Однажды в России - Константин Столяров

- А вы тут недурственно устроились, даже зависть берет. - Он ухмыльнулся и произнес нараспев: - "Уточки все парами, за волной волна, все Абрамы с Сарами, только я одна..." Братцы, не пора ли и мне остепениться, подыскать пару?

- Дерзай, бродяга, но заруби себе на носу: надо сменить район поиска, насмешливо посоветовал Вороновский, обнимая Лену. - Сделай одолжение, больше не женись на актрисах. По моему примеру найди себе девушку из публики.

- А что, дельная мысль! - Добрынин дернул за колечко следующей банки с пивом и умильно взглянул на Лену. - Красуля, будь ласкова - подкинь мне чего-нибудь остренького на закуску.

Сотрясаясь от еле сдерживаемого смеха, Лена спросила у Вороновского:

- Может быть, угостим Аристарха Ивановича твоими маринованными луковками?

Вороновский только-только собрался кивнуть, а Добрынин уже захлопал в ладоши.

- Обожаю лук в маринаде, становлюсь сам не свой. Елена, солнце, не жмись, тащи сразу несколько банок. Видит Бог, стоит мне понервничать, как у меня прорезается зверский аппетит. И жажда обуревает. Не обессудь, старик, разорю тебя еще на одну упаковку пива...

Маринованные луковки в самом деле пришлись кстати: Добрынин лопал их горстями; как земляные орешки. А когда Лена похвасталась чрезвычайно выгодными покупками, он моментально загорелся.

- Зачем граждане СССР рвутся на чужбину? Чтобы прибарахлиться на командировочные, которыми их скупо наделяет родина-мать! - заявил Добрынин, осушив невесть какой по счету бокал. - Прошвырнусь и я по магазинам, а то, видит Бог, обносился до невозможности. Возьмите меня завтра с собой, не то пропаду в расцвете лет...

Наутро они заехали за Добрыниным в общежитие и отправились в центр Берлина. Ни в Доме молодежи, ни в фирменном магазине джинсовых изделий на Лейпцигерштрассе купить штаны Добрынину не удалось, даже самые просторные оказались малы. Он уже отчаялся, но вскоре им повезло - на углу Унтер-ден-Линден и Шарлоттенштрассе в одном из уличных киосков Лене попались на глаза вареные джинсы 58-го размера.

- Эврика! - приложив джинсы к месту, где у него когда-то проходила талия, во весь голос заорал Добрынин. - Вить, смотаемся в ближайший сортир?

- Арик! - укоризненным тоном произнес Вороновский. - Надо ли оповещать берлинскую общественность о твоих намерениях?

- Мне же не по нужде, а для примерки, - сияя, возразил Добрынин. - Или ты предпочитаешь, чтобы я обнажил свой жирный торс под дождем?

Лена покатывалась со смеху, а Саша снизу вверх смотрел на Добрынина восторженными глазенками - ему очень нравился бесшабашно-веселый писатель.

- Сашок, поучаствуешь в примерке? - обратился к нему Добрынин. - Выручай. Дядя Витя у нас чопорный господин, по сортирам для простонародья не ходит. Мы же с тобой - люди маленькие, какой с нас спрос?

Оставив Лену в залог, Вороновский повел Добрынина и Сашу в расположенный по соседству отель "Унтер-ден-Линден", где вальяжный, наряженный в темно-вишневую ливрею с множеством галунов и аксельбантов швейцар за монету в пять марок почтительно проводил их до мужского туалета.

- Шикарный сортир! - отметил Добрынин. - А запах какой! Не хуже, чем на кондитерской фабрике!

- Будет тебе, баламут, - проворчал Вороновский. Добрынин натянул джинсы и объявил:

- Ягодицы вроде бы влезли. И по длине как раз... А что будем делать с брюхом? Не застегиваются, черт их дери!

- Дядя Арик, попробуем на выдохе, - сообразил Саша. - Выпрямьте спину и на счет "три" выпускайте воздух, а я потяну за молнию. Начали?

Со второй попытки джинсы удалось застегнуть, после чего Добрынин горделиво прошелся перед зеркалом, роняя на ходу:

- Тик в тик!.. И яйца на месте... Прямо хоть сейчас под венец! А, Вить?

- По-моему, нормально, - с холодком отозвался Вороновский. - Они должны быть в обтяжку...

Странствия по торговым точкам на этом не закончились. Вороновский не любил толчеи у прилавков и больше не ходил по магазинам вместе со всеми, а терпеливо ждал в "БМВ", сквозь стекла витрин наблюдая за экипировавшимся Добрыниным. Тот был в ударе - что бы ни примерял на себя, чем бы ни интересовался, все превращалось в потешный спектакль, где Лена и Саша одновременно являлись и участниками, и зрителями. Чем он их подкупал - природным обаянием или удалью заправского балагура? Как бы то ни было, Саша, по-видимому, в нем души не чает, а это значит, что завтра есть кому присмотреть за мальчуганом, когда они с Леной будут гостями Людвига Борнхаузера в "Кемпински"...

В общежитии, куда они ближе к обеду завезли Добрынина, его спутники из Останкинского телецентра засыпали Вороновского градом вопросов. Дело в том, что примерно час назад, прогуливаясь вдоль Карлсхорстского ипподрома, они стали невольными свидетелями поразительного зрелища: ничем не примечательный немец на их изумленных глазах без всякой денежной компенсации отдал нашему прапорщику вполне исправный "москвич-412", написав дарственную прямо на капоте машины. Коль скоро Виктор Александрович знает немцев не понаслышке, может ли он сказать, чем это объясняется - благодарностью к воинам-освободителям или же чувством вины за злодеяния, учиненные гитлеровцами на оккупированных ими территориях в годы Великой Отечественной войны?

Прежде чем ответить, Вороновский присмотрелся к москвичам. Всем троим уже за тридцать, по лицам сразу видно, что парни тертые. Усмехнувшись, он мигом их успокоил - мотивация поведения дарителя сводится к истинно немецкому практицизму. В ФРГ установлены довольно жесткие требования к составу выхлопных газов, и эксплуатация экологически грязных машин, подобных нашему "москвичу", вообще не допускается. Бросать же никчемные автомобили где попало нельзя, за это немилосердно штрафуют, вследствие чего граждане ФРГ вынуждены раскошеливаться на 200 марок за их утилизацию. Так что попавшийся им на глаза "филантроп" сотворил благо не столько нашему прапорщику, сколько себе самому.

А дальше Вороновский уселся за стол администратора общежития и, к вящему удовольствию Саши, принялся накручивать ручку армейского полевого телефона, вызывая абонентов с экзотическими позывными "Мореход", "Ранет" и "Вырезка". Еще утром он созвонился с военными, теребя просьбами посодействовать съемочной группе ЦТ, а сейчас выяснял, что им удалось сделать.

- Арик, - положив трубку, обратился он к Добрынину, - завтра в четырнадцать ноль-ноль тебя в Белице примет начальник госпиталя, который обещал переговорить с Хонеккером. А уж согласится Хонеккер дать интервью или нет - сие от меня не зависит. В Вандлиц поедешь в субботу, причем на авось: бывшую резиденцию Хонеккера и других членов Политбюро СЕПГ передали больничному комплексу для создания реабилитационного отделения, так что она вне нашей юрисдикции. В субботу там будут только сторожа, попытайся договориться с ними. Задача ясна?

- Виктор Александрович, а как насчет транспорта и переводчика? - спросил режиссер.

- К восьми утра за вами пришлют микроавтобус из Эберсвальде с переводчицей от отдела контрразведки 20-й армии. Ей приказано обслуживать вашу группу всю пятницу и субботу.

- Плохо, что все на авось, - сумрачно пробасил Добрынин. - И зачем переводчице приезжать в эдакую рань?.. Вить, сколько езды до госпиталя?

- Минут тридцать-сорок. Дело не в этом. - Вороновский подмигнул Добрынину. - Один очень толковый генерал из штаба Западной группы войск подсказал, что есть смысл побеседовать по душам с пастором Хольмером, который, если помнишь, приютил чету Хонеккер, когда их в одночасье вытурили из Вандлица и они очутились под открытым небом.

- А что, дельная мысль! - Добрынин повеселел. - А где найти пастора?

- Он живет под Бернау, в северо-восточном пригороде Берлина.

- К пастору тоже являться на авось?

- Предварительные переговоры с Хольмером я, пожалуй, возьму на себя, пообещал Вороновский. - Если пастор заупрямится, у меня есть средство повлиять на него.

Вороновский не пожелал раскрывать карты, а Добрынин не стал настаивать. Между тем избранный им метод воздействия был стар, как кора земная: ничто так не способствует достижению взаимопонимания между мирянами и священнослужителями, как денежные пожертвования на церковные нужды...

На следующее утро Вороновский собрался было отправиться в Бернау без Лены и Саши, однако за завтраком выяснилось, что они едут втроем. Саша застенчиво помалкивал, опустив нос в тарелку, а Лена объяснила Вороновскому, что магическое слово "пастор" опять-таки ассоциируется у Саши с "Семнадцатью мгновениями весны" и мальчик горит желанием хоть одним глазком взглянуть на настоящего пастора.

До Бернау они добрались без чьих-либо подсказок, а там, на танкоремонтном заводе, в микроавтобус по договоренности подсадили расторопного прапорщика, вызвавшегося быть проводником. Прапорщик назубок знал всю округу, и буквально через несколько минут "БМВ" и микроавтобус гуськом спускались с холма к деревне Лобеталь, зеленой лентой вытянувшейся внизу по обеим сторонам дороги.