Совьетика - Ирина Маленко

Очень скоро я стала ходить на работу по утрам с отвращением – с таким сильным, что у меня начинал болеть живот даже не когда я к зданию подходила, а когда у меня утром звонил будильник. Моя новая начальница как чувствовала это – и относилась ко мне так, что казалось, вот-вот по-собачьи на меня зарычит. При одном ее виде мне хотелось спрятаться или сигануть вниз головой в пролет лестницы. Такого у меня в Ирландии еще не бывало.

Тем временем война в Югославии неожиданно подошла к концу. Только-только общественное мнение на самом Западе начало отворачиваться от натовской авантюры, как президент Милошевич решил, что его многострадальный народ больше не выдержит, и… Ельцинская Россия- все больше напоминающая полицая на службе у НАТО- уговорила его, предав Югославию, сыграла в этой грязной истории самую подлую роль. Запад ликовал. Мне больно было читать условия «мирного договора», по которому Косово занималось оккупантами. Так больно, что когда я впервые увидела этот текст, я проревела весь вечер и пошла гулять по городу, не зная, что делать и кому свои чувства излить. Я долго-долго рылась в записной книжке. Нет, никого нет, кто бы понял меня… Никого, кому можно бы было позвонить!

Я уже совсем было отчаялась, когда из книжки выпала бумажка с телефоном Финнулы. Давясь слезами, я позвонила ей. К моему удивлению, она поняла меня с полуслова.

– Приезжай сейчас же к нам! Мы тебя около метро встретим.

… Финнула с дочкой ждали меня под мостом, прячась от дождя. Я просидела в гостях у нее до 2 часов ночи, познакомившись там с ее сыном, вдумчивым мальчиком лет 8, который не только играл в оловянных солдатиков, разыгрывая битву в Ватерлоо, но и задавал невероятно глубокие для его возраста политические вопросы. Ответы на все эти вопросы- ответы обстоятельные, с неотразимыми аргументами- давал Финнулин муж Финтан: худенький седовласый мужчина с тихим голосом и большим, как у статуэток бабы-яги, которые здесь продают на Хэллоуин, носом. Он ни разу не сказал, что мы, коммунисты, для него «были дьяволами». И он прекрасно понимал и был осведомлен о том, что на самом деле происходит на Балканах!

Я тогда еще не представляла себе, что это за удивительный человек.

…После объявления «мира» в Югославии и оккупации Косова я была совершенно уверена в том, что югославы развернут против оккупантов партизанскую войну: ведь у них такой богатый исторический опыт по этой части, ведь из бомбежек их армия вышла практически нетронутой (тогда зачем ее было сохранять, если не для этого?), ведь Косово- это самое историческое сердце земли сербской…

К моему глубокому разочарованию, не последовало ни одной настоящей партизанской акции. Да, Россия предала югославов, да, она сыграла в этой войне позорную роль, но сидеть и ждать, что твою землю защитит кто-то другой, кроме тебя… Брали бы пример с иракцев и афганцев, которые ни на кого не ссылаются – а ведь их предала не только одна страна, а целая Организация Объединенных Наций! Конечно, говорить всегда легче, чем действовать, но если бы враг оккупировал мой родной город, я бы этого однозначно не потерпела. Но зараженные бациллой «цивилизованнности» югославы вместо этого бежали из Косова под напором самых настоящих этнических чисток – о которых на Западе молчат в тряпочку! – да время от времени слезно жалуются на свою долю. Кому? Да все тому же «цивилизованному» миру, который их и бомбил в первую очередь – то есть, оккупантам- миру, который сделал все от него зависящее, чтобы нынешние этнические чистки стали возможными!

Видимо, сопротивление оккупантам (подлинное, а не распевание рок-песенок на площадях, стояние на мостах и ношение мерчандайза с символикой, вроде маек с «Я тоже мишень!») на сегодня в мире – удел «нецивилизованных» народов. «Цивилизованные» напрочь загипнотизированы волшебной фразой мирового империализма – « а что о нас подумает мировое сообщество?». И потому беззащитны. …

– Надо нам будет как-нибудь пригласить тебя – выступишь перед нашими ребятами со своими воспоминаниями о повседневной жизни в Советском Союзе, а? Как ты на это смотришь? – спросил Финтан.

– Положительно! – ответила я. На душе у меня медленно светлело

Глава 8. В краю непуганых мракобесов

«- Ты пацак, ты пацак и он пацак. А я чатланин, и они чатлане! Так что ты цак надень

и в пепелаце сиди, ясно?

– Что?

– Посмотри на меня в визатор, родной… Какая точка отвечает? Зелёная.

Теперь на него посмотри – тоже зелёная. И у тебя зелёная. А теперь на

Уэфа посмотри – какая точка? Оранжевая? Это потому, что он чатланин!

Ну, понимаешь?

– Чего?

– Плюк – чатланская планета. Поэтому мы, пацаки, должны цаки носить…

– Да-а! И перед нами, чатланами, должны делать вот так!

– Владимир Николаевич, это оголтелый расизм.»

«- Извините, а чатлане и пацаки – это национальность?

– Нет.

– Биологический фактор?

– Нет.

– Лица с других планет?

– Нет.

– А в чём они друг от друга отличаются?

– Ты что, дальтоник, Скрипач – зелёный цвет от оранжевого отличить

не можешь? Турист…»

«Общество, в котором нет цветовой дифференциации штанов, лишено цели «

(«Киндза-дза»)

… Интересно, с чего мне начать свой рассказ, если говорить о Советском Союзе? Я закрываю глаза и пытаюсь его вспомнить. Многие вещи трудно передать словами человеку, который их себе не представляет. Который всю свою жизнь дышал другим воздузом…

Сначала перед моим мысленным взором возникает почему-то ботанический сад и парк возле Тимирязевки, мимо которого мы с девчатами ездили каждый день на трамвае, когда работали в стройотряде – бескрайний, зеленый и тихий… станция юннатов в нашем городе, где я сажала настурции утром перед школой… потом – засека у нас же под городом, в которую мы ходили раза два в год; весной собирать первые цветы: раскрывающиеся когда нет еще даже травы желтенькие «цыплятки» мать-и-мачехи, или в мае за черемухой и осенью – за кленовыми листьями…сырой и терпкий запах этих палых кленовых листьев, пылающих всеми оттенками желтого, красного и оранжевого с зелеными прожилками… то, как они шуршат под ногами… обелиск неизвестному солдату между деревьев – защитнику своей Родины, а не павшему бессмысленно где-то в заграничных окопах ради того, чтобы чьи-то кошельки стали еще толще, как британские и ирландские «герои» Первой Мировой….

Дедушка как-то раз потерял меня там, в то время как сам держал меня на руках: «Господи, а где же Женя?” Как звонко хохотала над ним бабушка… Сейчас половина этой засеки вырублена под частные гаражи. Вот-вот подберутся и к памятнику.

… Переезд Тамарочки на новую квартиру, которую ей дали, как и полагалось, бесплатно, когда сносили ее старый дом – зимой, на санях; то, как мы весело втаскивали ее вещи на 6 этаж, как она радовалась, открывая на кухне кран с водой… запах блинов на новоселье… То, как я пила дома у бабушки сладкий чай внакладку – со сливочными ванильными сухарями : накрашивала их с стакан, вылавливала чуть размокшие кусочки ложкой, а сам чай выливала в раковину… Бабушкины рассказы о том, как один из ребят, с которым они вместе в одной компании ходили в кино до войны, стал летчиком и дважды героем Советского Союза и героически погиб в 1942 году. Он был на год ее моложе…

…Эстафета Олимпийского огня у нас на стадионе… мой отец тоже нес факел на одном из ее этапов, и теперь этот факел висит у него дома на стенке…когда она проходила через наш город, городские власти выкрасили заборы во всех частных домах, если они были еще не покрашены: естественно, бесплатно, и частные старые кварталы зазеленели как новенькие цветом «хаки»- самой доступной в нашем городе в то время краской…Вопрос о том, что сколько стоит, просто не вставал: если надо для людей – значит, надо…И самое первое, что меня так шокировало на Западе – это вечные, бесконечные разговоры о деньгах. От этого становилось тоскливо на душе. Как же можно так жить, когда все только деньгами измеряется? Самим-то не противно?

Для нас деньги были второстепенным, а говорить о них – плохим тоном. Деньги должны быть только инструментом людей, а не наоборот. Не говорим же мы целый день напролет о диване, на котором сидим, о шапке, которую носим на голове или об унитазе! Все эти вещи существуют, и они нужны, но они не занимают целиком и полностью наше воображение – до того, что мы неспособны больше думать ни о чем, кроме них. И деньги для нас ничем по значению от этих вещей не отличались. Именно поэтому мы были неизмеримо свободнее духом и могли заниматься творчеством. Именно потому, что это изменилось, наши нынешние писатели и режиссеры и не способны сегодня ничего достойного создать: их слишком занимают мысли, где найти спонсоров и как им угодить…Это пострашнее любой цензуры!

Насколько я теперь вижу, кстати, советская цензура была направлена прежде всего на поддержание качества – фильмов, книг, песен… Ни один худсовет не пропустил бы ту белиберду, что несется сегодня с экранов наших телевизоров! Например, такую вот «патриотическую» бредятину: