Волки Кальи - Стивен Кинг

— Поели.

— Ага. И как тебя зовут?

— Эдди Дин.

— Ага. — Старик глубоко затянулся. Две струйки дыма выползли из ноздрей. — Коричневая — твоя женщина?

— Сюзанна? Да, она моя жена.

— Ага.

— Сэр… дедушка… Волки? — Но Эдди уже не верил, что чего-нибудь добьется от старика. Может, Сюзи сумеет…

— Насколько я помню, нас было четверо.

— Не пятеро?

— Нет, нет, точно четверо. — Голос зазвучал сухо, по-деловому. И слова старик стал выговаривать четче. — Мы были молоды и отважны и плевать хотели, выживем или нет, ты меня понимаешь? И до предела разозлились на этих Волков. Нам было без разницы, поддержит нас кто или нет. Мы — это Поуки Слайделл… мой лучший друг, я, Эймон Дулин и его жена… рыжеволосая Молли. Сущий дьявол, когда бросала тарелку.

— Тарелку?

— Ага, Сестры Орисы бросают их. У Зи она тоже есть. Я скажу, чтоб тебе показала. У этих тарелок острая кромка, за исключением того места, где женщины ее ухватывают. Страшное оружие, эти тарелки, ага! Рядом с ними мужчине с арбалетом делать нечего. Тебе надо увидеть.

Эдди решил: об этом надо рассказать Роланду. Он не знал, будет ли толк от тарелок, но отдавал себе отчет, что оружия им катастрофически не хватает.

— Вот эта Молли и убила Волка…

— Не ты? — удивленно переспросил Эдди, подумав, как тесно переплетаются правда и легенда и сколь трудно разделить их.

— Нет, нет, хотя… — тут глаза деда блеснули, — хотя, случалось, я и говорил, что убил Волка сам… может, для того чтобы раздвинуть колени молодой леди, которые без этого остались бы сжатыми, ты понимаешь?

— Думаю, да.

— И сделала это Молли своей тарелкой, это правда, но я ставлю телегу впереди лошади. Мы увидели впереди поднятое ими облако пыли. Потом, где-то в шести колесах от города, облако разделилось.

— Как это? Я не понимаю.

Старик поднял три скрюченных пальца, показывая, что Волки двинулись тремя колоннами.

— Самая большая группа, судя по облаку пыли, направилась в город, к магазину Тука, и правильно сделала, потому что многие попытались спрятать детей в складе за магазином. У Туки была секретная комната, где он хранил деньги, драгоценности, несколько старых винтовок и другие ценные вещи, взятые в залог. Туки — они не только торговцы, понимаешь? — Опять хриплый смешок. — Местонахождение этой комнаты действительно хранилось в тайне, даже те, кто работал у Тука, не знали, где она, но Волки направились прямиком туда, забрали детей и убили всех, кто встал у них на пути, кто хотя бы сказал грубое слово. А потом, уезжая, подожгли магазин своими лучевыми трубками. Спалили дотла, и нам еще повезло, что не сгорел весь город, молодой сэй, потому пожар, вызванный этими лучевыми трубками, отличался от обычного пожара, который можно погасить водой. А тут вода тоже начинала гореть! Только усиливала пожар! Будь уверен!

Он плюнул через парапет крыльца, чтобы подчеркнуть свои слова, затем пристально посмотрел на Эдди.

— И вот что я хочу тебе сказать. Не важно, сколько человек мой внук убедит выступить против Волков, а также ты и твоя коричневая, — Эбена Тука среди них не будет. Туки держат магазин с незапамятных времен и не хотят, чтобы он сгорел вновь. Для этих трусливых мерзавцев одного раза больше чем достаточно, ты меня понимаешь?

— Да.

— Из двух других пылевых облаков большее направилось на юг, к ранчо. А самое маленькое — по Восточной дороге, к фермам у реки, где мы решили встретить их и дать им бой.

Лицо старика блестело, воспоминания ожили. Эдди не увидел в нем молодого человека, каким он был много, много лет тому назад, слишком много прошло времени, но в глазах читались возбуждение, решительность и, конечно же, страх, которые переполняли его в тот день. Не только его, но и всех остальных. Эдди чувствовал, что ему хочется прикоснуться к этим эмоциям, он тянется к ним, как голодный — к еде, и старик, должно быть, прочитал все это на его лице, потому что разом взбодрился. Конечно же, от своего внука старик такой реакции ждать не мог. Личной храбрости Тиану хватало, мы говорим спасибо тебе, но это все, что он мог записать в свой актив. Этот же мужчина, Эдди из Нью-Йорка… он мог прожить короткую жизнь и умереть, упав лицом в пыль, но, кроме храбрости, клянусь Орисой, у него было множество других достоинств.

— Продолжай, — попросил Эдди.

— Ага. Продолжу. Несколько Волков, из тех, что направлялись к нам, свернули на Речную дорогу, несколько — на Фасолевую. Я помню, как Поуки Слайделл повернулся ко мне с печальной улыбкой на лице, протянул мне руку, которая не держала арбалет, и сказал…

7

Под жарким осенним солнцем, перекрывая стрекот последних цикад, доносящийся из высокой белой травы, что растет по обе стороны дороги, Поуки Слайделл говорит следующее: «Хорошо, что у меня был такой друг, как ты, Хейми Джеффордс, спасибо тебе». — На его лице улыбка, какой Хейми никогда не видел, но ему всего лишь девятнадцать, всю жизнь он провел на Краю, или на Дуге, как называют эти места, так что не видел он многого. И теперь вряд ли уже увидит, если исходить из того, как складывается ситуация. Это кривая улыбка, но трусости в ней нет. Хейми догадывается, что такая же прилипла и к его лицу. Пока они стоят под солнцем их отцов, но скоро темнота поглотит их. Близится их смертный час.

Тем не менее в пальцах нет дрожи, когда он крепко хватает Поуки за руку.

— Наша дружба только началась. И будет крепнуть, — говорит он.

— Надеюсь, что ты прав.

Облако пыли движется к ним. Через минуту, может, чуть позже они увидят всадников, поднимавших эту пыль. И что более важно, всадники, поднимающие пыль, увидят их.

Эймон Дулин говорит: «Знаете, я думаю, нам надо спрятаться в этом кювете, — указывает вправо от дороги, — и затаиться. А потом, как только они поравняются с нами, мы на них нападем».

Молли Дулин одета в облегающие черные шелковые брюки и белую шелковую блузу, расстегнутую на шее. В вырезе поблескивает серебряный талисман: Ориса с поднятым кулаком. В правой руке Молли держит тарелку с заостренной кромкой, синеватую, из титана, с узором-вязью зеленых ростков риса по ободу. На левое плечо накинута шелковая лямка сплетенной из соломы сумки. В сумке лежат еще пять тарелок, две — ее, три — матери. Волосы Молли так сверкают под яркими солнечными лучами, что кажется, будто голова у нее объята огнем. Скоро волосы действительно будут гореть, это правда.

— Ты можешь делать все, что тебе хочется, Эймон Дулин, — отвечает она мужу. — Что же касается меня, то я останусь, где стою: пусть они увидят меня и услышат имя моей сестры-близнеца, которое я буду выкрикивать. Они могут растоптать меня копытами своих лошадей, но я убью хотя бы одного из них или перережу ноги одной из лошадей до того, как они это сделают, а большего мне и не надо.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});