тебе, который подаешь ближнему твоему питье с примесью злобы твоей и делаешь его пьяным, чтобы видеть срамоту его! Ты пресытился стыдом вмес-\561//то славы (Авв 2, 15, 16). Подобное говорится и у другого пророка: всякий брат ставит преткновения и всякий друг разносит клеветы. Каждый обманывает своего друга, и правды не говорят: приучили язык свой говорить ложь, лукавствуют до усталости (Иер 9, 4, 5). А часто притворное терпение сильнее воспламеняет гнев, нежели слово, и лукавая молчаливость превосходит оскорбления колкими словами, и легче переносятся раны врагов, нежели коварные ласки льстецов, о коих собственно говорится у пророка: слова их нежнее елея, но они суть обнаженные мечи (Пс 54, 22). И в другом месте: слова лукавых мягки, но они поражают до внутренности чрева (Притч 26, 22). К таким прилично относится и это: устами своими говорят с ближними своими дружелюбно, а в сердце своем строят ему ковы (Иер 9, 8), которыми, впрочем, ловится и сам ловящий. Ибо кто расстилает другу своему сеть, тот сам впутается ногами своими, и кто копает яму ближнему своему, тот сам попадет в нее (Притч 29, 5; 26, 27). Наконец, когда множество народа с мечами и копьями пришли, чтобы взять Господа, то никто не оказался более жестоким убийцею Виновника нашей жизни, как тот, кто, предваряя всех притворной почтительностью приветствия, запечатлел поцелуй коварной любви. Господь сказал ему: Иуда! целованием ли предаешь Сына Человеческого? (Лк. 22, 48), т. е. горечь преследования и ненависти твоей прикрывается тем, чем выражается сладость истинной любви. Яснее и сильнее у пророка выражается сила этой скорби так: если бы враг поносил меня, я перенес бы, и если бы ненавистник мой величался надо мною, от него я укрылся бы. Но ты, человек единодушный, друг мой и близкий мой, с которым вместе принимали сладкую пищу и ходили вместе в дом Божий (Пс 54, 13—15).

\562//

глава 19 О тех, которые постятся от досады

Есть и другой нечестивый род скорби, о коем не стоила бы и упоминать, если бы мы не знали, что он допускается некоторыми братьями, которые, когда бывают оскорблены или раздражены, упорно воздерживаются от пищи, так что (о чем мы не можем и говорить без стыда) те, которые, бывая благодушны, говорят, что не могут откладывать подкрепления себя пищею даже до шестого (по–нашему двенадцатого) часа, а тем более до девятого (третьего); когда же бывают в скорби или гневе, то не ощущают и двухдневного поста, и такое изнеможение от голода переносят из–за пресыщения гневом. Через это они явно впадают в порок нечестия именно потому, что посты, которые должны быть приносимы в жертву собственно одному Богу для смирения сердца и очищения от пороков, они переносят от дьявольской злости. Это все равно, как если бы молитвы и жертвы приносили не Богу, а демонам; и такие заслуживают услышать Моисеев укор: приносили жертвы бесам, а не Богу, богам, которых они не знали (Втор 32, 17).

глава 20 О притворном терпении некоторых, подставляющих другую щеку бьющему

Известен нам еще и другой род безрассудства, который скрывается в некоторых братьях под личиною притворного терпения. Для них мало произвести ссору — они еще подстрекательными словами раздражают, чтобы их ударили; когда получат легкий удар, то подставляют другую часть тела для удара, как будто этим совершеннее исполнят заповедь Евангелия: кто ударит тебя в правую щеку твою, обрати к нему и другую (Мф 5, 39). Они вовсе не знают силы и намерения Св. Писания, потому что думают, будто упражняются в евангельском терпении по страсти гнева. Для совершенного пресечения

\563// этого запрещается не только взаимно мстить и вызывать на побои, но и повелевается гнев бьющего укрощать перенесением удвоенной обиды.