Волчина позорный - Станислав Борисович Малозёмов

Поскольку он маньяк, а не от бешенства шмальнул в любовника дорогой супруги на месте измены, то делает своё дело с расчётом тонким. Тот, кто грохнул любовника жены, убежит к реке и пару дней будет прятаться в камышах.

А маньяк спокойно пойдёт домой смотреть телевизор и спать после него как дитя. Ну и как он домой пойдёт ровным прогулочным шагом? Пролетарская, где квартира художника, вот в этом, сороковом доме, прямо на повороте к аэропорту расположена. По масштабу карты это где-то семь километров от дома Спицына. А резчик живет на улице Мира, сто семь. Мы пробили по паспортному столу. От Советской, сто семнадцать, от дома маньяка, это километр. Нет! Не будет и километра. Так ему с обрезом после второго расстрела между вечерними мотопатрулями пешком идти как будет удобнее? Откуда? Не от художника же топать семь километров? Маньяку спокойнее и ближе добраться до дома после второго убийства. После резчика Петренко, который почти рядом живёт.

— Ну, да. Спицын расстрелы с художника начнёт. Он же первый раз часов в пять-шесть стреляет. Тогда в городе можно хоть бомбу под рубашкой таскать. Нет днем и ранним вечером патрульной милиции. Есть, конечно, но очень мало. А вот уже после восьми — мотопатрули с автоматчиками очень шустро по всему городу рыщут. Поэтому поздно лучше с оружием через весь город не шлындить и не попадаться этим парням. — Задумчиво сказал Лысенко.

— Вот я и пойду ждать его в квартире художника. — Шура потянулся. — Ключ художник Салов двадцать седьмого принесёт нашему дежурному. А Петренко свой запасной мне дал. Возьми, Володя. Адрес запомнил? И если вдруг он сначала пойдет к резчику, ты смотри, не пристрели его сам. Он живым нужен. Понял?

После этого короткого разговора Лысенко развалился на диване и выдохнул.

— Только бы эта сволочь мстить не передумала…

— Да ни за что в жизни, — строго сказал Шура. — Он потому и маньяк, что постоянно делает одно и то же пока есть что делать. И насильники серийные никогда не остановятся. И маниакальные воры. Нет. Он придет.

До двадцать девятого оставалось ещё две недели.

Что, мы с Вовой так и будем на подоконнике воробьёв считать? Или дело какое дадите? — ехидно спросил командира Шура.

— Раз уж сам напрашиваешься, завтра одно дельце на двоих дам. Дней десять оно у вас займёт.

— А что так? — Удивился Тихонов. — Очень запутанное дело-то?

— Нет. Простое. Но ехать надо туда три дня поездом, там три дня на отлов злодея и обратно три дня. Ну, там, непредвиденные всякие помехи. Десять дней и получится, — Лысенко поднялся. — Всё. Дуйте по домам. Завтра в девять получите инструкцию и можете сразу ехать. Возьмите всё, что надо на десять дней. Ну, пока.

И он ушел первым. Кабинеты на ключ в милиции никто никогда не закрывал.

— Нормально, — обрадовался Вова — Шесть дней в вагоне. Это ж какой кайф. Глядишь в окно на природу-матушку и улучшаешь душу свою. Хорошо!

Малович понял, что три дня из Кустаная можно пилить до Красноярска, Ангарска или Братска. От Кустаная так и выходит. Но не в Москву точно. Туда около двух суток надо, чтобы выйти на Казанском вокзале.

— Временная перемена мест — это ещё не перемена жизни, — как ему показалось, философски подумал Малович. И пошли они с Тихоновым готовиться к завтрашнему началу путешествия с обязательными при их работе приключениями.

Но с утра Лысенко расстроил в первую очередь Володю Тихонова. Он уже приготовился наслаждаться из окна вагона красотами Сибири, но командир послал их в кардинально противоположную сторону.

— В Литве есть город Шауляй. В самом центре республики. Туда смылся Горюнов Николай Иванович, сорок один год, бывший слесарь-механик Кустанайского текстильного комбината. На дне рождения своего товарища два месяца назад он перепил очень крепко и сильно поругался с тремя другими гостями. Они ему одногодки, не мальчики. Те вытащили его для разборок на лестничную площадку, а там он достал из голенища высоких ботинок нож и порезал всех троих. Одному попал в ребро и тот просто крови потерял много. В больнице его за неделю восстановили и выписали. Второму руки порезал и шею. Врачи сказали что тоже не опасно. — Подполковник передохнул, выпил стакан воды и приступил ко второй части задания

— А третьему достался удар точно в печень. И он скончался ещё до приезда «скорой» от болевого шока. На шум выскочили гости и соседи по площадке. Горюнов закричал, что он и всех остальных на клочки раскромсает, потом развернулся и убежал. Этаж был второй, поэтому на улицу он вылетел быстро. Свернул за угол дома и через дорогу перебрался в тёмный квартал старых двухэтажных домов, а там и пропал. Искали его человек десять и не нашли. Дома он тоже не появился, естественно. Где переночевал неизвестно, а утром позвонил жене, потом встретился с ней возле реки в тихом месте, что помнил из поножовщины — рассказал.

А помнил, несмотря на пьяную голову, всё. Доложил, что срочно уезжает и потом вызовет её через сестру. Потому, что за их домом могут следить, проверять письма и прослушивать телефон, а сестру вряд ли кто тронет. У кого-то смог занять денег и вечером поездом смылся в Москву. А оттуда в Литву, в Шауляй. Это уже сестра его рассказала. Допрашивали мы всех родственников. Но он звонил только сестре на работу. Она, что странно, правильно начёт его судьбы сама решила. Лучше, говорит, вы его посадите. Там он хоть пить не будет. А ещё пару лет вольной жизни и он сопьётся, обязательно найдёт приключение, в котором его и прикончат самого. Она же назвала завод, куда он устроился — «Вайрас». Там моторы делают для мотоциклов и велосипед В-72 «Орленок» для подростков.

— А пусть его литовцы и поймают. Трудно, что ли? — удивился Малович.

Командир поморщился. От Шуры такого глупого вопроса не ждал.

— Он порезал людей в Казахстане. Ну, мы их попросим его отловить. Но судить они его там не будут. И следствие вести тоже. Им же сюда надо ехать и всё дознавать. А на фига им? Судить-то по месту преступления положено. Значит, надо его экстрадировать. То есть везти в Кустанай. А это сразу куча бумаг, долгое рассмотрение вопроса, бюрократия. Ни им, ни нам этого не надо. А вы всё сами быстренько сделаете. Местные власти и знать ничего