Аритмия (СИ) - Джолос Анна

Аж дурно становится. Никогда не думала, что однажды посреди ночи окажусь на кладбище…

Останавливаюсь у бака, заданного в качестве ориентира. Выдыхаю, выпуская небольшое облако пара изо рта.

— Соберись, Даша, — саму себя уговариваю и жмурюсь от бьющих по лицу крупных снежинок. Колючих и царапающих.

Сворачиваю влево, как было сказано. Пробираюсь меж оград и всматриваюсь в темноту. Желудок от ужаса сводит.

— Ян, — зову беспомощно дрогнувшим голосом.

Иду дальше. Какие-то звуки всюду мерещатся, да так и ожидаешь, что кто-то из-за деревьев выскочит. Напугает.

Мне бы только найти его. Только бы найти…

На секунду притормаживаю. Замечаю нечеткий мужской силуэт и срываюсь с места.

Ноги тонут в снегу, но я все равно пробираюсь к калитке. Захожу, застываю. Первым делом замечаю на могильной плите замерзшие розы.

Поднимаю глаза. С припорошенного снегом черного памятника на меня смотрит девочка.

Как же они похожи…

Бросаюсь в угол. Туда, где стоит скамейка и стол.

— Ян…

Он сидит неподвижно, уронив голову на сложенные перед собой руки. Волосы покрыты инеем. Рядом стоит практически пустая бутылка дорогого виски, и теперь я понимаю, почему его голос звучал так странно.

— Слышишь меня, Ян! — пытаюсь растолкать, растормошить.

Дотрагиваюсь до его лица.

Ледяной весь, и в какой-то момент мое бедное сердце едва не останавливается. Ведь кажется, что пульса нет, и он не дышит.

— Очнись, прошу тебя, очнись! Абрамов! Ну же! — уже фактически бьюсь в истерике, когда он поднимает голову и, щурясь от яркого света, пытается сфокусировать на мне взгляд. — Ты с ума сошел? — убираю телефон и склоняюсь ближе. — Сколько времени ты вот так здесь сидишь?

Молчит. Смотрит на меня как-то растерянно. Будто бы не верит, что все происходит на самом деле.

— Что же ты делаешь?! — пытаюсь застегнуть на нем знакомую куртку, совершенно точно принадлежащую Илье. Стаскиваю с себя вязаный шарф, заматываю поплотнее его шею. — Разве можно так? Ты насмерть хочешь замерзнуть?

Качнувшись, трет веки. Озирается.

Но он словно не со мной. Не здесь…

— Ян…

Беру его околевшие ладони в свои. Подношу к губам, грею дыханием, и слезы безостановочно катятся по щекам. Обжигая. Застывая на воспаленной коже.

— Арсеньева, — произносит наконец хрипло.

— Я это, я. Поехали домой, пожалуйста. Ты ведь заболеешь.

Смеется. Закашливается.

— Слышишь меня, идем.

— Как настоящая, — сам себе говорит. Не то бредит, не то еще что. — Глючево долбаное.

— Пожалуйста, давай уйдем отсюда, — молю отчаянно.

— Мне здесь… хорошо, — упрямится он.

— Давай, надо встать, — тяну его за собой, но бесполезно. Даже сдвинуть не могу. Не поддается.

— Алису нельзя оставлять. Ей итак там под землей одиноко и холодно.

У меня от его слов озноб ползет вдоль позвоночника.

— Пожалуйста, Ян. Пошли домой.

— Нет… дома. Давно. Нет.

Как же больно… Как мне больно за него.

— Неправда, есть. Вставай.

Чувствую, что меня трясет. Нервы сдают.

Темень непроглядная. Кладбище. Ян, который явно не в себе.

Все, что вижу, глубокой раной где-то там внутри навсегда отпечатывается. Словно раскаленным железом накрепко приложились.

— Идем! — настаиваю громче.

— Нет, — звучит все так же отрешенно.

Обессиленно опускаюсь рядом. Хватаю за ворот куртки.

— Прошу тебя. Давай уйдем. Ты замерз, нам нужно… — всхлипываю и шмыгаю носом.

Вот-вот захлебнусь от безысходности. Она топит меня. Накрывает волной.

— Имей совесть. Делай, что девчонка говорит, — раздается за моей спиной голос его отца.

Вздрогнув от неожиданности, медленно выдыхаю.

Приехал.

— Что за на… — Ян выставляет вперед руку, закрываясь от мощного луча фонаря.

— Поднимайся, живо! — командует Абрамов-старший.

— А не пойди бы тебе…

— Мать твою! Отойди, Дарин, — аккуратно меня отодвигает. Направляется к сыну, вздергивает того на ноги. — Сколько выжрал, дурень? — косится на большую пузатую бутылку. — Тебе же нельзя пить! — закидывает руку Яна себе на шею.

— Можно без колес. Отвали…

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Шевели копытами. О себе не думаешь, так хоть ее пожалей.

Пропускаю их вперед, забираю со стола неработающий телефон и уже собираюсь уйти.

Делаю шаг. На секунду оборачиваюсь, смотрю на Алису, и на мгновение мне мерещится, что выражение ее лица изменилось. Она будто расстроена и плачет…

— Господи, помоги мне, — шепчу тихо.

Сморгнув морок, отвожу взгляд и спешно через сугробы пробираюсь к выходу.

Нагоняю Игоря и Яна, то и дело сбивающихся на диагональ.

— Не ее. Кого угодно, но ее… зачем? — слышу обрывки фраз.

— Будь добр, заткнись и активнее переставляй ногами, — гневается Абрамов-старший.

— Я если узнаю, что ты… Да я тебя… убью.

— Протрезвей для начала.

У ворот нас встречает смотритель кладбища. Присвистывает, оценивая состояние парня. Открывает калитку шире.

— Дарин. Все нормально? — испуганно пищит невесть откуда взявшаяся Инга.

И пока Игорь насильно заталкивает Яна в свою машину, мы с ней растерянно смотрим друг на друга.

Глава 64. Моя-твоя боль

Дарина

У дома Абрамовых автомобиль тормозит уже двадцать минут спустя.

— Дарина, дверь открой с той стороны, а ты, — строго обращается Игорь Владимирович к Инге, — жди в машине.

— Еще чего, я с вами иду! — Инга отвечает в свойственной ей дерзкой манере.

— Я сказал, сидишь тут и ждешь! — повышает на нее голос Абрамов-старший, выбираясь из салона «Мерседеса». — Или пешком назад до Москвы пойдешь!

Подруга начинает возмущаться, но он на нее больше не реагирует.

— Просыпаемся. Приехали, — грубо тормошит отключившегося в дороге Яна. — Держи, иди открывай, — вкладывает мне в руки связку ключей.

Послушно направляюсь к центральному входу внушительного по размерам дома, быстро поднимаюсь по ступенькам и подхожу к двери.

Я здесь никогда не была, но нечто такое, конечно, представляла.

Мои пальцы все еще дрожат, когда подбираю ключи от верхнего и нижнего замка.

— Разобралась?

— Вроде да.

Заходим в дом. Здесь тихо, повсюду горит свет, но судя по всему, мы одни, ведь нас никто не встречает.

— Пусть проспится в комнате для гостей. Наверх не дотащу, свалимся с лестницы.

Они прямо в обуви проходят дальше, а вот я спешу разуться. Подобной наглости себе позволить не могу.

— Дашка! — на пороге появляется Инга.

Так и знала, что не усидит…

— Ты как? — посматривает на меня с беспокойством. — Нормально?

Киваю, стаскивая с себя верхнюю одежду.

— Пипец, шок в шоке. Что он делал на кладбище ночью? — подруга таращится на меня во все глаза.

— К сестре приходил, — снимаю шапку и прячу ее в рукав куртки.

Поднимаю взгляд на Ингу и только сейчас замечаю все детали ее внешнего вида.

— Знаю-знаю, выгляжу отвратно, — тут же принимается причитать она. — Эта бездушная сволочь довела меня до слез.

Протискивается к зеркалу.

— Твою за ногу! — принимается поправлять поплывший макияж.

— Ты как здесь оказалась?

Это, в общем-то, не мое дело, но я все-таки решаюсь спросить.

— Сюрприз Игорю хотела сделать. Смотри, — поворачивается ко мне и, распахнув полушубок, демонстрирует костюм Снегурочки. (Если его так можно назвать. Уж слишком откровенный и развратный).

— Инга… — взглядом пытаюсь выразить все, что думаю на этот счет.

— Н-да, он тоже не оценил, — с досады цокает языком. — Но это ничего, я сдаваться не намерена, — повторяет настырно. — Все равно теперь, согласно народной примете, с кем Новый год встретишь, с тем его и проведешь.

— Немного не так…

— Дарина, иди сюда! — недовольно зовет меня «бездушная сволочь».

— Пошли, — Инга подталкивает меня вперед. — Комната для гостей вон там. Я уже изучила план дома. Охренеть у Абрамовых хоромы, да? Ты, кстати, бывала здесь раньше?