Возвращение к звездам: Звездные короли.Возвращение к звездам. Звездный волк. Закрытые миры. Мир звездных волков. - Эдмонд Гамильтон

Что-то стало проглядывать, подумал Дайльюлло. Бить прямо в глаза с этих страничек.

Он вспомнил давние рассказы многих людей, вроде старого Донахью, о великой тайне, хранящейся в Закрытых Мирах. Наверное, эти сказки и появились на свет в результате замкнутости Закрытых Миров.

Но если взять такую сказку за основу, придумать к ней ложные подтверждения и затем преподнести все это изучающему внеземные явления энтузиасту, который к тому же оказался еще и миллионером, то разве трудно заманить его на Альюбейн? А после того как вы его заманили, у вас открывается немало возможностей обогатиться за его счет.

Ладно, предположим, что Макгун пошел лишь ради денег на выдумку о чем-то великом в Закрытых Мирах, но вот Звездные Волки, почему они-то боятся туда летать?

— A-а, черт бы побрал этого Чейна, — выругался Дайльюлло. — Он что угодно способен испортить, даже хорошую версию.

А корабль мчался и мчался, сменяя одни свои сутки другими, и казалось, он вечно будет нестись в сверхскоростном режиме. Но вот наступил момент, когда взвыла сирена.

— Наконец-то, — сказал себе Дайльюлло и направился из своей каюты наверх к капитанскому мостику. Проходя мимо маленькой каюты, где Чейн дежурил за оператора радара, Дайльюлло задержался, просунул в дверь свою голову.

— Ты, кажется, не скучаешь, Чейн. Верно?

— А чего мне скучать, — широко улыбнулся Чейн. — Нахожусь на корабле, который мчится с приличной скоростью — вдвое медленнее, чем ходят варновские корабли. Тут разве можно заскучать?

— Такие слова слышать приятно, — ухмыльнулся слегка Дайльюлло. — Если б ты действительно заскучал, то я сразу догадался бы о приближении каких-нибудь событий. И Чейн…

— Да?

— Ты, конечно, будешь счастлив узнать, что, если развернутся боевые действия или что-то истинно опасное, я позабочусь, чтобы ты сразу оказался на передней линии. Ну как, благодарен?

Чейн процедил сквозь зубы:

— Благодарен, старый хитрец.

Дайльюлло все еще посмеивался, когда прибыл на капитанский мостик. Едва он вошел, как сирена подала второе предупреждение. Корабль начал выходить из сверхскоростного режима, и он ухватился за опорную стойку.

Лампочки потускнели, и весь каркас корабля так задрожал, словно вот-вот развалится. То же самое испытывал и весь организм Дайльюлло. Как бы часто не приходилось Дайльюлло переносить эти скачки с одного скоростного режима на другой, всякий раз он испытывал мгновения панического страха, такое ощущение, что весь он рассыпается на атомы, которые навсегда разлетятся и никогда уже вновь не воссоединятся. Это было похоже на повторяющиеся приступы наследственной эпилепсии, только бесконечно хуже. Затем, как всегда, наступила последняя глубокая встряска, — переход со сверхскоростного режима завершился, и все вошло в обычную норму.

Они находились как раз за кромкой Рукава Персея. Одно дело так назвать или обозначить на карте эту одну из внешних спиралей Галактики, другое дело взирать через обзорное окно на чудовищно гигантское побережье звезд —. высоких как рай и пылающих как ад.

— А теперь, Дэвид, — раздался голос Киммела, — теперь давай продолжим.

Пилот Дэйв Мэтток нажал кнопки управления, и корабль начал разворачиваться в сторону ближайшей звезды Рукава Персея, представлявшей собой солнце топазового цвета.

Мэтток прославился среди наемников двумя особенностями. Первая — жевание табака. Вряд ли можно было сыскать другого человека, который так долго в той или иной форме пользовался табаком; ведь в продаже давно уже были некрепкие снадобья, значительно безопаснее, но столь же успокоительного действия. Почти никто не жевал табак десятилетиями, а Мэтток, как мальчишкой перенял эту привычку у родного деда, бродяжничавшего по горам Кентукки, так никогда и не бросал ее.

Вторая особенность Мэттока состояла в том, что он никогда не выходил из себя в отношениях с Киммелом. В Зале Наемников приходилось нередко слышать, что, когда Мэтток оставит пилотскую работу, Киммелу придется уйти в отставку, так как ни один другой пилот не сможет ладить с суматошным капитаном.

— Спокойнее, спокойнее! — кричал Киммел. — В этой системе надо проявлять осторожность. Не забывай про облака холодного водорода, о которых я тебе говорил. Да и про то течение… то ужасное течение.

Мэтток, крупный, здоровенный человек с большим лицом и волевым подбородком, не обращал внимания на слова Киммела. Он продолжал методично жевать табак и манипулировать кнопками управления.

— О, всемогущий! Дэвид, неужели тебе хочется разбить нас? — громко причитал Киммел. Он чуть ли не прыгал вокруг Мэттока, заглядывая через плечо пилота на показания приборов и выразительно жестикулируя. — У нас же так много времени, так много времени…

Мэтток не произносил ни слова в ответ, а только с удивительной точностью отправлял плевки в пластмассовое ведро, которое всегда стояло в углу во время его дежурства.

— Ах так. Так… осторожненько, — умолял Киммел. — В конце концов, Дэвид, мы же хотим быть осторожными. Правда? Ты ведь хороший, осторожный парень…

Мэтток смотрел на цифры, вспыхивающие на экране компьютера, и спокойно прибавлял скорость.

Киммел взвизгнул словно перепуганный кролик и воздел над лысой головой заломанные руки — прямо как старуха в ожидании светопреставления.

Дайльюлло усмехнулся. Он повидал уже немало таких спектаклей Киммела с немым участием Мэттока, и все они были похожи один на другой.

Он посмотрел вперед. Корабль несся к Альюбейну, топазовые лучи которого ослепительно и безжалостно били в голубые глаза Дайльюлло.

Компьютер начал то и дело заикаться. Эмиссия, исходившая от невидимых облаков холодного водорода, нарушала работу радара, а без его данных компьютеры становятся всего лишь грудой металла, проводов и кристаллов. Бесполезными.

По корпусу корабля зашелестела пыль. Они шли по краю пылевого потока, и это было плохо, не гибельно, но довольно плохо. В такие моменты Дайльюлло всегда хотелось, чтобы между ними не было ничего, кроме чудесного, чистого, открытого космического пространства. Действительность была иной; при образовании небесных тел вокруг многих из них остались кучи мусора. Со временем гравитационные ноля, конечно, подметут этот мусор, но у человеческих существ нет возможности так долго ждать.

Наружное шуршание корпуса превратилось в потрескивание. Киммел отошел к стене капитанского мостика, прислонился к ней лицом. Дайльюлло восхищенно глядел на него: разыгрывался предпоследний акт спектакля, называвшийся «не могу смотреть».

Потрескивание снаружи корпуса прекратилось, потом снова возобновилось и стало несколько сильнее. Компьютеры выключились на целую минуту, воцарилась наводящая страх тишина.

Киммел отстранился от стены, подошел к пустому креслу второго пилота и тяжело опустился в него. Сидел он совершенно неподвижно, ссутулившись, вытянув вперед голову, с холодными тусклыми глазами.

Дайльюлло кивнул сам себе: наступил финальный акт под названием «все пропало, погибаем».

Мэтток между тем спокойно поворачивал голову и выразительно отправлял в ведро свои плевки.

Компьютеры вновь заработали, потрескивание корпуса от пылевого течения постепенно затихло; взору наемников предстала панорама трех планет: две на этой стороне звезды и третья на полпути вокруг нее.

Это похоже, подумал Дайльюлло, на то, что писал Берлиоз про вторую часть Четвертой симфонии Бетховена: «… величественные звуки поднялись словно только что сотворенные рукой Бога миры, они плыли, чистые, прекрасные».

На какой-то момент он почувствовал гордость за себя: ведь ни один другой лидер наемников не знает о подобных вещах. И с грустью подумал: но ведь я приобрел эти знания только потому, что долго пребывал в одиночестве и имел уйму времени для чтения.

Он взглянул на Закрытые Миры так, как смотрят в глаза врагу. А корабль продолжал лететь навстречу туманно-желтому полыханию Альюбейна.

Глава 5

Чейн чуял опасность в этой тишине.

С полудюжиной наемников он стоял перед своим кораблем на поле видавшего виды звездопорта. Сверху низвергался горячий, лимонного света солнечный свет, а здесь внизу шелестел вокруг теплый ветер; других звуков не было.

За звездопортом на горном склоне поднимался ярусами старинных беломраморных зданий огромный город. Он был слишком далеко, чтобы сюда доносились его звуки. Сама по себе тишина Чейна не беспокоила, но здесь, в звездопорте, было уж чересчур тихо. Не было никакого движения ни у складов, ни у других зданий. Неподалеку стояли восемь или девять небольших планетарных крейсеров, четыре из которых имели бортовые установки для пуска ракет. Но и тут не было признаков жизни.