Приют героев - Генри Олди

Добро всегда побеждает Зло!

Лишь одно темное облачко омрачало радужное настроение барона. Какого, простите, рожна отряд юных лоботрясов погнался за горбуном?! Дуалистическая борьба чистых начал вменяет в обязанность атаковать любого, одетого в черное? Вполне возможно, но – только на территории Майората! Или у наших идеалистов проблемы не только с головой, но и с географией? Или молодым людям известно, что Пуп Земли находится у пульпидора?!

Откуда?!

Уяснив тщету бегства, Рене Кугут остановился: гордец-ворон не желал выглядеть смешным в глазах стаи орлов-гонителей. В руках его возникла знакомая шестопыра. Ретрактор полыхнул молнией, когда Рене картинно занес оружие для первого удара – сдаваться на милость победителей горбун не собирался.

Но тут Чума еще разок оправдала дурную репутацию.

Груда валунов за спинами квесторов ожила, шевельнулась, словно исполинские птенцы-зозулята вдруг надумали вылупиться из яиц. Каменная скорлупа треснула, зазмеилась разломами, обнажая зыбкие контуры тел: чудовища? демоны? На безумных яйцах, как по волшебству, возникли фигуры людей-наездников: черные, черные, черные…

Жвалами Нефаса Ехидного сверкнули клинки, вылетая из ножен.

Семь оседланных валунов горной лавиной ринулись на рыцарей Утренней Зари.

* * *

Встала она поздно.

Нежась в постели, достойной королевы, и чувствуя определенное парение души, вигилла попыталась сосчитать дни, когда ей удалось выспаться без помех, и с грустью обнаружила: для подсчета с лихвой хватает пальцев на двух руках. Будил папаша Куколь, вредный с похмелья, будил кашель тетушки Эсфири, рано начинались утренние лекции в Универмаге, звала труба незаконченного диссертата, звенел в ухе колокольчик службы, Месроп слал вызов ни свет, ни заря, трибунальские дела выгоняли на улицу в рассветную сырость…

О, подруга, вне сомнений, пересчёт этих блаженных дней заснуть по-новой не поможет! – в отличие от подсчета стай грифонов и легионов саранчи, который медикусы рекомендуют при бессонице.

Еще раз убедившись в преимуществах Чуриха и в том, что лишь некроманты умеют по-настоящему любить жизнь, Анри оставила ложе. Накинув поверх ночной сорочки халат, любезно предоставленный гроссмейстером – не Фросин, с петухами, а новый, из тончайшего, светло-лилового шелка, с вышивкой гладью – она выглянула из дверей спальни. В коридорчике, застыв соляным столбом, ожидала худенькая дрейгурица. Рядом со служанкой, намертво перегородив проход, стояла огромная лохань, где грузно колыхалась темная вода. Цвет воды и колыханье, как если бы в неподвижной лохани кто-то ворочался на дне, смутили Анри, но виду она не подала.

Задумай гросс покушение на опасную гостью, он мог бы это сделать сто раз, и куда менее экстравагантным способом. Хотя, судя по складу характера Фроси, лохань с голодной каракатицей-вигилоедкой вполне в его вкусе.

– Большой живой товарищ расположен умыться? – радушно спросила дрейгурица, не меняя позы. Наготу поднятой скрывала лишь бахромчатая повязка на бедрах, обычная для чурихской обслуги. Пожалуй, раньше, в эпоху домогильного существования, сочетание тонкой талии и внушительного бюста у красотки сводило с ума толпы сластолюбцев. Да и сейчас, окажись рядом чародей с некро… с некоторыми наклонностями…

Неизвестно, кого бы выбрал озабоченный чародей из двух присутствующих здесь милых дам.

– Товарищ очень сильно расположен, – ответила Анри, строго-настрого запретив себе фривольность мыслей. Сказывались флюиды трехбашенного замка. И вообще, она всегда завидовала полногрудым.

Легко подняв груз, от которого заработал бы грыжу и портовый амбал, дрейгурица внесла лохань в спальню, после чего снова окаменела у зашторенного окна. Сунув палец в воду, Анри взвизгнула: вода оказалась ледяной. Шепотом браня хозяев, она тронула ладонями деревянные борта, выше ладоней уперлась лбом и забормотала «Inardescere passio», заговор, известный всякой деревенской ведьме как «Словцо для сугреву». Правда, далеко не всякая ведьма, применяющая «Inardescere…», была в курсе I-й дактильеры Пиросмани, ускоряющей действие четырехкратно. Но едва губы произнесли первые звуки, как на дне лохани шевельнулась каракатица, вода булькнула, содрогнулась, вскипела и сразу остыла до приятной температуры, шипя и пенясь, как молодое вино.

По спальне распространился дивный аромат лилий и асфоделей.

Мысленно извинившись перед гроссмейстером за упреки, Анри сбросила халат, сорочку и скользнула в лохань, постанывая от наслаждения. Пузырьки сладко покалывали кожу, вода свивалась в жгуты, массируя плечи и поясницу. «Рано утром, на рассвете, умываются утята, медвежата, драконята…» Мурлыча детскую песенку, которую обожала напевать тетушка Эсфирь, приучая юную компаньонку к опрятности, вигилла вспоминала, как притворялась испуганной, вопя от поддельного ужаса, когда в песенке являлся жуткий демон Дырдомой, большой любитель свежевать грязнуль и замарашек…

– Который час? – спросила она у дрейгурицы.

– Малые неживые товарищи часов не наблюдают, – с обычной приветливостью отозвалась та.

– Тогда принеси мою сумочку. Вон там, на книжном пюпитре.

Подойдя к пюпитру, дрейгурица, словно мим, пародирующий гвардейца на плацу, продолжила делать шаг за шагом, оставаясь на месте. В лице ее не дрогнуло ни черточки, губы по-прежнему складывались в улыбку, грудь приятно колыхалась. Но к пюпитру она не приблизилась ни на пядь.

– Ну что же ты?!

– Малый неживой товарищ идет.

– В каком смысле?

– В указанном большим живым товарищем. Спасибо за внимание.

Анри едва не сообщила малой неживой товарке, что она думает о дрейгурах в целом и о грудастой идиотке в частности. Но вовремя сообразила, в чем дело. На служебной коннекс-пудренице лежал ряд заклятий, наложенных лучшими карменторами «двух Т»: анхуэсцем Хосе Лисаррабенгоа и Гарсиа Кривым, гениями рунного частокола. Заклятье «окольных троп», на жаргоне вигов – «околесица», расположенное в третьем внешнем пучке, не позволяло мертвецу, восставшему или поднятому, без особого разрешения прикоснуться к артефакту трибунала: даже укрытому в сумке, ларце или проглоченному крупным рогатым скотом. Самые добрые намерения, питаемые живым трупом, тем не менее мостили ему дорогу скатертью-самокруткой, пока он не поворачивал вспять или не терял остаток сил, падая вблизи недоступной цели.

Сотворив блокирующие пассы, Анри замкнула третий пучок на себя.

– Малый неживой товарищ идет, – повторила дрейгурица, сделала решающий шаг, взяла сумочку и отнесла вигилле. – Малый неживой товарищ выполнил приказ с честью. Малый неживой товарищ гордится собой. Спасибо…

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});