Чужестранка. В 2 книгах. Книга 2. Битва за любовь - Диана Гэблдон

— Свинья неблагодарная!

— Сварливая баба!

Я выпрямилась во весь рост и со злостью указала на постель. Собрав воедино всю строгую волю, выработанную за годы работы медсестрой, я отдала приказ:

— Сию минуту ложись в постель, ты, тупой, упрямый, идиотский…

— Шотландец, — закончил он за меня.

Сделал шаг к двери — и упал бы, если бы не ухватился за стул. Сел на него и сидел, покачиваясь, глаза как в тумане и смотрят в разные стороны. Я сжала кулаки и уставилась на него.

— Прекрасно! — сказала я. — Просто черт знает как хорошо! Я велю дать тебе хлеба и мяса, и после того, как тебя вырвет прямо на пол, ты встанешь на четвереньки и уберешь за собой сам! Я этого делать не стану, а если брат Роджер сделает, я сдеру с него с живого кожу.

Я бурей вылетела в коридор и успела захлопнуть за собой дверь как раз до того, как о нее с другой стороны ударился и разлетелся вдребезги фаянсовый умывальный таз. Повернувшись, я увидела весьма заинтересованную публику, без сомнения привлеченную шумом. Брат Роджер и Мурта стояли бок о бок и взирали на мое разгоряченное лицо и вздымающуюся грудь. Роджер был явно расстроен, но Мурта исподтишка посмеивался, прислушиваясь к доносящимся из-за двери отборным гэльским проклятиям.

— Он себя чувствует лучше, — удовлетворенно заметил он.

Я прислонилась к стене и почувствовала, как по моей физиономии тоже расплывается улыбка.

— Пожалуй, да, — согласилась я.

Возвращаясь в главное здание после утреннего посещения травяной аптеки, я встретила Ансельма, который вышел из библиотеки. Он так и просиял, завидев меня, и поспешил подойти. Болтая о том о сем, мы с ним начали медленно прогуливаться по территории аббатства.

— А ведь ваша проблема и в самом деле весьма интересна, — сказал вдруг он и обломил веточку с куста у стены.

Внимательно поглядел на по-зимнему твердые почки, отбросил веточку в сторону и поднял глаза к небу, на котором бледное солнце проглядывало сквозь тонкие облака.

— Становится теплее, но до весны еще далеко, — заметил он. — Но карпы нынче, наверное, расшевелились, давайте подойдем к рыбным садкам.

Совсем не похожие на украшенные резьбой красивые строения, какими я их себе почему-то воображала, садки эти представляли собой обыкновенные водоемы, обнесенные каменной оградой и расположенные поблизости от кухни. В них плавали карпы, которых ели в монастыре по пятницам и в постные дни, если из-за плохой погоды невозможно было наловить в море пикши, сельди и камбалы.

В полном соответствии со словами Ансельма, карпы сегодня двигались оживленно; толстенькие веретенообразные тела так и шныряли в воде, и серебристые чешуйки сверкали от утреннего света. Рыбы двигались так энергично, что поднятые этим движением маленькие волночки плескались о стенки водоема. Едва наши тени упали на воду, карпы ринулись в нашу сторону с такой же точностью, с какой стрелка компаса указывает на север.

— Они ждут кормежки, как только увидят людей, — объяснил Ансельм. — Не станем обманывать их ожидания.

Он сходил на кухню и принес два ломтя черствого хлеба. Мы остановились у ограды водоема и начали бросать хлебные крошки в жадно раскрытые голодные рты.

— Понимаете ли, ввашем положении есть две стороны, два аспекта, — заговорил Ансельм, продолжая крошить хлеб; он взглянул на меня сбоку, и внезапная улыбка осветила его лицо. — Я все еще едва могу этому поверить. Такое чудо! Господь воистину добр, показав мне его.

— Это прекрасно, — с некоторой сухостью заметила я. — Не возьму, однако, в толк, был ли Он столь же милостив ко мне.

— В самом деле? Я полагаю, что да. — Ансельм присел на корточки, разминая в пальцах хлеб. — Разумеется, все это причинило вам немалые личные неудобства…

— Пожалуй, что так, — пробормотала я.

— Но ведь их можно расценивать и как знак любви Бога, — продолжал Ансельм, пропустив мимо ушей мое замечание; ясные карие глаза смотрели на меня испытующе. — Я молил Бога о руководстве и наставлений, стоя на коленях перед Святыми Дарами, — продолжал Ансельм свою речь, — и там, в тишине нашей часовни, вы показались мне путешественником, потерпевшим кораблекрушение. Ведь это напоминает ваше положение, согласитесь, что сравнение вполне подходящее. Представьте себе человека, мадам, неожиданно попавшего в чужую страну, лишенного друзей и семьи, без средств к существованию — кроме тех, какие он может найти в этой новой для него стране. Это истинное несчастье, но оно тем не менее может привести к открытию новых возможностей и к счастью. Что, если новая страна окажется богатой? Появятся новые друзья, и начнется новая жизнь.

— Да, но… — начала было я.

— Итак, — произнес он убежденно, уставив на меня указательный палец, — если вы и утратили прежнюю жизнь, то, возможно, Бог захотел наградить вас новой, которая может оказаться богаче и полнее.

— О, что касается полноты, то это весьма справедливо, — согласилась я. — Однако…

— С точки зрения канонического права, — нахмурив брови, сказал он, — оба ваши брака не представляют затруднений. Оба они действительны и освящены церковью. В строгом смысле слова ваш брак с молодым шевалье предшествует вашему браку с господином Рэндоллом.

— Вот именно, «в строгом смысле слова», — подтвердила я и поспешила закончить фразу, пока меня снова не перебили: — Но не в мое время, и я вообще не верю, что каноническому праву приходилось сталкиваться с подобными прецедентами.

Ансельм рассмеялся; острый кончик его бородки трепетал на легком ветерке.

— Более чем справедливо, ma chere, более чем справедливо. Я лишь хотел сообщить вам, что со строго законной точки зрения вы не совершили ни греха, ни преступления по отношению к обоим мужчинам. Но я уже говорил ранее, что в вашем положении имеются два аспекта: что вы уже совершили и что вам предстоит совершить. — Он протянул руку и усадил меня рядом с собой. — Ведь именно об этом вы спрашивали меня на исповеди, не так ли? Что я сделала? И что мне делать дальше?

— Совершенно верно. И вы тогда сказали, что я не сделала ничего неправильного, верно? Но я же…

Мне подумалось, что у них с Дугалом Макензи общая черта — перебивать собеседника.

— Вот именно, что нет, — твердо заявил он. — Можно поступать в полном соответствии с волей Бога и с велениями совести и все же попасть в затруднительное или даже трагическое положение. Как это ни печально, однако мы до сих пор не знаем, почему всемилостивый Бог допускает существование зла, но мы знаем Его слова, что это правда. «Я создал добро, — говорит Он в Библий, — и Я создал зло». И соответственно даже хорошие люди — я полагаю, что особенно хорошие люди, — сталкиваются в жизни с великими смятениями и трудностями. Возьмем, к примеру, того юношу, которого вам пришлось убить. Нет-нет, не возражайте, — он поднял руку, удерживая меня от возражения, — тут нет ошибки. Вы были вынуждены убить его, имея в виду крайние обстоятельства. Даже Святая Матерь Церковь, утверждающая священность жизни, признает такую крайнюю степень защиты человеком собственной жизни и существования семьи. Имея в виду тогдашнее положение и состояние вашего мужа, — он бросил взгляд в сторону крыла для гостей, — нет сомнения, что вы были вынуждены прибегнуть к насилию. И вам не в чем себя упрекнуть. Разумеется, вы испытывали и испытываете жалость и раскаяние, так как вы мадам, по натуре чувствительны и сострадательны. — С этими словами он слегка похлопал ладонью по моей руке, лежавшей на колене. — Порою наши наилучшие поступки проистекают из причин, достойных раскаяния. И все же вы не могли поступить иначе. Мы не знаем, какую судьбу уготовил Господь этому юноше, — возможно, он пожелал его взять к себе именно в это время. Но вы не Бог, и возможности ваши ограничены даже в постижении того, что вы можете ожидать от себя самой.