Я тебя придумала - Анна Шнайдер

словно хотел и боялся коснуться девушки.

— Нет, — сказала она, улыбнувшись. — Меня зовут Луламэй, Повелитель. Я — сестра императора.

Робиар, вздохнув, резко опустил руку. Лицо его посерело, глаза, пару минут назад загоревшиеся, потухли.

А секундой спустя он резко развернулся и вышел из зала через ту же дверь, в которую немногим ранее вошёл по приглашению императора.

— Отец! — воскликнула Эмиландил и побежала за Повелителем. Следом хотели ринуться Эдигор, орк и тёмноволосый человек, избранник эльфийки, но Ленни резким жестом руки остановила всех.

— Не нужно, — покачала головой девочка. — Они сами разберутся. Герцог, расскажите пока императору о том, что с вами случилось на обратной дороге во дворец.

Услышав это предложение, напоминающее приказ, Люк только улыбнулся — уж что-что, а некоторые манеры Ленни точно переняла от Эллейн.

.

Милли догнала отца в одном из длинных коридоров замка.

Робиар стоял у окна, неподвижный и мрачный, застывший, как тёмное изваяние, и молчал.

Он так ничего и не сказал Эмиландил, пока она за ним бежала. Ни единого слова.

— Отец… — прошептала эльфийка, подходя ближе. Она пыталась понять саму себя, осознать, зачем побежала за Повелителем, но не могла.

— Ты всё ещё называешь меня так, — вдруг сказал Робиар, по-прежнему застывший, как камень, не поворачивая головы. — Зачем, Эмиландил?

Эльфийка сжала кулаки.

— Потому что ты — мой отец. Что бы ни случилось, ты всегда им будешь. Хоть ты и ненавидишь меня.

— Ненавижу? — прошептал он, горько усмехнувшись, но Эмиландил этого не увидела. — А ты? Разве ты не испытываешь ко мне ненависти… дочь?

Она ответила, не колеблясь ни секунды:

— Нет, отец. Не испытываю.

У Повелителя дрогнули плечи.

— Разве? А мне казалось…

— Тебе казалось. Но это не так.

Они замолчали.

Робиар смотрел в окно, на императорский парк, где в зелени деревьев, на берегу пруда, ему чудились две фигурки — женская и мужская, сжимающие друг друга в объятиях. «Кажется, Аравейн наконец встретил ту, которую так долго ждал», — подумал Повелитель, не испытывая по поводу этого, впрочем, никаких чувств.

Он ничего не чувствовал… уже очень давно.

А Эмиландил улыбалась. Она смотрела на затылок своего отца и улыбалась.

— Однажды, когда мне было пять лет, ты решил прогуляться вместе со мной по нашему парку. Было, кажется, лето — я помню яркое солнышко, зелёные листья и траву, цветы и совершенно чудесный запах в воздухе. Я, наверное, даже смогла бы нарисовать этот день, если бы умела рисовать — так он отпечатался в моём сознании.

Мы шли по дорожке, ты держал меня за руку, и я чувствовала себя такой счастливой, что просто разрывалась на части. А потом я заметила в траве мёртвую птицу… маленькую, почти птенца. Я так расстроилась, что в такой чудесный, волшебный день — и вдруг мёртвая птица. А ты взял её в руки и сказал: «Про нашу тёмную магию, Эми, рассказывают много ужасов, но помни — то, что может причинить боль или убить, может и вылечить, спасти жизнь. Наша магия — тёмная, это правда, но ничто не мешает ей при этом нести свет». А потом ты раскрыл ладони, и птичка, чирикнув, улетела прочь, живая и здоровая. Ты разогнал ей кровь и пустил сердце, теперь я понимаю. Но тогда…

Эмиландил подошла к Робиару и дотронулась кончиками пальцев до его плеча.

— Тогда это стало для меня настоящим чудом. Самым лучшим, что случилось со мной в этот день. И ты… ты был самым лучшим. Я просто не могу ненавидеть тебя, отец. Пока в моей памяти ещё есть это воспоминание… Я спрятала его очень глубоко, так глубоко, чтобы никто не мог достать. Я хранила его, потому что я верю в тот день. Верю… по-настоящему верю в своего отца. Тот день… он был в моей жизни, и он был самым лучшим.

Принцесса замолчала, но спустя несколько секунд, так и не дождавшись реакции от Повелителя, продолжила:

— Это воспоминание поддерживало меня в самые трудные минуты, когда мне казалось, что ничего хорошего не было и не будет. Когда я почти ненавидела… и тебя, и братьев. Я знаю, ты презираешь меня, отец. Наверное, за цвет моих волос. Но я хочу, чтобы ты знал — я не испытываю к тебе ненависти.

Сначала Эмиландил показалось, что её слова ушли в никуда, как вода в песок, что они совершенно безразличны Повелителю. Но секундой спустя он развернулся к ней лицом и эльфийка даже охнуть не успела, как Робиар крепко обнял свою дочь.

— Эми, — тихо сказал он, прижимая Эмиландил к себе.

— Только ты называл меня так. Но это было очень давно, отец.

Повелитель погладил её по серебряным волосам, а потом отстранился и заглянул ей в глаза.

— Я не знаю, сможешь ли ты простить меня, но я хочу, чтобы ты хотя бы понимала…

— А я понимаю, — прошептала Эмиландил. — Ты очень скучаешь по ней, да?

Робиар печально улыбнулся и кивнул.

— Да, очень. Моя Леми… она была прекрасным человеком. Добрым и великодушным. Двести лет… Я живу без неё уже двести лет, точнее, пытаюсь жить. Я и хорошим отцом быть тоже… пытался. Но Виан и Тимирей унаследовали жестокость своей матери, а ты… Ты знаешь, почему я сохранил тебе жизнь, Эми? Почему не убил тебя, как это полагалось, когда ты родилась?

Принцесса покачала головой.

— До сих пор не понимаю, почему.

— Всё просто. — Повелитель погладил дочь по щеке. — Я много рассказывал Лем о наших обычаях, в том числе об этом. Она была в ужасе и взяла с меня слово, что если у меня когда-то родится ребёнок с серебряными волосами, я его не убью. Даже имя придумала — Эмиландил, оно ведь подходит как мальчику, так и девочке.

— Принцесса Луламэй… похожа на твою Лем?