Уж замуж невтерпеж - Надежда Тутова

Мне и одной хватит. Пока.

— Беру!

— Но вы даже не спросили цену! Я уж не говорю о размере! — всплеснул руками старичок.

— Размер? Не важно, лишь бы налезла. Цена? Так ведь надобность большая, — пожимаю плечами в ответ.

— Надобность, говорите. А что за надобность?

У! Тут, видимо, у всех такая манера разговаривать, а не только травник загадошный попался.

— Старая куртка порвалась, — честно сознаюсь, но показывать степень порванного не собираюсь.

Старичок еще раз внимательно оглядел меня и с тихим вздохом полез куда-то под прилавок. Чем-то там пошебуршал, повздыхал и вытащил нечто большое, черное и, естественно, мятое. Да-да, именно так все и было: сперва появилась куртка, потом уже сам портной.

— Ну-ка, примерьте, — старичок протянул мне творение портняжного искусства.

Пришлось плащ с курткой снимать. По счастью старичок не стал комментировать мой внешний вид, только брови взлетели вверх, решив покинуть привычное место.

— Мда, великовата, — вынес вердикт портной, едва я надела куртку.

— Великовата, — соглашаюсь, потому как правда.

Рукава висят до колен, широкий ворот раза три можно вокруг шеи обернуть, да и сама куртка, словно на вешалке, висит.

— Так, снимайте, сейчас подправим! — засуетился старичок, бодренько выскакивая из-за прилавка.

Я и глазом моргнуть не успела, как куртка была с меня снята.

— Сейчас, сейчас, тут зашьем, тут подошьем… — бормотал себе под нос старичок, радостно принимаясь за дело.

Почему радостно? Большинству для счастья немного надо — быть нужным, а сейчас помощь старика-портного мне нужна, вот он и радостен.

Полуденное солнышко робко выглядывает из-за туч, напоминая, что зима еще не наступила, и теплые деньки могут ненадолго вернуться. Солнечные блики играют на дубовом венке, повторяя причудливую вязь. Не верится, что чьи-то руки сотворили такое чудо. Хотя без магии точно здесь не обошлось.

Эх, и почему кольцо до сих пор на пальце держится? Ну, я по понятным причинам изменить не могу: мне и раньше о замужестве и прочих близлежащих вещах думать не хотелось, теперь подавно — вдруг в какие неприятности попаду. А тут еще и любовь, словно хворь давешняя, в сердце обретается: вроде кажется все, излечилась, но стоит подуть ветерку, даже сквозняк почувствовать, и она уже тут как тут.

Но почему Фларимон верность хранит, мне непонятно.

— Занятное колечко, — едва ли не над ухом раздался голос старика-портного.

Ума не приложу, как я не подпрыгнула от испуга. Впрочем, так же как и не услышала его — засмотрелась на кольцо.

— Оно мое, — резко отвечаю — будто кто сомневается в его принадлежности, — вновь пряча дубовый венок под печаткой папа.

— Кто ж спорит, — пожал плечами старичок, протягивая мне куртку.

Теперь она на мне не болтается, хотя свободна в рукавах, плечах и на талии. Но это к лучшему: не надо переживать, что не так повернусь, и швы сразу лопнут.

— А вот молодой человек не прятал кольца, наоборот, с гордостью всем показывал, особенно некоторым настырным девицам, — ровным тоном продолжил разговор портной.

— Какой молодой человек? — не успев подумать, ляпнула и выдала себя с головой.

— Эх, молодежь, мы друг от друга не бегали. Все чин чином было: суженная дома ожидает, а нареченный во славу возлюбленной подвиги совершает! — не то осуждая, не то завидуя, пробормотал старичок, пересчитывая монеты.

— А дома скучно, — недовольно бурчу.

Только нравоучений мне сейчас и не хватало.

— Ха, скучно! Заняться чем-нибудь надо! — тут же откликается старичок.

Ему, видимо, поговорить охота. Но кольцо!

— Извините, а вы случайно не знаете, куда тот молодой человек направился? — спрашиваю на всякий случай.

— Домой не лучше поехать? — почему-то решил уточнить портной.

— Если бы, — тяжко вздыхаю в ответ.

Видно что-то разжалобило старика в моем облике, и он, махнув рукой и помянув тихим словом нынешних влюбленных, принялся рассказывать:

— Точного направления не знаю, но мужики видели, как он в сторону Хеврона отправился. А у меня он купил жеттей[12] — с прошлой осени валялся, — на который нынче в Аломе и приграничных с княжеством землях мода пошла. Так что в той стороне искать его стоит.

— Спасибо! Вы… очень-очень мне помогли, — от набегающих слез, лицо старика расплывается, да и нет сил что-то говорить.

Пусть говорить не могу, а вот отдать лишний серебряник — без проблем.

— За что? — искренне недоумевает старичок-портной.

— За все, — пытаюсь улыбнуться сквозь слезы.

— Э, нет, так не пойдет: Калим-портняжка никогда лишнего не брал! — старичок шустро нырнул под прилавок (как он не свалился, не понимаю!). — Вот, возьми, — протянул он мне перчатки, добротные, из кожи хорошей выделки. — В пути пригодятся!

— Спасибо, — благодарно улыбаюсь.

Ой, срочно надо отсюда делать ноги, а то расчувствуюсь и расплачусь — этого мне еще не хватало.

— Не слишком ли долго Эредет у портного? — голос Жармю звучит раздражительно (как всегда) и натянуто.

А-а, понятно: Сирин клещом вцепилась в парня, и теперь он ищет способ освободиться от нее и заодно на ком сорвать злость.

— Может, шьют на месте? — вяло предположил Эфиан, с таким же усердием ковыряясь в тарелке.

Что-то он не спешит на помощь другу. Видимо опять поругались. И когда только успели?

— А хоть бы и шили, давно закончить пора, — вновь бурчит Жармю, пытаясь одновременно дотянуться до краюхи хлеба и сбросить с себя Сирин.

Не получается. Причем ни то, ни другое. И Эфиан не помог. Что же в мое отсутствие случилось: Сирин прилипла к Жармю, и тот ей это позволил (угу, а теперь избавиться не может), вдобавок ко всему эльфу все надоело, и он ударился в меланхолию? Считаете, я преувеличиваю и выдумываю на голом месте? Предложите иное, вдруг вы окажетесь правы.

— А что у нас на обед? — умудрившись улыбнуться, показываюсь на глаза своим спутникам.

В новой куртке, между прочим.

— Я же говорил, шили, — хмыкнул эльф, всем своим видом показывая личное превосходство.

И как его еще не побили?

— Нет, не шили, а подшивали, — вежливо улыбаюсь, будто не замечаю ехидства и прочего. — А еще перчатки прикупила новые, — не то чтобы хвастаюсь, скорее изображаю полную наивность.

— Перчатки? — эльф задумался. — Себе что ли прикупить?..

Его вопрос остался без ответа, впрочем, он его и не ждал.

Обед прошел в напряженном молчании, а все потому, что Сирин принялась воплощать в жизнь заветное желание, намертво прилипнув к Жармю. Эфиан недовольно поглядывал в ее сторону, но не вмешивался, считая, друг сам должен во всем разобраться. Мое мнение никого не интересовало, приходилось делать вид, будто я ничего не вижу. Жармю пытался быть вежливым: он осторожно отцеплял руку Благочестивой от своего рукава, но она через минуту вновь была там; он тихо просил оставить его в покое (в смысле дать ему пообедать); даже попытался пересесть. Только все без толку, абсолютно.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});