Круги в пустоте - Виталий Каплан

Потом была пустыня. Такая, как рисуют на картинках в учебнике географии - ярко-желтая плоскость до самого горизонта, чахлые колючие кустики не поймешь чего, вертлявые зеленые ящерицы сновали туда-сюда, ехидно глядели на него.

А он шел, проваливаясь в песок едва ли не по колено, шел на одном лишь упрямстве, уже не обращая внимания ни на одуряющую, равнодушно-злобную жару, ни на ссохшуюся глотку. Ноги - он это знал - навсегда сожжены раскаленным песком, и внутри у него тоже все давно сгорело. Но идти было надо - к неровному, изрезанному верблюжьими горбами барханов горизонту. Туда, где ждет его мираж... который уже по счету? Призрачные пальмы, призрачный родник, и кажется, что уже рукой подать, а протянешь руку - и проткнешь искрящийся от зноя воздух.

Самое противное - он никак не мог понять, какая такая сила тащит его вперед, почему нельзя просто лечь на спину, раскинуть руки и глядеть в светлое небо. До самой смерти, и смерти недолгой. Зачем он цепляется за утекающую из тела жизнь? Ведь это глупо!

Нога запнулась обо что-то твердое, и он остановился, глянул вниз. Нет, теперь ничего уже не казалось удивительным. Даже этот скелет - желтый, отполированный песком до блеска, вон как солнце играет бликами на костях. А самое смешное - это ведь его, Митькин скелет! Он знал это совершенно точно. Скелет валяется здесь давно, так давно, что и не вспомнить. Может, тысячу лет, может, и больше. И это плохо, понял Митька. Значит, уже без толку надеяться на милосердную смерть, та приходит лишь единожды, и теперь придется шагать сквозь пустыню вечно. Понимание страшной, ржавой иглой пронзило его всего насквозь, от макушки до пяток. На глаза навернулись слезы, и он сам не заметил, как зарыдал.

И только подняв голову, понял, что рыдает-то как раз не он. Его глаза сухи, словно колышущиеся от слабого ночного ветерка травы. И холодные, безразличные звезды смотрят на него сверху, с темного, невероятно высокого неба. Невдалеке похрапывает черный - чернее ночи - Уголек, еле слышно дышит завернувшийся в плащ кассар. А плачет - Хьясси. Лежит, раскинув тонкие руки, словно пытается обнять землю, и негромко, на одной ноте, воет, точно раздавленный мотоциклом щенок.

Митька присел. И что теперь делать? Идти его утешать? Или пускай выплачется, пускай выльет вместе с этими слезами свою боль? Но разве такое выльешь? Когда на твоих глазах зверски убили твоих родителей, едва не замучили самого, и впереди - черная пустота, разве уравновесишь это литрами слез? Митька тряхнул головой. Собственные проблемы показались вдруг какими-то игрушечными. В самом деле, его-то родители живы, во всяком случае, остается надеяться, что с мамой все в порядке, она ведь сильная женщина, уж как-нибудь справится с несчастьем. А главное - он вернется, он обязательно вернется домой, уже недолго осталось, какие-то жалкие месяцы. А вот этот малыш, вокруг которого сомкнулось черное облако беды... он-то как вынесет?

Все-таки он подошел к Хьясси, присел рядом на корточки, коснулся пальцами вздрогнувшей лопатки.

- Ты это... - шепнул он, - ты не реви. Я понимаю, но надо держаться... Жизнь все-таки продолжается...

Собственные слова показались ему до тошноты глупыми. А других слов у него не было.

Хьясси повернулся к нему, подпер ладонью щеку.

- Ничего, - выдохнул он, - это я так... во сне. Я больше не буду.

- Ты не думай, - мучительно выдавливая слова, вновь произнес Митька, - просто не думай об этом. Ну, было и было... а зато теперь будет другое... может, и хорошее. Главное, ты все-таки жив, эти гады не успели...

- Жалко, что не успели, - горько обронил Хьясси. - Сейчас я бы уже с мамой и папой был, в небесных садах... а так целую жизнь придется ждать.

- Значит, - Митька задумался, выискивая подходящий аргумент, значит, на это была... ну, в общем, воля Божья.

- Конечно, была, - легко согласился Хьясси. - А ты... ты тоже веришь Единому?

Митька помолчал. Отвечать надо было правду, он отчетливо понимал это. А в чем она, правда? Верил ли он? Можно ли те мысленные разговоры с Единым назвать верой? Какая она вообще должна быть, вера?

- Я не знаю, - признался он наконец. - Иногда кажется, что да, иногда - нет. Наверное, я еще только хочу поверить. А как там дальше получится...

- Ты странно говоришь, - задумался Хьясси. - Верящие идолам говорят иначе. Я знаю, папа часто разговаривал с людьми, а я все слушал. К нам разные люди приходили, и посуду заказывать, и денег занимали, и соседи...

- А почему тебе кажется, что странно? - удивился Митька. - В чем странность-то?

- Ну... - Хьясси устроился поудобнее, - они все первым делом о Высоких Господах спрашивали, боялись, что те накажут. Ведь кто слуга Единому тот уже идолам не служит, он рвет с ними свиток... А идолы злые, они будут мстить. А ты разве идолов не боишься?

- Да пошли они... - мрачно процедил Митька. - Не верю я ни в каких идолов!

- Да ты чего? - ахнул Хьясси. - Так не бывает. Все кому-то верят, мы Единому, они, - мотнул он головой в сторону спящего кассара, - в своих демонов, которых называют Господами. А чтобы вообще никому, про такое и не слыхано! Ты что, с белой звезды упал?

Митька досадливо скрипнул зубами. Ну вот, плакала вся кассарова конспирация. Хорошо еще, если тот крепко спит и не слышит, а то ведь будет потом нахлобучка... И что теперь делать? Изображать простачка-дурачка из ихних северных варваров? Не хочется. Рассказать Хьясси правду? Он не поймет и не поверит. Примет за психа, еще, глядишь, и испугается.

- Ну вот такой я странный, - скорчив смешную рожу, протянул он. Считай, что и впрямь с белой звезды. Не верю я во всяких идолов. А в Единого... я видел, как в городе казнили единян... и еще я пробовал говорить с этим вашим Единым, просил, чтобы Он мне помог в моей беде...

- Ну и как? - оживился Хьясси. - Помог?

- Трудно сказать, - пожал плечами Митька. - Ничего пока еще непонятно. Это будет видно нескоро. Да и как разберешься, Он ли помог, или само собой все сложилось?

- А зачем разбирать? - удивленно спросил Хьясси. - Ты не разбирай, ты Ему просто верь, и все. Старец Лоуми нам говорил, что сомнения - они от демонов. Демоны стоят возле входа в душу и кидают в нее всякую дрянь...

- В какую душу? - усмехнулся Митька. - Господин Харт-ла-Гир говорил, у каждого из нас аж целых три души.

- А ты не верь ему, - посоветовал Хьясси. - Он, наверное, хороший человек, но он не знает, он во тьме ходит.

- И что же надо сделать, чтобы не ходить во тьме? - Митька отер ладонью вспотевший лоб. - Как же ты не знаешь? Надо войти в воду, - Хьясси вновь удивился Митькиной неосведомленности. - Водное Просвещение называется. Только это над тобой должен Посвященный делать. Он всякие особые молитвы будет читать, а потом положит тебе на голову руки - и все и случится.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});