Шафрановые врата - Линда Холман

Я оглянулась на него, и что-то в выражении его лица, то, как он посмотрел на меня, заставило меня открыть рот, словно мне не хватало воздуха. Это не был мимолетный взгляд, он не смотрел так, когда смеялся со своей женой, освещаемый светом костра. Этот взгляд был другим, каким-то глубоким и гипнотизирующим, он вызвал у меня головокружение, и вновь в тело вернулся жар, который я ощутила несколькими днями раньше.

Я споткнулась о корень, и Зохра поддержала меня. Когда я снова пошла с ней в ногу, у меня не хватило смелости оглянуться на Ажулая.

Через несколько секунд передо мной возник какой-то темный силуэт. Когда Зохра наклонила голову, я сделала то же самое, и мы оказались внутри одного из шатров. При мерцающем свете факела я увидела, что там были настелены шкуры, покрытые грубыми одеялами. На них угадывались силуэты лежащих людей. Некоторые не двигались, словно крепко спали. Из угла донесся девичий шепот и хихиканье; вне всяких сомнений, это был шатер для незамужних женщин. Зохра подвела меня к груде шкур и ушла. Я сжимала свою сумку, которую старательно упаковала в Марракеше, но понимала, что слишком холодно и не стоит переодеваться в легкую ночную рубашку. Я сняла ботинки и залезла под одеяло, не снимая кафтан. Девушки наконец успокоились, их дыхание было глубоким и ровным. Молодая женщина, лежавшая рядом со мной, придвинулась ближе, прижавшись спиной к моей груди. Для жителей Марокко это было естественно: мужчины обнимали друг друга на площадях и базарах; Мена, Навар и старая служанка на крыше садились поближе друг к другу, их плечи и бедра соприкасались во время работы. Я вспомнила, как женщины в хамаме мылись и делали друг другу массаж. Возможно, близость и телесное тепло вызывали ощущение сопричастности. Даже маленький Баду хотел быть к кому-нибудь поближе, постоянно взбирался на колени к матери, или к Ажулаю, или ко мне.

Европейцы и американцы в Северной Африке являли собой полную противоположность в этом смысле. Мы все выдерживаем дистанцию, мы извиняемся за случайное прикосновение.

Лежа в шатре в кромешной тьме, я слышала шепот мужчин, все еще сидящих у костра, и отдаленное блеяние козы. Девушка еще плотнее прижалась ко мне. Она пахла маслом и потом и какими-то неизвестными мне специями.

Я пыталась успокоить свой мозг, но мои мысли то и дело возвращались к тому, что я испытала под ночным небом. Как Ажулай посмотрел на меня. Я думала, что сейчас он идет между рядами шатров, направляясь к одному из них, откидывает ковер или шкуру и ложится рядом с женой. Я представила, как она поворачивается к нему, как он обнимает ее, и прикрыла глаза рукой, отгоняя эту картину.

Неожиданно перед моим внутренним взором возник Этьен, лежащий рядом со мной на кровати в доме на Юнипер-роуд. Я знала только одного мужчину в своей жизни, и это было не так давно. Вспомнив ощущение мужского тела на своем, я почувствовала жар во всем теле, но одиночество и тоска отступили.

Я перевернулась на другой бок и теперь спиной прикасалась к спине девушки. Я попыталась удобнее устроиться на жесткой постели и заснуть, чтобы прогнать неожиданно охватившее мое тело желание.

Этьен. Что я сейчас чувствовала к нему, когда мне многое стало известно? Какой была бы моя жизнь, если бы он остался со мной в Олбани и женился на мне? Какой была бы моя жизнь, если бы я не потеряла ребенка и смогла ощутить себя матерью?

Какой была бы моя жизнь, если бы я не приехала в Марокко?

Но… разве я до сих пор хотела, чтобы Этьен женился на мне? Если бы он все же вернулся в Марракеш и я заверила бы его, что болезнь не мешает мне любить его, он, конечно, согласился бы на мне жениться.

Я пыталась вспомнить, как это — заниматься любовью с Этьеном.

Но вместо этого мои мысли возвращались к Ажулаю и его жене.

Интересно, как это — заниматься любовью с Ажулаем? Его чувственный рот. Его руки. Я не могла заснуть. Поднявшись, я взяла тяжелое одеяло, накинула себе на плечи и вышла на воздух.

Костер постепенно затухал. Без его высокого пламени и зажженных факелов были лучше видны звезды. Прихрамывая, я, босая, отошла всего на несколько шагов от палатки, боясь заблудиться. Воздух охладил мое тело, и я глубоко вдохнула. А потом я заметила возле костра одинокую фигуру.

То ли я просто хотела, чтобы это был Ажулай, то ли это и правда был он? Человек сидел на том же месте, где я в последний раз видела Ажулая, но это ничего не значило.

А может, я просто вообразила, что узнала его широкие плечи и посадку головы? Пока я наблюдала, мужчина закутался в одеяло и лег возле тлеющих углей.

Успокоившись, я вернулась в шатер. Было неправильно радоваться мысли, что, возможно, Ажулай не хотел быть со своей женой. И тем не менее я радовалась.

Я проснулась среди ночи, совсем окоченевшая. Я слышала чье-то сопение — верблюд, коза, собака? — с внешней стороны шатра. Возможно, это и разбудило меня. Я дрожала, сжав зубы, чтобы они не стучали, а от холода и выпитого чая мой мочевой пузырь был переполнен, но я не могла позволить себе выйти из шатра и присесть на земле за ним. Я сильнее прижалась к лежавшей рядом девушке, чтобы согреться; она недовольно вздохнула, села и закашлялась. А затем, так неожиданно, что я даже не успела удивиться, чем-то взмахнула, — я ощутила запах животного, и что-то тяжелое упало на меня. Мне сразу же стало теплее. Еще шорох, и девушка прижалась ко мне, а через пару минут ее дыхание вновь стало ровным.

Меня разбудил шорох поднимаемого полога. Прозрачный утренний свет пробивался в шатер; я выспалась, мне было тепло. Поверх моего одеяла лежала очень большая козья шкура. Девушка, спавшая рядом со мной, ушла; я была ей благодарна за то, что она укрыла меня, когда поняла, что я замерзла ночью.

Возле шатра женщины сидели вокруг большого медного чайника и оловянной кастрюли. Они по очереди сливали себе над кастрюлей из чайника — умывались. Я сделала точно так же. Потом одна из женщин достала крошечное зеркало и дала его мне. Я с улыбкой поблагодарила ее, посмотрелась в него и нахмурилась, качая головой: волосы были сильно растрепаны. Рабиа подошла ко мне сзади и, стоя на коленях, расчесала мои волосы, а затем проворными движениями ласточки заплела их в одну длинную косу, связав чем-то ее конец. Я завела руку за спину, чтобы ощупать ее, потом перекинула косу через плечо и увидела, что она была связана ниткой из козьей шерсти.

Затем она стала на колени передо мной с длинной тонкой палочкой в руке и указала на свои глаза, а потом на мои. Краска для век. Она предлагала подкрасить мне глаза. Я никогда этого не делала, но кивнула.

Держа меня за подбородок левой рукой, правой она с помощью палочки подвела мне глаза. Сделав это, она кивнула и снова улыбнулась.