Железные бабочки. Удача Рэйлстоунов - Андрэ Нортон

Вопросительно взглянув на Руперта, Рики покинула комнату, захватив с собой поднос. Трясущимися руками Вэл взялся за рубашку и принялся натягивать её. Руперт молчал. Вэл обнаружил, что общая боль прошла и теперь он может двигаться без ощущения, будто каждый мускул завязан узлом.

— Позволено ли мне навестить Джимса? — спросил Вэл, когда братья шли по коридору. Руперт кивнул и указал подбородком на дверь в другом конце прохода.

— Он там. Но упрямый парень, честное слово. Порой напоминает поведением тебя, Вэл. Если его почистить от синяков и царапин, вы станете похожи и внешне. К Рики он вполне благожелателен, зато когда появляюсь я, он ведёт себя так, будто к нему явился китайский палач и сейчас его начнут резать на куски, — Руперта это сравнение явно раздражало.

— Может быть, он просто боится тебя?

— За что? — изумился старший Рэйлстоун.

— Ну, ты иногда любишь покомандовать, — предположил Вэл. Если Рики ничего не рассказала Руперту о том, что знает Джимс, и о том, что он бывал в Пиратском Логове, то ему, Вэлу, следует и подавно молчать.

Руперт между тем возмутился:

— За кого вы меня держите, в конце концов! Я люблю покомандовать! Попробуй сам договориться с этой дикой болотной кошкой! Впрочем, я начинаю думать, что вы — два сапога — пара, — он резко повернулся и вышел в Длинный Зал.

Вэл открыл дверь спальни. Солнце уже почти ушло и по углам комнаты поднималась темнота. Но кровать ещё была освещена льющимся из окон сумеречным светом. Вэл доковылял до кровати.

— Привет!

Смуглое лицо, утопленное в подушки, не изменило своего дремотного выражения. Вэл продолжил:

— Как ты себя чувствуешь?

— Получше. В общем, я в порядке, но они не хотят отпускать меня отсюда.

— Я слышал, что доктор рекомендовал постельный режим ещё дня на два.

Наверное, потому, что кровать была просто громадной, Джимс казался маленьким и измождённым. А может быть, он выглядел таким потому, что его вечная заносчивость куда–то исчезла, отчего он стал менее независимым. Как будто Джимса несколько сократили в объёме и амбициях.

— Что он об этом думает? — прозвучало в тишине.

— Кто?

— Твой брат.

— Руперт? Он только рад тому, что ты у нас погостишь.

— Разве ему не сказали про меня?

— Нет.

— Скажи! — приказал Джимс. — Иначе я не должен оставаться здесь. Это неприлично.

Вэлу ничего не оставалось как согласиться с такой формулировкой правил приличия и гостеприимства.

— Хорошо, я скажу ему. Но скажи прежде мне, что ты искал здесь, Джимс? Сокровища времён Гражданской войны? Скажи, мне всё равно придётся пересказывать это Руперту.

— Нет, — покачал головой Джимс. Он вновь нахмурился. — Нет, зачем мне сокровище! Я не знаю, что искал здесь. Но мой дедушка говорил…

— Вэл, ужин разогрет! — это Руперт кричал из Большого Зала. Вэл повернулся, чтобы уйти.

— Я скоро вернусь.

Джимс указал в сторону двери:

— Ты скажешь ему?

— Скажу после ужина, обещаю.

Джимс расслабленно вздохнул и зарылся поглубже в подушки:

— Я буду ждать.

Глава 13

В такую ночь как эта…

День выдался серым и промозглым. С неба сыпалась мелкая влажная пыль дождя и в Длинном Зале казалось, будто сами стены излучают холод. Руперт разжёг камин, однако никто из членов семьи не стал бы утверждать, что потеплело. Огонь в камине завораживающе плясал и отбрасывал причудливые тени вокруг. Но тепла не давал.

— Вэл?

Он поспешно спрятал под подушку свой блокнот. Почему–то в этот миг Вэл почувствовал себя уличённым в недозволенном. Вошедшая Чарити была мокра как мышь. Из–под промокшего капюшона выбивались золотые колечки волос, по которым, как по весенним сосулькам, стекали вниз крупные капли.

— Да, Чарити! Не думайте, что сможете согреться у этого огня. Мы все очень хотим, чтобы он грел, но он всего лишь замечательно выглядит, — Вэл пнул ногой решётку камина. — Кажется, единственная польза от него — возможность любоваться.

Чарити сняла капюшон.

— Что это за история, в которую впутались вы с Джим–сом?

— А! Обычная история. К Джимсу зашли гости, которые забыли правила приличия. Тогда неожиданно вмешались я и Рики, в результате вся вечеринка закончилась не так, как предполагалось.

— Ты имеешь в виду синяк под глазом? Он для тебя — неожиданность? Ну хорошо, а за что Джимс заработал свой синяк?

Вэл тщательно занялся стряхиванием капель с принятого у Чарити плаща.

— Не лучше ли спросить у самого Джимса?

— Но я уже спрашиваю тебя. Вчера вечером ко мне заходил Руперт и весьма туманно интересовался, что за человек Джимс. А когда я поинтересовалась насчёт вашего совместного сражения на болотах, Руперт отделался ничего не значащими фразами.

— Руперт бывает ужасающе некоммуникабельным, — поспешил успокоить гостью Вэл. — А история действительно проста. Джимсу известен потайной ход в наш дом. Вдобавок дедушка Джимса как–то завещал ему, давным–давно, найти счастье, которое, по мнению дедушки, спрятано где–то в нашем доме. Что это за счастье и как оно выглядит, дедушка, к сожалению, не удосужился растолковать. Но зато внучек ночами прилежно бродил по нашим коридорам, ища то, сам не знает, что.

По–моему, в том, что говорит Джимс, концы с концами не сходятся, но почему–то я верю ему. Джимс знает только тайный вход, через который можно проникнуть в дом. А потайных ходов внутри дома он не знает. Он сейчас лежит. Рики с Люси чётко выполняют инструкции доктора по удержанию Джимса в постели. Они носятся с ним так, будто охраняют сокровища короны.

Чарити присела на диван.

— Понятно. А между прочим, известно ли тебе, что с таким лицом ты не сможешь мне больше позировать?

Вэл коснулся царапин на щеках:

— Но ведь они — лишь на время.

— Надеюсь. Однако, судя по виду, вы устроили хорошенькую катавасию.

— Да, это были показательные выступления, — Вэл насмешливо хмыкнул. — Но мы наверняка пропали бы, если бы не ложная тревога, поднятая Рики. Руперт рассказывал об этом?

— В те редкие секунды, когда удаётся заставить его заговорить. Он всегда такой молчаливый?

— Только в последнее время. А раньше, — Вэл посерьёзнел, — мы все были другими. Знаешь, Чарити, величайшая несправедливость — заставлять членов семьи жить врозь. Один там, другая — здесь, третий — вообще неизвестно где. Когда умер наш отец, мне было одиннадцать лет, Рики — девять. Её отослали к тётушке Роджерс, потому что взявший меня на воспитание дядюшка Флеминг не любил девочек.

— А Руперт?

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});