Любовь и сон - Джон Краули

— Победа разума над телом.

— Ну, больше, чем над телом. Зачем так ограничивать. Доказано, что есть возможность создать свою личную вселенную.

— Это как исполнение желаний, да? — отозвалась Роузи. — Все в таком духе?

— А если они и в самом деле исполняются? Она наблюдала, как он цедит свой коктейль.

— Знаешь, люди, как правило, перестают в это верить, — сказала она, — когда вырастают.

— Как правило, — подчеркнул Майк.

— Мой друг Клифф…

— О боже, тот тип…

— Ты знаешь Клиффа?

— Слышал про него.

— Клифф говорит, что реальность — это мечта, проверенная физикой.

Майк повернулся к ней с таким видом, будто вот-вот откроет ключом некую тайну.

— Но что, если это не так? Что, если физика — не предел, не последняя проверка? Что, если мечты — это последнее или первое, что, если они — главное?

— Да, но, Майк…

— Что, если… если это так, но мы просто не знаем этого? Если это так, разве не ужасно — жить и не догадываться? Жить и умереть, не зная, как все устроено, не зная, что можно стать счастливым? Это будет адом. — Он загорелся идеей и захохотал. — Это и есть ад!

И тут же вернулся в свою скорлупу, отвернулся к Сэм; упер обе руки в подбородок и ухмыльнулся, а она хихикнула в ответ.

— А как у вас дела вообще? — спросил Майк.

— Нормально, — ответила Роузи. — Недавно было небольшое происшествие.

— Что за происшествие?

Внезапно Роузи захотелось уйти отсюда, прямо сейчас; из этой комнаты, из «Чаши».

— Воспаление уха, — ответила она. — Оказалось, что воспаление. И ей уже лучше. — Они оба касались Сэм: рука Майка — на плече, рука Роузи — на голове дочери. — Она принимает розовые таблетки, ну, такие, пахнут как жвачка. Они в сумке. — Роузи наклонилась и поцеловала холодную липкую щеку Сэм. — Пока, дорогая. Пора мне ехать.

Сэм неожиданно (заранее никогда не угадаешь, когда на нее стих найдет) обняла маму долгим и жадным объятием — и сказала, что любит ее. Роузи быстро вышла, чувствуя, будто приняла постриг или ей отпустили грехи, — как всегда, уходя от Сэм. Когда Роузи добралась до стоянки, до своего раскаленного «бизона», там успел образоваться большой автобус с четкой надписью «Психотерапевтический центр "Лесная чаша"». Его разгружала группа молодых людей вроде тех, что приехали с Майком за Сэм в прошлом месяце, в день, когда умер Бони.

Теперь-то она понимала, кого они напоминают. Приветливые открытые лица, аккуратные стрижки, белые рубашки с короткими рукавами и галстуки. До ужаса праведные мальчонки из школьного библейского клуба, ребята, которых автобус завозит в церковный летний лагерь, дети, что выскакивают из машин субботним днем, и рассыпаются по окрестностям, и стучат в двери: Какой прекрасный сегодня день, можно мне поговорить с вами о чем-то очень-очень важном?

Мотор взревел; Роузи оглянулась на молодых людей, а они смотрели ей вслед.

Глава шестая

В том августе Пирс получил водительские права и купил машину. Так он ступил на высоты гражданства и зрелости, что и трезвило, и восхищало; теперь он представлял, как чувствуют себя молодые люди, пройдя одновременно через эти ворота и через другие, большие, — на верховины взрослой жизни: вот твое копье, шпоры, щит.[556]

Инициация Пирса произошла не только с нелепым запозданием, но и весьма необычно в ином отношении: учили его главным образом женщины. Женщины нередко подвозили его в период его послушничества (листок с разрешением водить машину, выданный Пирсу как ученику, мялся и лохматился в кармане); женщины объясняли ему основы вождения, под своим присмотром сажали за руль. Он водил пикап Роузи, «букашку» Вэл и семейный седан Бо; одна из женщин обязательно сидела при этом рядом, чтобы в нужный момент с ономатопоэтическим скрипом ударить по воображаемой педали тормоза, когда Пирс неаккуратно входил в поворот. Он немножко ткнулся «бизоном» в ворота Аркадии, по ошибке, как он объяснил позднее Роузи, нажав газ вместо тормоза.

— Ой-ё! — сказала Роузи. — Я и забыла, что так бывает.

Женщины наблюдали и за самим процессом получения прав. Роз Райдер сидела у него за спиной, скрестив пальцы, когда уклончивый полицейский давал Пирсу коварные задания. Конечно, экзамен он сдал, на нем был галстук, он был мужчиной и гражданином — конечно, он умеет водить! И все же он едва сделал тройной поворот и натолкнулся на поребрик, поворачивая к парковке регистратуры.

Затем пришло время купить собственную машину, и предложила ее опять-таки женщина — соседка излома напротив, особа с резкими чертами лица и очками на цепочке, болтавшейся у ее щек, как бармица. Машина была «скакуном», простая надежная модель для вдов и священников, выкрашенная в нежно-зеленые цвета (полынь и сельдерей), с обтянутыми тканью сиденьями и большим агатовым рулем, как у автобуса. Соседкины сыновья (заметила она из осторожности) купили ей кое-что получше. Газетные объявления предлагали Пирсу только кислотно-зеленую «пиранью», маленькую, будто заводная, и черного «мирмидонянина» с низкими сиденьями, машину для деловых людей (ныне — хромой астматик). Он остановился на «скакуне» после того, как Споффорд (единственный его советчик мужского пола) заглянул под капот. Пирс чувствовал себя богачом — впервые с детства, со времен старого «ремингтона» 22-го калибра[557] и шахматного набора.

На этой машине он начал постигать знаковую систему вождения, незримую прежде, но теперь она являлась ему в облике указаний и загадок. Как же он не замечал раньше, что на каждом повороте дороги стоит желтый ромб, а на нем — черная стрелка, указывающая направление поворота, а под ней — рекомендуемая скорость? Следуя указателям, он ловко направлял машину влево и вправо. Другие водители — «настоящие», как их определял Пирс, — казалось, не нуждались в подсказках; и он всегда чувствовал их за спиной, нетерпеливых, поторапливающих.

— Что ты так ползешь? — спрашивала Роз. — За тобой уже очередь выстроилась.

— Я еду с предельной разрешенной скоростью, — отвечал Пирс. — Поэтому ничего я не ползу.

— Ах, с предельной разрешенной, — протянула Роз. — Но это же только рекомендация.

Он не садился за руль ее «гадюки», в которой они еле помешались, а днище машины чуть не скребло по дорожному покрытию (он ясно представлял этот малый зазор), переключение же передач оставалось для него мистериальной тайной. Мистериальной в старинном, специальном смысле слова: тайны торговли и ведения дел, секреты мастерства, скрытые в стенах гильдии. Для Пирса (он думал, что немногие согласятся с его точкой зрения, а может, и совсем никто) вождение машины представлялось женской мистерией.

— Нет, ну это же легко, — говорила Роз, свободно положив руку на маленький дрожащий рычаг: они остановились на светофоре. — На самом деле, это дает тебе гораздо больше власти; просто здорово. Если сначала что не получится, не расстраивайся. Потом все будешь автоматически делать.

Когда Пирс вел свою машину (редко на дорогах шире чем в две полосы, а в городе — так и вовсе никогда), она лучилась скрытыми возможностями: он опускал стекла, включал радио и слушал музыку тех времен, когда «скакун» был молод, грел на солнышке локоть, отважно управляя одной рукой. Только однажды на него напал жуткий страх: да ведь он же один в машине, на водительском сиденье, он сам рулит!

По горному склону, прочь от города, вдоль реки, сентябрьским днем; сиденья, покрытые пластиковыми чехлами, горячи, а воздух, свободно влетающий сквозь четыре больших окна, — холоден.

— Еще раз прочитай, что там, — попросил он сидящую рядом Роз.

— Литлвилл, — ответила Роз, даже не взглянув на записку, которая лежала на коленях. — Первый поворот налево после заправки. Еще ехать и ехать.

Пирс не путался и не терялся в пространстве, находясь за рулем. Получение прав совпало для него с кризисом, который могло разрешить только современное средство передвижения: Пирсу предстояло найти новый дом.

— Гляди в оба, — сказал он.

— Вот только не надо, — поморщилась Роз. — Ненавижу это выражение.

Владелец дома в Блэкбери-откосе, где жил Пирс, решил превратить свои владения в кафе и ремесленные лавки. Пирс думал, что вскоре в городе никто жить не будет, останутся только фасады, а все, что за ними, — на распродаже. Через месяц Пирсу предстояло съехать, а в городе он ничего подходящего не нашел. Только чудовищный, обитый сосновыми панелями «люкс» над вонючей кухней в «Дырке от пончика». Милое местечко для самоубийства, сказал он тогда Роз. Почему бы не поискать подальше от города? — ответила она; то же сказала и Роузи. Теперь, когда у него есть машина, он может жить где угодно.

— Первый налево, — ткнул пальцем Пирс.