Инсайдер - Юлия Латынина

– Они любят армию! И они получают в ней в двадцать раз больше, чем в своих горах!

– Полагаю, что они любят армию в первый год, полковник. Они любят армию, когда они приходят из горной хижины, где у их отца было две овцы и где они спали на глиняном полу по десять человек в комнате, в казарму, где у них своя койка, где их сытно кормят и где стоит трехмерка, которую они видят первый раз в жизни. Но проходит полгода или год, и они смотрят трехмерку и учат наш язык, и они начинают понимать, что страна, которая наняла их в свои войска, платит своим солдатам в четыре раза меньше, чем своим безработным. Они начинают понимать, что триста денаров – этого хватит, чтобы купить ферму в горах, но этого недостаточно, чтобы каждый вечер позволить себе банку пива в баре в полукилометре от части… И они начинают сравнивать свою отдельную койку не с глиняной хижиной, а с коттеджами, мимо которых они едут на учения. И они начинают думать, что это несправедливо, что люди храбрые и сильные сидят в казармах за триста денаров в год, а слабаки и слюнтяи сидят в советах директоров компаний. Так?

Полковник молчал.

– Вы знаете, как погибла предыдущая династия Веи?

– Да. Аломы завоевали империю.

– Ваши подчиненные неверно информировали вас, полковник. Люди империи были богаты и ленивы. Они не любили воевать, и власти вербовали войска исключительно из любивших войну варваров. Аломы не завоевали империю. Они служили в ее войсках и стали ее хозяевами, когда других войск не осталось.

– Как вам не совестно, Бемиш, – всполошился посол, – об этом и речи нет! Здесь совершенно другая технология, в конце концов, это всего лишь десантники!

Сбоку от Бемиша раздался не то писк, не то стон. Иномирец оглянулся: Шаваш, председатель Антикризисного комитета, чиновник, который пригласил войска Федерации в Ассалах, чтобы расправиться со своими недругами, закрыв руками лицо, медленно сползал по дверному косяку на пол. Послышался треск разрываемой ткани – это шелковая куртка Шаваша зацепилась за бронзовое навершие, куртка разорвалась, и чиновник окончательно свалился вниз, потеряв сознание.

* * *

Бемиш переступил через своего партнера по большинству самых скандальных сделок империи и вышел наружу. Над садом горели фонари и звезды, и все так же ритмично, как и час назад, где-то взревывал двигатель бронетранспортера, что-то не так было в двигателе, и все так же копошилась в темноте армия. Теперь, однако, было непонятно, чья эта армия. Ведь добрая половина этих людей – вассалы Белых Кречетов, а вассальная клятва стоит не меньше воинской присяги! Да еще вдобавок никто не скажет, что Белые Кречеты отправляли их в бой за триста денаров, а сами сидели и богатели, считая, что война – дело тех, кто не умеет делать деньги на бирже. Что-что, а у аломов, когда войско шло в бой, Белые Кречеты шли впереди войска.

Кто-то шевельнулся сзади. Бемиш скосил глаза и увидел полковника Рогова. Они, не сговариваясь, медленно пошли по дорожке. Звезды сверкали над миром, как капли росы, и от белых кустов росовяника к небу подымался одуряющий запах.

– Как вы думаете, на чьей стороне будут воевать ваши солдаты? – спросил Бемиш.

– Я хотел то же самое спросить у вас, – ответил полковник.

Они шли некоторое время молча. Лицо полковника в лунном свете казалось усталым и отрешенным.

– Я много слыхал о Киссуре, – сказал полковник.

– От солдат?

– Да. То есть из их песен. Они не всегда балдеют от наших групп. Они часто поют свое.

– О Киссуре?

– О Киссуре. О его отце, о его деде, прадеде и так далее, вплоть до самого первого члена рода, который, если не ошибаюсь, взял в жены лесную русалку.

– Ошибаетесь. Он ее изнасиловал, а не взял в жены. Из-за этого ему пришлось выдержать некоторое препирательство со всякой лесной и полевой нечистью.

– А, да-да. Что-то такое пели. Кстати, это песни другого их кумира – Ханадара.

– Эта усадьба – подарок Киссура, – сказал Бемиш.

Тут садовая дорожка кончилась, и они вышли к пруду. На поляне перед прудом стоял небольшой жертвенник Бужве, за которым цвели рододендроны, и Бемиш заметил, что в чашку перед жертвенником накрошен сухпаек. Если аломы ели в присутствии бога, они всегда с ним делились.

Шестеро или семеро парней сидели на земле под красными и синими рододендронами, и по кругу шла белая пластиковая фляжка с местным вином. Высокорослые, крепкие, белокурые, в черной бронеткани с перекрещивающимися на груди ремнями разгрузки, с посверкивающей резьбой воротников, предназначенных для крепления шлемов, – они казались скорее клонами, чем единоплеменниками. Бемиш молча сел рядом с солдатами, и полковник опустился рядом.

– Вам правда запрещают говорить по-аломски? – вдруг резко спросил Бемиш соседа.

То т вскочил, застигнутый врасплох.

– Нет… Почему же… – промямлил он на родном языке.

Полковник лег на землю и закрыл глаза.

Солдат потупился, а потом встал и растворился в сумраке за кустами.

– Первый человек, который ответил мне по-аломски, – сказал Бемиш.

– Он не знал по-нашему, – вполголоса промолвил полковник.

Смысл сказанного просочился в мозги Бемиша не сразу.

– Не знал по-нашему? Вы хотите сказать, что это был не ваш солдат, а лазутчик Киссура?

Полковник промолчал. В знак согласия.

– И вы не задержали его? – все так же вполголоса продолжал Бемиш.

– Молчите, господин Бемиш. Я сегодня не намерен произносить перед ними речей.

Десантники вокруг костра сидели молча, словно и не слышали разговора. Один из них, кажется младший офицер, из тех двоих, что ушли давеча из гостиной, протянул фляжку Бемишу.

– Выпейте с нами, – сказал он на Стандарте.

* * *

Бемиш не спал до часа Белой Звезды. Он наблюдал, как из лагеря, как с тонущего корабля, тихо сбегали крысы. Он видел, как взлетел флайер с послом Федерации – отчего-то тот засобирался в столицу. Потом улетела пара чиновников. Потом – ребятишки из спецслужб. Последним, как ни странно, в столицу убрался Шаваш. С ним отбыли трое чиновников, чьи имена значились в списке подлежащих повешению, и с отбытием Шаваша возле космодрома остались только федеральные войска.

Посты были выставлены в безукоризненном порядке, но все чаще и чаще к утру Бемиш слышал у палаток аломскую речь. Люди в боевой броне со встроенным вооружением пели песни, сложенные их предками, и у одного из костров Бемиш заметил бойцов, сгрудившихся возле своего товарища, гадавшего на печени петуха, как это всегда было в обычае у аломов перед боем. Неощипанный петух горел тут же, на вертеле над костром.

Бемиш вернулся в усадьбу к утру. Он повалился на кровать не раздеваясь и почти мгновенно заснул.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});