Огненный скит - Юрий Любопытнов

— Сучонок паршивый, — честил он при всяком случае в присутствии сельчан Бредуна. — Попадётся — ноги выдеру, оглобли вставлю.

На него это было похоже. В молодости был яр, что медведь разозлённый. Под горячую руку лучше было не попадаться. Хозяйство имел справное. В конюшне было 12 лошадей, держал овец, коров, пахал и засевал не одну десятину земли. Рядом с хозяйским домом располагалось несколько сараев, амбаров, конюшня, была молотилка с конным приводом, кузница с двумя горнами, конная шерсточесальная машина, конные сенокосилка и сеялка, жатка-самоскидка. Когда начали организовывать колхоз, он отдал большую часть инвентаря и скотины вновь испечённому хозяйству. Знавшие его только рты поразевали — кулак без принуждения имущество в колхоз отдал. Ну и дела! Не таков был Антип Маркелыч, чтобы без пользы для себя такие фортеля выкидывать. Есть что-то у него на уме… Однако кто-то поддержку бандитам оказывает, почему до сих пор и гуляет Бредун. Правда, поредела банда. Трое остались.

Это вспомнил председатель, собираясь в правление. Оно располагалось в левом торце бывшего господского дома помещика Олантьева. В остальной части размещалась сельская начальная школа.

На правлении разразился жесточайший диспут. Дымя цигарками, мужики разошлись в мнениях. Одни говорили, что банду надо изловить всем миром, другие, наоборот, полагались на районные власти.

— Что мы с пугачом на них пойдём или с дубьём?

— Да их всего-то, говорят, трое осталось. Не справимся что ли?..

— У Бредуна наганы, винтовки, пулемёт есть. Что мы сделаем с голыми руками?

— Да и мы найдём пару берданок. Из соседних деревень мужиков подключим…

— В городе есть для этого органы, пусть они и ловят, а мы… Наше дело на поле работать.

— Что ж так сидеть и ждать, кому следующему голову отвернут? — спросил Воронин.

Мужики молчали, вдоволь наговорившись, уткнув головы в стол.

Не добившись никакого решения, Семён распустил правление.

— Колхоз, а сообча ничего не хотим делать, — подчеркнул он, вовсю сердитый, аж закраснели скулы. А немного отошедши, кинув выходившим в двери: — Держите ухо востро. Чтоб никакой промашки! А то подожгут скотный двор или школу. Поняли?

— Что тут не понять, — надевая картузы, вразнобой ответили мужики.

Оставшись один, Семён встал из-за стола, подошёл к окну, смотрел на удалявшихся членов правления. Колхоз дело для него новое, а тут Бредун со своей бандой. Ума не приложишь, что надо делать.

На следующий день Воронин заложил лёгкую бывшую барскую бричку и поехал в Верхние Ужи к районному начальству. В райкоме его успокоили, сказав, что меры принимаются и скоро банда Бредуна будет изловлена и предана суду.

«Легко сказать — привлечена к суду, — подумал Воронин. — Ровно год как беспрестанно гоняетесь за ней, а пожары и убийства не прекращаются», — но вслух ничего не сказал, по мужицкой привычке полагая, что начальству виднее.

Через неделю после очередного бандитского налёта на сельскую лавку в одной из деревень, из города приехал нарочный и передал Семёну пакет. В письме конфиденциально за подписью председателя райисполкома сообщалось, чтобы Воронин с двумя надёжными людьми под благовидным предлогом отправился в город для получения дальнейших разъяснений на месте.

Приказ есть приказ, власть нельзя ослушаться, и Семён, взяв с собой двух мужиков активистов, которым он доверял, отправился в Верхние Ужи.

В райисполкоме, располагавшемся в старом здании города, после революции реквизированном у купца Мефодичева, в большой зале, где проходили заседания, собралось человек двадцать, все с окрестных деревень. Выступал представитель ГПУ, который сообщил, что собрали их для помощи в деле поимки банды Бредуна. Он сказал, что по сообщению их осведомителя, бандиты сегодня к вечеру должны собраться на очередную пьянку в одной из трёх сельских чайных. Так как в наличии бойцов органов правопорядка не хватает для захвата бандитов, собравшихся отрядят в помощь милиционерам.

— А оружие дадут? — выкрикнул кто-то из залы.

Скрипя ремнями портупеи, выступавший вышел из-за стола, пригладил коротко подстриженные чёрные волосы.

— Дадут, товарищи.

— Это уж ясное дело, — сказал всё тот же голос из залы. — А то с кулаками на Бредуна не выйдешь.

— После операции выданное оружие вы должны будете сдать, — добавил представитель ГПУ.

Разбились на группы. Пять человек вместе с Семёном и двумя милиционерами отправились в село Острожское за 20 верст к северо-западу от Верхних Ужей в одно из мест предполагаемого сборища. Ещё два отряда уехали в другие сёла.

До Острожского добрались к полудню под видом мужиков, едущих с базара и решивших после хорошей продажи овощей со своего подворья повеселиться в чайной.

Чайная была в центре села в приземистом рубленном доме со светёлкой, с наличниками, изукрашенными затейливой резьбой, огороженная спереди низким палисадником. В обязанности приданных в помощь милиции мужиков входило прикрытие дорог, по которым, возможно, будут отступать бандиты. Был приказ, если бандиты будут оказывать сопротивление, стрелять без предупреждения. Каждому было выдано по револьверу. Семён вместе со своим напарником занял место неподалеку от крыльца чайной, сбоку. Там, между строением и оградой соседнего дома, был проход, ведущий на задворки к хозяйственным постройкам.

— Ну что мы здесь торчим, — возмущался Семён, тридцатипятилетний мужик с круглым добродушным лицом. — Открыто торчим. Что они — олухи! Пять праздных мужиков вокруг этого заведения. Враз смекнут. Здесь столько народу и в праздники, наверно, не собирается.

— А что делать? — спросил его напарник односельчанин Федька Белоусов.

— Чо, чо! Сам не знаю. Прятаться надо лучше. Может, сюда приедут.

Он оказался прав. Ближе к вечеру в конце дрёмной, будто вымершей деревне, раздался конский топот. Семён выглянул из-за забора:

— Трое верховых. Прячься!

Они раздвинули несколько осиновых жердей и протиснулись по другую сторону забора в заросли высокой крапивы и лопуха.

Не доезжая чайной всадники остановили коней. Один из них галопом проскакал до конца села, потом вернулся и что-то сказал товарищам. После этого все трое подъехали к чайной. Один из них был Бредун. Его Семён узнал сразу: фуражка на бровях, из-под неё сверкали вёрткие глаза, беловатый шрам сползал от краешка губы вниз к подбородку — отметина, полученная им в молодости кнутом.

Бредуна Воронин знал хорошо. Ещё бы не знать! Он был ровесник Семена или чуть постарше — на год, полтора. В детстве с грехом пополам после окончания двух классов приходской школы, Семёна не по лености или тупоумию, а по причине безысходной бедности, отец с матерью отдали в услужение Антипу Маркелычу Загодину, набиравшему хозяйственную силу на своем хуторе за харч бесплатный, крышу над головой, обувь и одежду, которую хозяин давал два раза в году. Сначала Сёмка был мальчиком в лавке хуторянина, а потом, когда подрос определил его хозяин за мелкие огрехи в подпаски. Да какие огрехи! Невоздержан был Сёмка на язык. Два раза сдерзил Загодину и был низведён до подпаска, с напоминанием, что если и впредь будет ослушиваться и перечить хозяину — отправит к отцу с матерью. А это было хуже смертного бою. Сёмка знал, что до невозможости были рады родители, что пристроен сын — от лишнего рта избавились.