Психология конфликта - Наталья Гришина

Посредничеством называют и вмешательство в споры на школьном дворе, и реабилитацию подростков – жертв насилия, и семейное консультирование, и разбирательства в гражданских судах, и общественные акции, и конфликты между рабочими и работодателями, и управление персоналом, и средства предотвращения войн между государствами, Кроме того, посредничество рассматривается как альтернатива судебному заседанию, как инструмент трансформации отношений между людьми, как средство вмешательства в коммерческие споры, как метод работы с проблемой сексуальных домогательств, как оценочный процесс, где посредник выражает свое мнение по поводу результата спора, как терапевтическое вмешательство в конфликт между двумя индивидами, как процесс разрешения конфликтов в медицине, связанных со злоупотреблением служебным положением, как способ разрешения экологических конфликтов, и этот список растет с каждым днем (Кейтнер, 1998, с. 52).

(Напомним, что по отношению к данной практике нами употребляется оригинальное название «медиаторство».) Большой критике Кейтнер подвергает и сложившиеся представления о функциях медиатора, его действиях, как и в целом о роли посредника в процессе медиаторства. Заканчивая свой доклад, он приходит к неутешительному выводу, что «мы имеем на сегодняшний момент запутанную смесь приемов вмешательства, называемых посредничеством. К сожалению, это ведет к деградации (увяданию) посредничества. Чтобы вернуть посредничеству цветущий вид, мы должны заново исследовать цели и функции процесса посредничества как уникальной формы вмешательства в споры, который имеет ограниченную область применения, но оказывает очень полезное влияние на людей, находящихся в состоянии борьбы или спора» (с. 63).

Психология людей против усилий конфликтологии

В предисловии для русских читателей к своей книге «Человек и ситуация» Л. Росс и Р. Нисбетт (напомним, что Росс – один из авторитетнейших современных исследователей проблем психологии социальных конфликтов) отмечают, что если бы их книга писалась сегодня, они уделили бы гораздо больше внимания психологическим факторам, способствующим разжиганию социальных конфликтов:

...

События на Ближнем Востоке, в Боснии, на Кавказе и в Руанде со всей непреклонностью свидетельствуют о том, что каждая из сторон, вовлеченных в международные или межэтнические столкновения, пребывает в уверенности, что только она обладает «объективным», т. е. соответствующим реальности, видением проблемы. Претензии, действия и их оправдания, приводимые противоположной стороной, объясняются корыстными намерениями или предвзятостью подхода и даже расцениваются как свидетельство присущей противнику непорядочности и бесчеловечности. Более того, протесты и попытки вмешательства со стороны третьих лиц отметаются из-за того, что они якобы основаны на ложных посылках, что служит дополнительным подтверждением того, что лишь «наша» сторона видит истину и вполне понимает создавшееся положение, что лишь «мы» одни в состоянии оценить неразумность и вероломство противоположной стороны (Росс, Нисбетт, 1999, с. 21).

В приведенной цитате упоминаются события последнего времени. Но для психологов такого рода факты не новы.

Обратимся к данным, приводимым в той же книге Росса и Нисбетта.

В известном эксперименте еще 50-х годов двум группам футбольных болельщиков демонстрировалась запись матча между их командами. Создавалось впечатление, что они видели разные игры, ибо, суммируя их реакции, можно было сказать, что «представители каждой из сторон наблюдали борьбу, в которой свои выступали в роли „хороших“, а их противники – в роли „плохих парней“. И каждая из сторон полагала, что эта „истина“ должна быть очевидна любому объективному наблюдателю происходящего» (Росс, Нисбетт, 1999, с. 138).

Спустя 30 лет этот классический эксперимент А. Хэсторда и X. Кэнтрила фактически был повторен Валлоном, Россом и Липпером. На этот раз в качестве материала использовалась видеозапись программ новостей, освещавших проблемы ближневосточных отношений. Две противостоящие стороны зрителей не просто были не согласны с подачей информации о происходивших событиях, «несогласие между ними возникало по поводу того, что они на самом деле видели»:

...

Так, и проарабски и произраильски настроенные зрители, просмотрев одну и ту же тридцатиминутную видеозапись, заявили, что при освещении действий противоположной стороны (в отличие от освещения действий их собственной) было использовано большее число фактов и ссылок, выставляющих ее в благоприятном свете, а негативной информации было меньше. Участники обеих групп полагали также, что общий тон, акценты и содержание видеозаписей были таковы, что подводили нейтрально настроенного зрителя к изменению его отношения в сторону большей благосклонности к противоположной группе и большей враждебности к их собственной (там же, с. 140).

Если посмотреть на эти результаты с точки зрения разрешения конфликтов, то вслед за Россом и Нисбеттом приходится прийти к удручающему выводу: «Любое предложение, которое будет казаться выдвигающей его группе отвечающим общим интересам или ожиданиям, в глазах представителей группы, получающей предложение, будет выглядеть невыгодным и служащим интересам противной стороны» (там же, с. 141).

Подтверждением этого тезиса служит другой эксперимент, предметом исследования в котором послужил реальный конфликт между администрацией Стэнфордского университета и студентами, требовавшими от руководства университета отказа от финансовой деятельности в Южной Африке по политическим мотивам. Изучалась реакция студентов на разнообразные компромиссные предложения администрации университета. Предварительные оценки предлагаемых альтернатив показывали, что студенты считают их приемлемыми примерно в равной степени. Но как только им давали понять, а затем и сообщали официально, какой из вариантов собирается принять руководство, как он немедленно начинал оцениваться как все менее удовлетворительный. Авторы эксперимента назвали это явление «реактивным обесцениванием», практический смысл которого в том, что «сторона, предлагающая компромиссные предложения, обречена столкнуться с разочарованием, когда ее инициативы встречают холодный прием, а предлагаемые ею уступки отметаются как ничего не значащие или даже служащие ее собственным интересам» (там же, с. 143).

Вряд ли нужны дополнительные иллюстрации и аргументы в пользу того, какую огромную роль в конфликтах и их разрешении играют психологические факторы.

Именно они, возможно, лежат в основе многих практических неудач конфликтологов. Ориентация на «проблемно-разрешающие модели», уповающие на эффективность рационалистических подходов к разрешению конфликтов, характерная для первых десятилетий конфликтологической практики, не оправдала себя. И своеобразным барьером на пути использования многих заслуживающих внимания находок конфликтологов стало, на наш взгляд, то, что они уделяли мало внимания психологическим аспектам конфликтов, шла ли речь о войнах, межэтнических, экологических или иных проблемах. Уже отмечалось, что современная конфликтология в своих теоретических и практических поисках все более обращается к психологии.

Тем большее значение это имеет для молодой складывающейся отечественной конфликтологии, у которой есть возможность учесть опыт западных коллег и стать подлинной междисциплинарной областью, в которой подобающее ей место займет и психология.

Резюме

1. С начала своего возникновения конфликтология принимает практико-ориентированный характер, видя своей задачей разрешение конфликтов. Социальные ученые начинают занимать активную позицию в практической работе с конфликтами. Одним из первых с парадигмой «активного исследования» выступил К. Левин.

2. В соответствии с современной точкой зрения, однозначно негативное отношение к конфликтным явлениям и стремление к их избеганию считаются неправомерными. Вместе с тем очевидно, что конфликты могут оказывать деструктивное влияние на человеческие отношения, а потому признается необходимость их регулирования. Фундаментальная идея, лежащая в основе современных методов управления конфликтами, в разных формулировках сводится к тому, что конфликт может быть управляем, причем управляем таким образом, что его исход будет иметь конструктивный характер.

3. Современная практика использует разные формы работы с конфликтами. При этом признается, что эффективное преодоление конфликтов и оптимальное решение должно опираться на согласие участников конфликта.

4. К факторам, оказывающим наибольшее влияние на конструктивное или деструктивное развитие конфликтов, относятся характер проблем, затронутых конфликтом, характеристики конфликтующих сторон, факторы ситуации, стратегии поведения участников, навыки управления конфликтом и др.