Фантастические повести и рассказы - Сергей Казменко

А тогда я все шел и шел вперед на звук капающей откуда-то с немыслимой высоты воды, но он все не приближался. И вдруг впереди, прямо передо мной, так близко, что можно было достать рукой, возникла белая стена. А на ней…

На ней прямо перед моими глазами темной запекшейся кровью был начертан знак дракона.

И тогда я закричал.

И проснулся.

Наверное, я кричал только во сне, потому что Марта — я это слышал мирно спала рядом, ничуть не обеспокоенная моим пробуждением. А я, как и вчера, лежал, постепенно приходя в себя, слушая, как замедляются удары сердца, и пытался понять, что же все это означает. Третий кошмар подряд, и все одно и то же. С кем бы посоветоваться? Впрочем, о чем я думаю — в такое время заводить разговор о знаке дракона. Хорошо еще, что я не проболтался вчера, когда зашла речь о знамениях. В такое время лучше побольше молчать.

Наверное, еще совсем рано. На улице под окном временами слышатся шаги одиноких прохожих, а вот, наверное, булочник катит свою тележку. Но еще не слышно крикливых голосов кумушек нашего квартала, что так любят перекликаться через улицу перед тем, как пойти на базар. Я лежал, не раскрывая глаз, надеясь, что еще удастся уснуть, но сон не шел. Что за напасть — третий день подряд просыпаться ни свет ни заря от дурацкого кошмара, а потом до вечера ходить со слипающимися глазами? Этот недосып не сегодня, так завтра непременно скажется, рано или поздно сделаешь ошибку при переписывании документа, и тогда прощай карьера. В нашем деле надо всегда быть собранным и точным, особенно если только начинаешь и у тебя нет солидных покровителей. Городской суд — не место для тех, кто ошибается, как любит говорить судья Буер. И он прав, я на его месте говорил бы то же самое.

На его месте… Это было бы совсем неплохо. Красная мантия, парик, высокая кафедра. По правую руку прокурор, весь в черном, по левую защитник в белой мантии поверх кафтана, внизу, в углублении, — подсудимый под охраной стражников. А сзади — писцы. Погодите, Картьен еще покажет себя, я не собираюсь всю жизнь проскрипеть в писцах, как старина Поннер. Вот наступит осень — и я подам прошение на имя бургомистра, сдам экзамен на первый чин, а там… Буер ведь тоже начинал когда-то писцом. Правда, у него, говорят, были сильные покровители. Они у него и сейчас есть, недаром же шеф камаргосов с ним так любезен и даже временами выпивает кружку пива у него в кабинете. Но в конце-то концов, кто мешает завести влиятельных покровителей мне? Если люди, имеющие вес, убедятся, что я способен на большее, чем унылое переписывание документов, мне точно так же откроются все пути наверх. Надо только проникнуть в их среду, немного пообтереться там, подождать, пока ко мне присмотрятся, а потом уж и показать кому следует, что и Картьен кое на что способен. Главное — не упускать шансов. Взять хотя бы это приглашение на обед к Ронгсам — там ведь, говорят, будет сам господин Дуорро. Вот только Марта…

С Мартой, конечно, все значительно сложнее. Она и вести-то себя не умеет в приличном обществе. Неизвестно еще, как ее там примут. Дочь садовника, крестьянка. Да будь она обыкновенной городской барышней, пусть какой угодно дурой и уродиной, — все было бы в сотню раз проще. А так… Можно, конечно, пойти и одному, но как ей объяснить это? Тем более теперь, когда она стала такой нервной. И дуется по малейшему поводу, хоть домой не приходи. А что еще начнется, когда родится ребенок? И так уже жить почти что не на что. И еще кошмар этот проклятый! И так мне вдруг стало тоскливо и муторно, что я даже застонал и открыл глаза.

И закричал.

Закричал уже взаправду, скорее даже вскрикнул и тут же зажал себе рот рукой. Но этого хватило для того, чтобы разбудить Марту.

— Что? Что такое? — Она приподнялась на локте, повернулась ко мне лицом.

Но говорить я не мог. Я лежал на спине с широко раскрытыми глазами и не отрываясь смотрел в потолок, туда, где прямо над моим изголовьем темно-бурой запекшейся кровью был начертан знак дракона.

Марта посмотрела мне в лицо, потом перевела взгляд на потолок и слабо вскрикнула.

— Это же, это… — начала говорить она, но тут в коридоре послышались чьи-то шаги, и это сразу привело меня в чувство.

— Молчи! — зашептал я, повернувшись к ней. — Ты что, хочешь, чтобы все об этом узнали?

— Но это же…

— Я сказал — молчи!

Кто-то прошел мимо двери к выходу, затем все стихло. Я сел на кровати, спустил ноги на пол, нащупал туфли. И только тут почувствовал, что весь дрожу. Значит, сон-то в руку. И не зря болтали о знамениях. Вот ведь беда-то какая. Я еще не думал тогда, что бывают беды и похлеще, я думал только о том, как бы поскорее, пока никто не узнал, не увидел, скрыть, замазать, соскрести с потолка этот знак. Знамение! Хорош бы я был, заяви я сейчас про это знамение! И именно сегодня, когда листки, что дал мне почитать Фраци, лежат в кармане сюртука. А я-то, дурак, еще и обещал зачем-то их переписать. Тоже, смельчак нашелся. Будто не соображал, что все это не игрушки, будто не знал, чем все это может закончиться. Да пронюхай о чем камаргосы — и все, крышка. В такое время никто особенно церемониться-то не будет. Нет уж, к черту! Чтоб я еще хоть раз во что-то ввязался! Сегодня же отдам листки обратно Фраци, и попробуй тогда докажи, что я хоть к чему-то причастен. Тогда, в конце концов, мне и на знак дракона наплевать будет. Вот только бы Марта не проболталась.

Я уже знал, что надо делать. Встал с постели, накинул халат, повернулся к ней. Она все еще лежала, не в силах оторвать взгляда от знака, начертанного на потолке. Она была очень красива, еще красивее, чем год назад, когда мы встретились и вообразили, что без ума влюблены друг в друга. Если бы ее отец не был садовником!

— Вставай, — сказал я как можно решительнее, — одевайся. Иди на кухню и готовь завтрак.

Но она не шевельнулась и все так же продолжала лежать, глядя на знак дракона широко раскрытыми от ужаса глазами. Мне пришлось подойти и приподнять ее за плечи, и, только когда мне удалось наконец усадить ее на кровати, она отвела взгляд от знака.

— Ты слышишь меня? — сказал я, глядя ей прямо в глаза. — Иди и занимайся делом. И никому, слышишь, никому ни слова.

Она молча кивнула, отвела мои руки, встала и стала одеваться. Я видел, что она с трудом удерживалась от того, чтобы снова не взглянуть на потолок, но я, отойдя к окну, неотрывно следил за ней, и она не решилась поднять глаза под моим взглядом. Когда она наконец вышла в коридор, я закрыл дверь на задвижку и принялся за дело. Прежде всего я скатал перину на кровати, положил ее прямо на пол у окна и, стараясь как можно меньше шуметь, поставил на голые доски наш единственный приличный стул. Вставать на него, конечно, было просто кощунством, но табуретка могла попросту развалиться под ногами, и я не стал рисковать.

Встав на стул, я почти касался головой потолка и смог как следует разглядеть знак. Возможно, он и в самом деле был начертан кровью — я плохо разбираюсь в таких вещах, — а может быть, это была обыкновенная краска. На ощупь знак был еще немного влажный, и, хотя он уже не мазался, меня долго не оставляло потом ощущение того, что я запачкал руку. Я слез со стула, взял из кармана сюртука перочинный нож и хотел уже снова забраться наверх, когда дверь дернулась. Я весь похолодел и замер на кровати с поднятой ногой. Дверь дернулась еще раз, потом кто-то осторожно постучал. Я тихо спустился на пол, на цыпочках подошел к ней и приложил ухо. В дверь снова постучали.

— Кто там? — спросил я каким-то чужим голосом.

— Это я, — раздался в ответ голос Марты. В самом деле, ну кто еще это мог быть? Я с облегчением вздохнул, впустил ее в комнату и снова запер дверь.

— Почему ты вернулась?

— Кухарка еще не затопила плиту. Слишком рано.

— Ладно. Тогда займись пока чем-нибудь и не мешай. И не шуми, добавил я, снова забираясь на стул.

Она села на табурет — я слышал, как он скрипнул, — и стала смотреть, как я соскребаю знак. Я лишь раз взглянул на нее — некогда мне было отвлекаться, — и взгляд ее показался мне чем-то странным. Я не стал задумываться над тем, что он означает, но почему-то мне неприятно было ощущать его на себе, и я старался побыстрее закончить работу. Лезвие я, конечно, загубил, да и на потолке остались следы, придется еще объяснять домохозяину, откуда они взялись, но через десять минут можно было наконец вздохнуть свободно. Знака дракона больше не было.

Я спустился со стула, затем встал на пол, вдел ноги в туфли и принялся наводить порядок. Марта не сдвинулась с места, чтобы помочь мне, она все так же сидела на табурете и молча смотрела на меня, и постепенно это ее молчание стало меня раздражать. Я наспех смел остатки мусора прямо на пол, со злобой швырнул обратно на кровать перину и повернулся, чтобы сказать какую-нибудь резкость, но она меня опередила.

— Картьен, — сказала она так тихо, что я скорее угадал по движению ее губ, чем услышал, что было произнесено мое имя, и инстинктивно застыл в неподвижности, чтобы услышать то, что она скажет дальше, — Картьен, ведь это же был знак дракона.