Демидовы: Столетие побед - Игорь Юркин

Полюбовное решение долгого спора вокруг наследства Григория Демидова позволило сохранить терпимые (временами — доброжелательные[732]) отношения между Демидовыми далеко (в социальном плане) разошедшихся ветвей рода.

Каждому теперь предстояло жить своей жизнью и решать свои проблемы: наследникам Акинфия — 13 лет делить наследство, Акулине — за годом год бороться с трудностями в надежде спасти от краха основанное отцом промышленное хозяйство. Похоже, что в старости ей приходилось заниматься заводами в одиночку — последние известные нам упоминания о ее муже Илье Данилове относятся к 1751 году[733]. Силы слабели с возрастом, истощались с истощением источников сырья (тут и остатки руды на соседнем заводе — подарок). В 1751 году домна простаивала, а доменный оклад, 858 рублей, платить было нужно, ее и служителей разыскивала по этому поводу Берг-коллегия[734]. В 1770 году уже остановленные заводы Даниловой купили братья Андрей и Иван Родионовичи Баташевы (внуки конкурента комиссара Демидова). Скорее всего не собиравшиеся их восстанавливать, вскоре по покупке они добились разрешения на их закрытие и перевели квалифицированных рабочих (самое ценное в этой сделке) на другие свои заводы[735].

Протянувшаяся через десятилетия история борьбы вокруг имущества Григория Демидова полна отражениями и связями, тянущимися к разным сферам общественного бытия. На первый взгляд перед нами чисто семейно-имущественный конфликт со всеми атрибутами свойственной ему атмосферы: здесь и расчет, и хитрость, и алчность, и милосердие. Но уверенно выделить и квалифицировать каждое из этих качеств оказывается возможным только при учете медленно, но неуклонно развивавшихся процессов в сфере экономики: сквозь семейный конфликт проступает история промышленного предпринимательства, сквозь историю предприятий — сложные связи и отношения их владельцев. Генеалогия переплетается с экономикой, социально-экономическая история — с историей семьи.

История долгих споров вокруг наследства Григория интересна еще и тем, что противоборствующие стороны представляют разные сословия. Но — и в этом ее изюминка — сословный фактор как раз и не играет в ней существенной роли. Перед нами тот интереснейший этап эволюции предпринимательской династии, когда сословный и имущественный статус отдельных ее представителей различается уже существенно, но семейно-родственные связи между ними еще крепки (обе жены Акинфия из посадских родов, брат одной из них его приказчик, жена брата Никиты — купчиха, дочь Акинфия замужем за приказчиком, жена сына Прокофия — из купеческого рода и т. д.). Судьбы потомков Никиты Демидова еще разойдутся (как уже разошлись они с навсегда застрявшими в казенных ремесленниках Антюфеевыми), они освоятся в новых для себя сословных костюмах и докажут свою адекватность сословному стандарту отвечающими его нормам браками. Но этого еще не случилось — длится переходный этап с присущей ему множественностью мезальянсов, причудливостью событийных и сюжетных комбинаций, психологической сочностью лиц, ролей и поступков, пропитанных спаивающими их семейно-родственными связями. (К каким своеобразным результатам это подчас приводило, еще убедимся на примере Прокофия.) Порождаемые ими отношения воздействуют на события не менее существенно, чем перетекание капитала из одной сословной ячейки в другую, чем экономический расчет и целесообразность…

Обострив в 1744 году отношения с племянницей, Акинфий стоял в это же время перед решением куда более важной проблемы — необходимостью отрегулировать отношения с прямыми своими потомками. Принципиальные решения по этому поводу он уже принял, их отразило его завещание. Но дело необходимо было довести до конца. Нужно было обезопасить выбранный им сценарий будущего от потенциальных противников его реализации — от невписавшихся в него старших сыновей. Прежде всего — от Прокофия. Действовать следовало продуманно и осторожно.

В январе — феврале 1745 года Акинфий Никитич отправляет его на сибирские заводы, причем, судя по данной сыну инструкции, надолго. Обращает на себя внимание необычная для автора неконкретность распоряжений. По большей части это общие слова: смотри за исполнением указов казны, за литьем пушек, за ревизией приписных крестьян, за приказчиками и т. д. Автор, складывается впечатление, осознает, что особой надобности в присутствии Прокофия на заводах нет, что, в общем, понятно: в отсутствие хозяина там под присмотром Никиты всем заправляют надежные приказчики. Осознавал Акинфий, возможно, и то, что Прокофий откажется, не поедет. Можно ли говорить, что он его на это провоцировал? Нам кажется, в известном смысле и с оговорками — да. Если предположить, что Акинфий задумал отделение Прокофия (а это в ситуации с завещанием было лучшим сценарием), именно такая реакция была ему выгодна. Приняв к сведению демарш отпрыска, он немедленно выносит сор из избы: 4 февраля пишет письмо о непослушании сына кабинетсекретарю императрицы барону Ивану Антоновичу Черкасову. Сын, жаловался Акинфий, «изволничался»: «ни в чем меня не слушает и никакого от него почтения по должности сыновней не вижу». На возможность восстановления нормальных отношений отец смотрел скептически: «впредь добраго ждать нечего». В случае если ничего не изменится, он обещал применить законную свою власть и использовать радикальные меры. В подробности на этот счет Акинфий в письме не входил, но упоминал о сценарии, прописанном в его завещании[736].

Конечно, кабинетсекретарю больше нечем было заниматься, кроме как воспитывать чужих детей. Но Акинфию это и не требовалось. Он добивался, чтобы мысль о непокорном и неспособном к заводскому управлению сыне укоренилась у покровителя, а главное — у покровительницы. Укоренится — можно и отделять.

Во второй половине января — начале февраля Акинфий находился в Москве. Возможно, около этого времени он последний раз посетил родовое гнездо в Туле. В конце апреля приказчик Демидова Иван Торопов сообщал горным властям, что его господин в пути и прибытия его на уральские заводы ожидают в скором времени[737].

Но прибытие, однако, задерживается — по пути на Урал Акинфий заезжает на нижегородские заводы. Пишет из Фокина 20 июня Черкасову. Тема вроде бы производственно-техническая (проблемы с рабочей силой из-за обременительных строгостей — нанимать работников можно только тех, кто с печатными паспортами[738]), но в переписке с такими корреспондентами всякое лыко в строку. В начале июля он все еще в нижегородской вотчине — сюда пишут ему и приказчики[739]. По-видимому, именно в Фокине Акинфий Никитич провел последние месяцы своей жизни.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});