Любовь и сон - Джон Краули

— Первый налево, — ткнул пальцем Пирс.

— Пирс, этот — направо.

— А, точно!

Пирсу был хорошо знаком сон о Нахождении Квартиры, о переезде в более или менее достойные жилища, об укорененности и новом начале. Новое обиталище (его размеры и сущность постоянно менялись по мере обживания) всегда оказывалось со странностями: дармовая еда навалом, какая-то мерзость в ящиках, десятки отдельных комодов.

— Во-от, — сказала Роз. — Литлвилл, первый налево.

Литлвилл лежал вдоль Блэкбери в нескольких милях северней Откоса: городок без центра, если не принимать во внимание почту — странное здание из дикого камня — и баптистскую церковь, увеличенную копию домика из набора игрушечной железной дороги. Коттедж, который Пирс высмотрел в объявлениях «Дальвидского глашатая», вроде бы находится на территории большого владения. Этот, наверное. Пирс осторожно проехал между двумя каменными столбами ворот, похожими на въезды в Аркадии.

— Ух ты, — выдохнула Роз.

Подъездная аллея вела вверх, через поля некошеной травы, высокой и налитой, как пшеница, к большому оштукатуренному дому лимонного цвета. Коттедж глядел дружелюбно: закругленные карнизы, колпаки дымоходов, окна, густо украшенные лепниной.

— Вот это точно он, — сказал Пирс.

— Винтергальтер, — прочитала Роз на табличке, сделанной в виде двух симметричных шотландских терьеров.

Пирс оставил машину рядом с золотым яхтоподобным седаном, и они пошли к ближайшей двери, которую при их приближении открыл глубокий старик, гораздо ниже их ростом. В руке он держал серебряный револьвер, секунду спустя превратившийся в съемную насадку для садового шланга, только в форме револьвера.

— Да, — сказал он. — Дом все еще сдается. Зайдите на минутку.

Они прошли за ним. Старик поставил насадку на радиатор прямо у двери (позднее Пирс вспомнит «револьвер» как символ грядущих испытаний, уже для него заготовленных, но тогда ему все будет казаться знаками, рассудок примется находить их повсюду). Прошли в большую кухню, где царил кислый запах.

Мистер Винтергальтер говорил «мы», что предполагало наличие некой миссис Винтергальтер, командовавшей бесчисленными горшками и сковородами, что были развешаны на крючках, всей деревянной утварью, словно вытащенной из гробниц.

— Мы дом не задорого сдаем, — сказал старик, — и вот почему. Зимой мы собираемся во Флориду. Надоели эти холода. Тут кой за чем приглядывать надо — несложно совсем, — и хорошо знать, что здесь кто-то живет.

Он открыл дверцу шкафчика. На внутренней ее стороне бряцали десятки связок ключей. Мистер Винтергальтер выбрал одну, с древней отмычкой и тусклым латунным ключом от автоматического замка.

— Сейчас объясню, что и как, — произнес он при этом.

— А, ну конечно.

— Идемте сюда.

Старик провел их через кухонную дверь на парковку, где бок о бок стояли его и Пирсова машины.

— Маловата для двоих, — сказал он, обернувшись.

— Я на ней не… — пробормотала Роз.

— Просто решила прокатиться, — добавил Пирс. Мистер Винтергальтер, казалось, некоторое время изучал их, причем придирчиво, а может, это была всего лишь задержанная реакция: информация медленно добиралась до его сознания по древним каналам.

Хозяин загнал их в свою машину и сел за руль — один из числа стариков, с которыми Пирс спознался на дороге: такие, как он, утопают в салонах огромных автомобилей, едва выглядывают из-за приборной доски, продвигаются с динозавровой неспешностью.

— Кое-что объяснить нужно, — сказал мистер Винтергальтер. Он тронулся вниз по той же дороге, свернул налево, проехал дальше — небольшой вояж через луга, к полосе деревьев.

— Мы и правда у реки, — сказала Роз.

— А как же.

Домик был низкий, кряжистый, в такой же лимонной штукатурке, как и главное здание, чуть не впритык к темной линейке деревьев; явно здесь прежде жила прислуга. Мистер Винтергальтер остановился у входа, Пирс вышел.

Он знал это место.

— Слушай, — проговорила Роз.

Она стояла рядом. Неподалеку журчала и плескалась река — ее даже видно сквозь деревья и вольные заросли прибрежья. Пирс обернулся к зеленому склону; сквозь обсадистую сирень проглядывали трубы и крыша домика.

А с другой стороны коттеджа, он знал, была крытая веранда и узкая тропинка вниз, мимо сосен, к причалу, тому самому, где он привязывал лодку. Господи боже мой.

Мистер Винтергальтер, долго провозившись с замком, повернул отмычку в скважине и распахнул дверь.

— В прошлом году, — сказал он, — здесь никого не было. Так что здесь немного…

Старик отступил, обводя комнату рукой, похожей на птичью лапу.

Все наоборот: день вместо ночи, приглашение вместо взлома, но это лишь обострило воспоминания Пирса: как он вошел, как глядел на ночные лужайки. На полу комнаты ромбами лежал лунный свет — тогда, солнечный — теперь. Пирс обернулся к Роз: она тоже замерла, слегка приоткрыв рот, словно перед ее глазами была не одна лишь комната, но и скрытая сторона вещей; впрочем, она нередко так выглядит, да к тому же ни одного заговорщицкого взгляда. Неужели она все еще не вспомнила?

— Гостиная, — сказал проводник. — Эта мебель — пожалуйста, пользуйтесь.

В угол уткнулся свернутый коврик — точь-в-точь труп. Ну и ну, из всех домов — этот.

— Кухня.

— Ага.

— Вы-то сами готовите? У меня брат — шеф-повар. Столовая.

— Готовлю? Да, иногда.

Гостиная, в общем-то, мрачная, сырая, тесная и неудобная к тому же. Ванная комната располагалась дальше, и Роз прошла в ту сторону, оставляя за собой распахнутые двери. Вот — отворила самую дальнюю от ванной дверь.

— Посмотри-ка сюда, — сказала она. — Тайник.

В ту эпоху — что прояснится позже, при взгляде из будущего, когда ничто и никогда уже не будет прежним, когда только в снах и мгновенных озарениях возможно станет вспомнить, каким все было ранее, — в ту эпоху следствия поступков не содержались в них потенциально, а сами определяли обстоятельства, в результате которых случалось именно то, что случалось, совсем как в сюжетах старых фарсов.

Позапрошлым летом, ночью, еще до того, как Пирс переехал из города в деревню, он и Роз плыли на лодке вниз по реке, испещренной луною, и оба видели друг в друге кого-то, кем они не были. Они до сих пор так видели, а тогда — привязали маленькую весельную лодку к причалу, вломились сюда — собственно, даже ломать-то ничего не пришлось — и прошлись по домику, пахнущему мышами и нафталином, то и дело на что-нибудь натыкаясь. Наконец добрались до странной спальни, в которую можно было войти только через дверь, скрытую в стене ванной. Тайник, сказала Роз.

— А из этой комнаты есть выход, — услышали они голос мистера Винтергальтсра, который не пошел за ними: то ли счел неуместным, то ли не хотел силы тратить. — Дверь наружу, значит. Ее лучше запертой держать.

Самая большая, пожалуй, комната в доме. Пирс обнял Роз за плечи и провел ее в комнату, чтобы их не было видно в дверном проеме.

— Ты помнишь, — прошептал он, стоя за спиной у Роз.

— Что. Что.

Они оба смотрели на старую железную койку с медными флеронами — узкую, тюремную; на ней все еще валялся тонкий заляпанный матрас. Пирс прижал Роз крепче, задрал спереди юбку, хотя ее руки и пытались помешать.

— Не смей, — сказал он.

Руки ее ослабли; он залез к ней в трусики, жадно нащупывая, другой рукой продолжая держать ее, губы прижаты к ее шее, там, где билась жилка.

— Ты помнишь, — сказал он. — Ты должна помнить.

— Да, — сказала она. — Да.

— Ну и славно, — позвал мистер Винтергальтер. — Вот тут еще что.

Усилием воли Пирс развернулся к двери, оставив Роз приводить себя в порядок, вышел из ванной, руки в брюки.

— Вода, — сказал старик. — Пойдемте, я покажу.

Он повел Пирса к последней закрытой двери. За ней — спуск в сырой подвал, пахнущий землей. В призрачном свете тусклой лампочки мистер Винтергальтер показал приземистый аппарат из черных пластиковых трубок, которые расходились в разные стороны.

— Насос, — объяснил он. — Вода в этот дом поступает из колодца. Колодец — знаете, что такое?

— Сейчас выключено. Здесь нет никого, так зачем ей работать? Но вода идет из колодца и… Вот сюда гляньте.

Одна из труб насоса выходила наружу через окно, забитое клееной фанерой и затянутое паутиной.

— Водослив. Это очень важно.

Почему он здесь? Как он сюда попал? Он не мог внимать зловещим описаниям работы насоса мистера Винтсргальтера. Если той эпохой правили некие законы — железные законы трагической необходимости, дубовые законы мелодрамы или чудное, неутомимое Совпадение, — это вовсе не мешало людям радостно изумляться, когда они обнаруживали, что их жизнь этим законам следует.