Прекрасное табу (СИ) - Лазарева Вик

— Стойте. Столкновение было лобовым? — не понял я.

— Водитель автомобиля, в котором была ваша жена, выехал на встречную полосу и пытался уйти от столкновения, поэтому сильный удар и пришёлся на пассажирскую сторону. Она почти полностью была подмята…

— Моя жена не была за рулём? — удивился я, перебив мужчину.

— Нет.

— Удалось его установить? — не моргая, смотрел на лейтенанта.

— Да. Машина зарегистрирована на него.

— Чёрный Рендж Ровер Спорт?

— Вы его знаете?

— Лично не знаком, — отвёл взгляд в сторону, сжав челюсти.

— Понятно.

— Минуту, — вспомнил про запись на телефоне жены.

Я достал из кармана телефон и включил аудио запись. Не знаю специально её Таня сделала или случайно, но это уже не важно. Важно было то, что я услышал. Разговор был не с начала, но и так понятно было, что она разговаривала со своим любовником. Голоса и звуки были приглушёнными, словно телефон был в сумке или кармане одежды.

— Я подпишу развод и точка, — всхлипнув, сказала жена.

— Тупая сука, — зло прорычал мужчина. — Ты сделаешь так, как я тебе сказал!

— Нет! Он их отец! Лучше Стаса никто не позаботится о них! Кто?! Ты?! Ты что ли будешь их содержать, любить, оплатишь обучение? Да тебе плевать на моих детей! Тебе нужны только его деньги! Останови машину!

— Не рыпайся, идиотка!

— Останови, я сказала!

— Если ты не сделаешь это, то он меня убьёт! — в отчаянье прокричал мужской голос.

— Кто?! Кто убьёт?! — всхлипнув, спросила Таня.

— Соколовский! Я должен ему! Много должен. А ему нужна компания твоего мужа, — почти прорычал он. — Не знаю, правда, зачем ему понадобилось помогать тебе с разводом, чтобы отсудить дочь, — еле слышно добавил мужчина. — Может месть.

— Подонок! Значит всё ложь?! Тебе не только мои дети не нужны были, но и на меня было плевать! Ты воспользовался мной! Какая же ты мразь!

Слышны были звуки борьбы, шорох, треск. Видимо, Таня пыталась его ударить.

— А-а-а! — пронзительный вскрик жены и скрип тормозов.

— Блядь!!! — мужской выкрик и ужасный металлический скрежет, звук разбивающегося стекла…

Холодный пот прошиб меня. В глазах потемнело. Значит этот ублюдок Соколовский и через жену пытался меня достать. Судами с разводом хотел вымотать, нанести удар в самое сердце, забрать самое дорогое — дочь. Я закрыл глаза, сжав кулаки до хруста в суставах. Он сказал месть? Но за что? Мы с Соколовским, кроме как главы конкурирующих компаний, в жизни не сталкивались. Неужели из-за этого можно трогать детей? Подослать к жене этого… чтобы соблазнить, довести до развода… Или он уже потом воспользовался этим альфонсом? Бред… Удар по личному — это уже не конкуренция в бизнесе, это личная месть. Но почему?

Господи, мозг готов был взорваться от предположений. Гнев клокотал внутри меня, начиная застилать разум. Хотелось размазать по стене, придушить собственными руками этого урода и труса, который убил моего ребёнка…

— Найдите этого подонка, — сквозь зубы процедил старшему лейтенанту.

После разговора со следователем в больнице мне сказали, что моё ожидание ничего не даст — Таня в искусственной коме. Раньше, чем через трое суток, которые будут решающими в её состоянии, ничего не изменится. Как только будут новости, то меня сразу информируют. Володя отвёз меня домой, к дочери. Я был словно в прострации. Эта трагедия навалилась на меня совершенно неожиданно и шокирующе.

Вообще не мог понять почему Соколовский решил и здесь нагадить. Чтобы деморализовать? Чтобы я ослабил хватку на время выматывающего развода и борьбу за дочь, и ему проще было гадить моей компании? Море вопросов роились в моей голове. Но как только я переступил порог квартиры, взял себя в руки. Катёна не должна видеть моё подавленное состояние. Я не должен её напугать.

На пороге меня встретила Вера.

— Станислав Викторович, — тихо сказала она, когда я вошёл. — Что случилось?

— Где Катёна?

— Спит. Она давно привыкла засыпать без мамы.

Удручённо вздохнул. Ужасно хотелось обнять дочь, покачать на руках, почувствовать прикосновение её маленьких ладошек на своих небритых щеках. Сердце сжалось от мысли, что я ей скажу о маме.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})

— Что с Таней, Станислав Викторович?

— Она попала в аварию, — Вера в ужасе прикрыла рукой губы. — Она в реанимации в тяжёлом состоянии.

— Мне очень жаль, — Вера участливо сжала рукой моё предплечье. — Я всегда на связи, если нужна будет помощь с Катюшей. Я могу отменить всё и завтра выйти.

— Спасибо, Вера. У вас были планы на завтра?

— Да. Таня дала мне выходной, но я…

— Я справлюсь. Ничего страшного.

Вера задержала на мне взгляд, полный участия.

— Уже поздно. Езжайте домой.

— Вы уверены, что помощь не нужна? — подошла ко мне ближе и скользнула ладонью по плечу.

Это что ещё за…

— Уверен, — отрезал я.

Мне показалось или она разочаровано вздохнула? Накинула кардиган, взяла сумку и, обувшись, бросила на меня взгляд.

— До свидания.

— Доброй ночи, Вера.

Она ушла, а я скинув пиджак, направился в комнату дочери. В просторной детской горел маленький ночник в виде месяца, отбрасывая жёлтый свет на личико моего котёнка. Тёмные волосики, растрепались по подушке, розовые губки сложены милым бантиком, а маленькая ладошка лежала под щекой. Второй рукой она прижимала к себе любимую игрушку — котёнка Плюшика. Глядя на дочь, улыбнулся и осторожно присел на край кровати. Смотрел на свою принцессу и искал слова, которые ей скажу, когда она начнёт задавать вопросы про маму. Еле касаясь, провёл пальцами по нежной щёчке, волосам, и её реснички вздрогнули. Она смешно сморщила носик. Неожиданно дочурка открыла глаза и посмотрела так, словно не понимала, что происходит. Улыбнулась и, сев в кровати, кинулась ко мне.

— Папаська!

Обнял дочурку, прижимаясь щекой к волосам. Как же я соскучился. Поцеловал её в макушку.

— Привет, Катёна.

— Я так лада, что ты плиехал, — защебетала малышка. — Я плосила, плосила, чтобы ты сегодня плиехал.

Катёна отстранилась, заглядывая мне в глаза. Я провёл большим пальцем по розовой щёчке и поцеловал в лобик.

— Кого просила?

— Фею.

— Так это была она, — улыбнулся. — А я думаю, кто это мне нашёптывает целый день.

Дочь снова прижалась ко мне, обхватив ручками шею. Счастье моё. Как же я был рад. Тепло и счастье от встречи растеклось по телу, принеся немного облегчения и отстранив мрачные мысли на второй план. Прилёг с ней рядом и рассказывал сказку, пока она снова не уснула.

Следующий день мы провели с дочкой. Я насладился совместными завтраком, прогулкой, просмотром мультиков и чтением сказок. Мы веселились и дурачились, готовили обед, пекли её любимые оладьи. Конечно, у меня не особо получалось — они то подгорали, то были сырыми, но мы отлично проводили время. Конечно, она спросила про маму. Я честно сказал, что она в больнице, но без подробностей, объяснив, что она приболела, но скоро поправится. Старался не поддаваться плохому настроению и мыслям, чтобы дочь не заметила, что всё очень серьёзно.

Сообщил о Тане её родителям. Тёща была разбита такой трагической новостью. Завтра они приедут утренним поездом — нужно встретить. Когда звонил Беркут, заходил в кабинет и решал, накопившиеся за несколько дней, вопросы по телефону. Уложив дочку спать, позвонил Сонечке. Её голос меня успокаивал, действовал как бальзам. Мы долго говорили. Она спрашивала о Катёне, о состоянии жены, беспокоилась обо мне, поддерживала.

Впервые за пятнадцать лет, как бросил, закурил. Стоял на балконе, вглядываясь в светящийся огнями город, и думал. Как же жизнь бывает жестока, когда так резко бьёт под дых, ломая рёбра, заставляя забыть как дышать полной грудью, разрывая устоявшийся уклад в клочья. Всё навалилось разом: проблемы с бизнесом, суды, расследования по финансовым махинациям, интриги Соколовского, авария, состояние жены и гибель неродившегося ребёнка… Я уже свыкся с мыслью, что снова стану отцом, а жизнь вот как распорядилась… жестоко. Таня… душа болела за неё. Переживал и молил, чтобы она выжила и поправилась. Даже не представлял, не допускал мысли, что дочь может потерять маму.