Счастье — это теплый звездолет - Джеймс Типтри-младший

например, технологию голографического вещания, отправившую в музей радио и телевидение. Или отраженное от спутников всемирное коммуникационное поле: через него осуществляется связь и управление транспортом по всей планете. Это побочный продукт добычи полезных ископаемых на астероидах, не будем сейчас о нем. Мы наблюдаем за девушкой.

Я покажу тебе только одну вкусность. Может, ты уже заметил в спортивной передаче? Никаких рекламных пауз. Никаких названий брендов в человеческий рост.

Да, именно так. Никакой рекламы. Удивляешься?

Оглядись. Ни единого билборда, транспаранта, постера, баннера, джингла, блерба, слогана во всем славном мире. Логотипы? Только на крохотулечных экранчиках в магазинах, но их и рекламой-то не назовешь. Наводит на мысли, а?

Думай об этом. Девушка пока сидит на прежнем месте.

Кстати, сидит она под самой башней ГВК. Подними взгляд, и увидишь сверкающий шар наверху, в обители богов. Внутри шара — конференц-зал, где заседает совет директоров. На двери аккуратная бронзовая табличка: «Глобальная вещательная корпорация». Это, впрочем, ровно ничего не значит.

Так получилось, что я знаю: в конференц-зале шесть человек. Пятеро из них формально принадлежат к мужскому полу, шестую довольно трудно вообразить матерью. Они абсолютно непримечательны. Их фотографии мелькнули первый раз в объявлениях о бракосочетании и мелькнут второй раз в некрологах, точно так же не задержав на себе ничей взгляд. Если ты высматриваешь тайных Синих зловредов[69], то забудь. Уж я-то знаю, клянусь дзеном! Похоть? Честолюбие? Жажда власти? Их напугали бы такие слова.

Чего они хотят — это идеального порядка во всем, и прежде всего в связи. Можно сказать, они посвятили этому жизнь: избавлению мира от помех. Их самый страшный кошмар — неполадки в связи: перепутанные каналы, сорванные графики, дефекты, которые копятся, накладываясь один на другой. Их колоссальное богатство — лишь источник нескончаемой головной боли, дополнительный потенциал хаоса. Роскошь? Они носят то, что сшили им личные портные, едят то, что готовят личные повара. Глянь на этого старика — его фамилия Ишем — он пьет воду и хмурится, слушая инфошар. Воду прописали врачи, она отвратительна на вкус. В инфошаре — неприятное сообщение насчет его сына Пола.

Однако нам пора спуститься на много этажей, к нашей девушке. Смотри!

Она упала со скамьи и лежит ничком.

Равнодушное любопытство зевак. Большинство согласно, что она умерла, но девица опровергает эту гипотезу, пуская пузыри. Очень скоро ее увозят на превосходной «скорой помощи» будущего, которая значительно лучше наших, если успевает вовремя.

В местной больничке обычная команда клоунов при участии бабушки-уборщицы проводит обычные процедуры. Нашу девицу оживляют настолько, чтобы она ответила на вопросник, без которого никому умереть не дадут, даже в будущем. И вот уже ее, промытую изнутри, вышвыривают на койку в длинной, плохо освещенной палате.

И снова долгое время ничего не происходит, кроме того, что из глаз у нее течет солоноватая жидкость — от понятной обиды, что умереть не получилось.

Но где-то один компьютер ГВК посылает сигнал другому, и к полуночи кое-что все-таки происходит. Сперва появляется санитар, загораживает ее койку ширмой. Затем в палату бодро входит мужчина в деловом костюме. Он знаком показывает санитару, чтобы тот снял с девушки простыню. Затем так же молча отсылает его прочь.

Уродина осоловело приподнимается на койке, закрывает руками части тела, на которые мало кто согласится взглянуть, даже если ему приплатят.

— Берк? Ф. Бёрк, так тебя зовут?

— Д-да. — Хрип. — Вы… полицейский?

— Нет. Но, думаю, они скоро здесь будут. Попытка самоубийства в общественном месте — уголовно наказуемое деяние.

— Я… я больше не буду.

У него в руке самописец.

— Родных нет, верно?

— Нет.

— Тебе семнадцать. Один год в колледже. Что ты изучала?

— Я… языки.

— Хм. Скажи что-нибудь.

Невразумительный хрип.

Он разглядывает ее. Вблизи он уже не выглядит таким лощеным. Мальчик на побегушках.

— Почему ты хотела покончить с собой?

Она смотрит на него с достоинством дохлой крысы, силится натянуть на себя простыню. К его чести, он не повторяет вопрос:

— Скажи, ты видела сегодня «Дыхание»?

Полуживое лицо расцветает безобразной гримасой обожания. «Дыхание» — это три молодых бога, религия несчастных. Опять-таки к чести мужчины, он правильно интерпретирует эту гримасу.

— Хотела бы ты с ними познакомиться?

У девушки глаза лезут из орбит.

— У меня есть работа для такой, как ты. Работа тяжелая. Если хорошо себя покажешь, будешь постоянно общаться с «Дыханием» и другими звездами.

Он сумасшедший? Нет, она совершенно точно умерла.

— Но это значит, что ты больше не увидишь никого из прежних знакомых. Никогда. Официально ты будешь считаться мертвой. Даже полиция не узнает. Хочешь попробовать?

Это приходится повторить несколько раз. Девушка смотрит на него, открыв рот. Покажи мне огонь, через который пройти. Но вот уже отпечатки Ф. Бёрк в его самописце, и мужчина без всякого отвращения поднимает вонючую тушу с койки. (Невольно закрадывается мысль — что у него за работа, если он настолько небрезглив?)

А затем — ЧУДО. Ф. Бёрк укладывают на носилки, совсем непохожие на больничные, несут бесшумной пробежкой, плавно перегружают в наишикарнейшую «скорую помощь» — здесь даже букет живых цветов! — и на идеальных рессорах мчат в никуда. Никуда — теплое, светлое, полное добрых медсестер. (Кто сказал, что истинную доброту не купишь за деньги?) Чистые облака окутывают Ф. Бёрк, затягивают ее в сон.

…Сон, который перетекает в кормления, мытье и опять в сон, в дремотные полдни, когда должна быть полночь, в негромкие деловитые голоса и ласковые (но очень редкие) лица, в бесконечные гипоспреи — от них совсем не больно, не то что от уколов, — и странное онемение. Затем приходит четкий ритм дней и ночей, бодрость, которую Ф. Бёрк не воспринимает как выздоровление; она знает лишь, что кровоточащий нарост под мышкой исчез. Скоро она уже встает и с растущим доверием ходит за новыми знакомцами, теми самыми, с ласковыми лицами, — сперва еле-еле, неуверенно, потом все более твердым шагом, по короткому коридору на анализы, анализы, анализы и не только.

И вот она, наша девушка. Выглядит она…

Еще хуже, чем прежде, если такое возможно. (Ты думал, это будет полупроводниковая Золушка?)

Ухудшение внешности — в электродах, торчащих из редких волос, в других металлических деталях, вживленных в тело. Хотя за воротник и спинные пластины надо сказать спасибо — ее шею и правда лучше не видеть.

Ф. Бёрк готова осваивать новую работу.

Учеба происходит в ее комнате, и это воистину «школа обаяния». Как ходить, сидеть, есть, говорить, сморкаться, мочиться, икать — ОБВОРОЖИТЕЛЬНО. Чтобы каждое сморкание, каждое передергивание плечами было чуточку иным, чем заснятое раньше. Мужчина, забравший ее из больницы,