Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Но прибытие, однако, задерживается — по пути на Урал Акинфий заезжает на нижегородские заводы. Пишет из Фокина 20 июня Черкасову. Тема вроде бы производственно-техническая (проблемы с рабочей силой из-за обременительных строгостей — нанимать работников можно только тех, кто с печатными паспортами[738]), но в переписке с такими корреспондентами всякое лыко в строку. В начале июля он все еще в нижегородской вотчине — сюда пишут ему и приказчики[739]. По-видимому, именно в Фокине Акинфий Никитич провел последние месяцы своей жизни.

В середине лета он сообщает приказчикам, что находится в дороге и затребованные горным начальством ведомости о предприятиях «будет сочинять по прибытии своем в те заводы»[740]. Обещания он не исполнил. Письмо достигло Невьянска, когда автора уже не было в живых.

Дома Акинфия. Акинфий дома

Первые 24 года своей жизни, почти четверть века, Акинфий Демидов провел в Туле. Нет сомнения, что на какое-то время он уже тогда ее покидал (ездил, допустим, в Москву), но скорее всего покидал ненадолго. С передачей отцу Невьянского завода перебрался на Урал. Оттуда тоже время от времени уезжал — вспомним, как он и отец, протестуя против произвола воеводы, покинули завод осенью 1703 года. Но все же именно Невьянский завод стал на два десятилетия его «штаб-квартирой» — местом, откуда он совершал необходимые «по делу» поездки по Среднему Уралу и Приуралью и куда неизменно возвращался. «Подолгу безвыездно сидит Акинфий Демидов в своей горной столице — Невьянском заводе, как бы изолированный от всего мира… Но из своего невьянского господского дома, похожего на древнерусские хоромы, он видит всё, что ему нужно»[741]. Слова писателя наиболее точно подходят именно к этому периоду жизни Акинфия — времени, когда отец освобождал его от забот, связанных с дальними разъездами.

После смерти отца к привычной заводской работе Акинфия добавилась и та, что прежде брал на себя Никита. Теперь он не только менеджер высшего звена, но еще и маркетолог, еще и «связи с общественностью». Акинфий становится более публичным и более… политичным, что ли, — в том смысле, что вынужден работать еще и с представителями высшей власти. Как следствие, немалую часть времени проводит вне Урала. Добавим к этому вынужденные, подчас принудительные, задержки в столицах и Туле в связи со Следствием о заводах в середине 1730-х годов. В этот период обжитое гнездо на Невьянском заводе уже не исчерпывает образ дома в его сознании. Теперь его дом — «не дом и не улица». Во многих городах появляются принадлежащие ему дворы, на них — «хоромы», которым достается частичка нового, совокупного представления о доме.

В 1715 году Никита Демидов получил освобождение от постоя войск для двух своих дворов — московского и тульского. Скорее всего, уже в это время его городская недвижимость ими не исчерпывалась. При Акинфий дворов не просто больше — их много. В 1732—1733 годах от постоя освобождены его дворы в восемнадцати (!) городах — Москве, Туле, Риге, Новгороде, Твери, Ярославле, Нижнем, Арзамасе, Казани, Царицыне, Саратове, Чебоксарах, Лаишеве, Кунгуре, Соликамске, Верхотурье, Тобольске и в Ирбитской слободе. Большинство из них обслуживало водный путь, по которому доставлялось демидовское железо, остальные стояли в торговых центрах или были связаны с крупными демидовскими вотчинами. Но этот список тоже не полон. Еще в 1726 году, в апреле, Акинфий купил у графа П. Апраксина дом в Петербурге, на Васильевском острове, — каменные палаты 26 саженей в длину, 20 в ширину. Их приобретение обошлось ему в десять тысяч рублей[742].

Составляя в марте 1743 года свое завещание, Акинфий отметил в нем «каменные и деревянные дворы в Санкт-Петербурге, в Москве, в Туле и в других городех». Отдельно упомянул четыре двора, определенные им в предстоящем разделе Прокофию и Григорию: первому — «в Москве, в Нижних Садовниках, двор каменной, купленной бывшего купца Федора Подсевалщикова у жены ево, которой двор бывал московскаго ж купца Щученкова», второму — «в Ярославле купленной мой двор, что называется "Под зеленью", да другой мой вотчинной двор же, на котором имеются каменныя мои анбары для складки соли, да в Казане двор же в приходе церкви святых Ярославских чюдотворцев, которой куплен у тулскаго купца Стефана Сопелникова»[743].

Состояние, в котором со смертью Акинфия остановилось его домособирательство в городах империи, рисуют описи имущества, известные из дел по разделу наследства.

В «Расписании» (программе) раздела упомянуты 24 двора, все с каменными или деревянными постройками. Каменных домов восемь. Два в Москве: один на Балчуге, другой «называемой "Горской"». Еще два каменных в Петербурге: на Васильевском острове и на Фонтанке, в приходе церкви Симеона Богоприимца и пророчицы Анны. В Казани и Ярославле Демидову принадлежали по три двора, по два — в Твери, Нижнем и на Кунгуре, по одному — в Тобольске, Таре, Екатеринбурге, Серпухове, Костроме, Чебоксарах, Тюмени и на Ягошихинском заводе (нынешняя Пермь). Кроме столичных, каменными были немногие — по одному в Казани, Нижнем, Серпухове и Ярославле[744]. Замечаем, что, хотя некоторые дворы, известные по прежнему их списку, из него выпали, по сравнению с положением на 1733 год он прирос: появились дворы в Екатеринбурге, Серпухове, Костроме, Таре, Тюмени и на Ягошихинском заводе. В то же время в «Расписании» не упомянуты хозяйские дома при заводах (кроме Ягошихинского), а ведь при некоторых они несомненно существовали[745]. Кроме того, ни в Акинфиевом, ни в принадлежавших его сыновьям планах раздела имущества не отмечены также имевшиеся у него дома в Туле: в Оружейной слободе и при его заводе, первый каменный, каким в начале 1740-х был другой — неизвестно[746]. С ними общее число домов, оставшихся после Акинфия, увеличивается.

Тульский дом в слободе в сколько-нибудь близком первоначальному виде до нас не дошел (пострадал от пожара в 1779 году, после чего был частично разобран, частично перестроен). К сожалению, современных Акинфию документов, которые бы позволили представить облик и убранство дома, не выявлено. Приведем описание, заимствованное из неоднократно вспоминавшейся нами книги тульского историка-краеведа XIX века Ивана Афремова. Живший в Туле и служивший в кадетском корпусе, расположенном в соседнем от демидовского дома квартале, он, несомненно, застал остатки прежде величественной постройки не в столь удручающем состоянии, какое она имеет сейчас. Слышал и рассказы стариков (в своей книге он подчас ссылается на местные предания). Во всяком случае, в его рассказе, который сейчас приведем, присутствует доля, возможно немалая, правды. Итак, слово Афремову.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});