Вихри Мраморной арки - Конни Уиллис

Она вытаращилась на меня.

— Зеркало… — Бея отставила бутылку в сторону, но ближе не подошла.

— Где Римлянин? Где копатели? — Никакой реакции. — Где Эвелина Герберт?

— Эвелина! — Бея ткнула перемазанной в грязи рукой в сторону пластикового занавеса. Я нырнул туда.

Задрапированный пластиковой сеткой участок палатки походил на комнату с низким потолком. Упаковочные ящики вдоль стены практически не пропускали вечерний свет — и я почти ничего не видел. Кажется, в углу висело некое подобие койки, отгороженное сеткой. Оттуда раздавалось тяжелое, прерывистое дыхание. Бея вошла следом.

— Эвелина? — окликнул я и спросил у беи: — Здесь можно включить свет?

Бея нырнула мне под руку, дернула шнурок лампочки, свисающей со сплетения проводов, и отскочила к противоположной стене. Дыхание определенно доносилось с койки.

— Эвелина? — Я приподнял пластиковый полог, охнул, закрыл рот руками, словно от удушливого дыма, и отпрянул назад.

Стоявшая позади бея едва устояла на ногах и распласталась по тоненькой стенке — еще чуть-чуть, и провалилась бы сквозь нее наружу.

— Что с ней? — Я вцепился в костлявые узкие плечики беи, тряхнул… — Что случилось?

Перепуганная бея не отвечала. Я выпустил ее, и она еще сильнее вжалась в пластиковые складки стены.

— Что произошло? — жутким шепотом повторил я. — Это какой-то вирус?

— Проклятие, — ответила бея.

И тут отключилось электричество.

В темноте раздавалось только дыхание: мучительные, прерывистые всхлипы Эвелины и мои учащенные, испуганные вздохи. На миг я поверил бее. Свет зажегся снова, я оглянулся на прикрытую сетчатым пологом койку и понял, что нахожусь в нескольких шагах от самого грандиозного репортажа в своей жизни.

— Проклятие, — повторила бея.

«Нет, это не проклятие, это — моя добыча», — подумал я.

Я подошел к койке, двумя пальцами отвел полог и взглянул на то, что осталось от Эвелины Герберт. Толстый слой все той же сетки прикрывал ее до самой шеи; руки, скрещенные на груди, испещряли белые рубцы, проступавшие даже на ногтях. Кожа между рубцами истончилась так, что под ней просвечивали кровеносные сосуды и мышцы. Соты рубцов избороздили лицо, веки и слизистую оболочку приоткрытого рта. На скулах рубцы утолщались, но с виду были настолько мягкими, что, казалось, вот-вот разорвутся под внутренним давлением костей черепа. Я похолодел: если инфекция попала на пластик, то я заразился, как только вошел в комнату.

Эвелина открыла глаза, и я с такой силой дернул полог, что чудом его не сорвал. Глаза Эвелины тончайшей паутиной покрывала сетка крошечных сот. Не знаю, видела ли она.

— Эвелина, меня зовут Джек Мертон. Я журналист. Вы говорить можете?

Она издала неразборчивый хриплый звук, закрыла глаза и едва слышно выдавила из себя:

— Помогите мне.

— Как? Что сделать?

Последовала серия неясных звуков. Я отчаянно пожалел, что оставил транслятор в джипе.

Эвелина напрягла мышцы спины и попыталась приподняться всем телом, не опираясь на руки. Надсадно кашлянула, словно прочищая горло, и снова выдала какой-то звук.

— У меня в джипе есть прибор, транслятор — он поможет вам говорить. Я сейчас принесу.

— Нет, — четко ответила она и снова перешла на серию неразборчивых звуков.

— Не понимаю! — сказал я.

Неожиданно Эвелина протянула руку и схватила меня за рубашку. Я отдернулся — так резко, что задел лампочку, которая начала выписывать широкие круги под потолком. Бея отлепилась от стены и приблизилась, увлеченная зрелищем.

— Сокровище… — Эвелина прерывисто выдохнула. — Римлянин. От. Рава.

— Отрава?

Над нами безостановочно раскачивалась лампочка. От прикосновения острых рубцов на руках Эвелины пола моей рубашки расползлась на длинные лоскуты.

— Вас отравили? Римлянин?

— Помогите.

— Сокровище отравлено?

Она с усилием качнула головой.

— Передайте…

— Передать что? Кому?

— Рим… ну. — Эвелина бессильно рухнула на койку и зашлась кашлем, прерывисто дыша в промежутках между приступами.

Я отодвинулся.

— Что? Вы хотите предупредить Римлянина, что вас кто-то отравил? Что я ему должен передать?

Она перестала кашлять и лежала, глядя на меня.

— Помогите.

— Если я сообщу Римлянину, вы объясните, что случилось? Расскажете, кто вас отравил?

Она попыталась кивнуть и снова закашлялась. Бея подскочила к койке, сунула трубочку в бутылку. Вода пролилась Эвелине на подбородок, и бея промокнула капли подолом засаленной сорочки. Эвелина попыталась подняться — бея обхватила ее за плечи, покрытые толстыми рубцами. Как ни странно, бею они не поранили, а напротив, словно разгладились под нажимом ее рук. Эвелина поперхнулась. Со второй попытки Эвелине удалось сделать пару глотков, и она снова легла.

— Да, — совершенно четко выговорила она. — Лампа. Я решил, что недопонял.

— Эвелина, что нужно передать?

— Лампа. — Она попыталась указать пальцем. Позади меня, на коробке стояла соляриновая лампа, рядом с ней лежал пластиковый пакет и пара одноразовых шприцев — из тех, что обычно кладут в наборы первой помощи. Бея протянула мне пакетик, и я с опаской коснулся его — Что, если до него дотрагивалась Эвелина? — но, взглянув на ее руки и свою разорванную рубашку, сообразил, что бея, скорее всего, не только сама положила послание в пакет, но написала его под диктовку Эвелины. Хотелось верить, что его можно будет разобрать.

Я положил пакет в изолированный фольгой кармашек, где обычно хранились запасные аккумуляторы для передатчика, и, подавив желание вымыть руки, снова подошел к койке.

— Где он? Здесь?

Она опять попыталась покачать головой. Я уже научился понимать ее жесты, но все равно жалел об оставленном в машине трансляторе.

— Нет. — Она закашлялась. — Не здесь. Дома. В поселке.

— Он дома? Точно? Я там сегодня был — никого не видел, кроме какой-то беи.

Она вздохнула — словно зашипела свеча, задуваемая ветром.

— Дом. Скорее.

— Ладно, — сказал я. — До темноты постараюсь обернуться.

— Скорее, — повторила она и снова закашлялась.

Выбрался я тем же путем, которым проник внутрь, предварительно уточнив у беи, куда все-таки подевался Римлянин.

— Север, — ответила она. — Солдаты. Это могло означать что угодно.

— Он отправился на север? Его нет дома?

— Дома. Сокровище.

— Но он не здесь? Точно?

— Дом, — сказала бейка. — Солдаты.

Пришлось мне признать поражение. В обтянутом пластиком закутке я помедлил. Стоит ли искать Говарда, Лако или еще кого-нибудь, прежде чем отправляться назад в поселок, к дому Римлянина? Солнце уже почти село, вот-вот стемнеет. Вдобавок рисковать нельзя — пакет с посланием жег карман. Совсем некстати, если Лако, разгневанный вторжением, меня здесь задержит. В джипе я смогу прочесть послание — и возможно, пойму, что здесь происходит. Римлянин и правда может быть дома — отправившись на север, он не оставил бы здесь свою бею.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});