Картинные девушки. Музы и художники: от Рафаэля до Пикассо - Анна Александровна Матвеева

настоящего художника в её жизни.

Мария многого ждала от этого знакомства. Вот только Маковский разочаровал её чуть ли не с первых же минут – «поразил своей неимоверной пошлостью, пустотой и невежеством».

Константин Егорович Маковский был известен тогда не только в России, он, к примеру, получил Большую золотую медаль Всемирной выставки в Париже (1889) за работы «Смерть Ивана Грозного», «Демон и Тамара», «Суд Париса». Он состоял в Товариществе передвижных художественных выставок, но к моменту знакомства с Тенишевой отделился от передвижников, предпочитал писать заказные портреты и картины на исторические темы.

Маковский был одним из самых высокооплачиваемых художников в России, с ним считались, к нему прислушивались, и, когда он попросил Марию позировать ему для поясного портрета, она «имела глупость» согласиться. «Добросовестно и аккуратно я приходила на сеансы три раза в неделю, – вспоминала Тенишева, ругая себя за непростительную растрату драгоценного времени, ведь его нужно было отнимать от занятий вокалом. – Я успокаивала себя мыслью, что зато останется портрет с меня молодой, память на всю жизнь». Велико же было разочарование натурщицы, когда она увидела результат труда Маковского и этих долгих сеансов. Он отчего-то решил изобразить её в костюме Марии Стюарт, и хотя Тенишева не понимала причин для такой фантазии, она всё же покорилась, так как «…с некоторыми художниками невозможно говорить резонно: они непогрешимы, не терпят здравой критики». Кроме того, Маковский назвал этот портрет всего лишь «Этюдом женской головки» – и продал какому-то любителю, даже не спросив мнения Марии! Общение с мастером во время сеансов её также разочаровало и ненадолго приглушило жгучий интерес, который Тенишева питала в ту пору ко всем художникам.

Что сталось с портретом кисти Маковского, доподлинно неизвестно. По одной из версий, он остался в истории русского искусства лишь в виде фотокопии с портрета работы неизвестного художника. Хранится она в Смоленском музее.

«Не этого хочет душа моя»

Между тем весёлой жизни в Париже пришёл конец. Мария вынужденно вернулась в Россию, на этом настаивали родственники. Первое лето по приезде она, впрочем, жила не дома, а в гостях у дяди своего мужа. Со старшей дочерью этого дяди, тульского помещика, Мария крепко сдружилась и даже доверила ей свои смелые мысли о будущем. «Я считаю, что ничего в жизни не сделала, – говорила подруге Мария. – Пение? Это – забава, увлекательное занятие… Не этого хочет душа моя. <…> Меня влечёт куда-то… До боли хочется в чём-то проявить себя, посвятить себя всю какому-нибудь благородному человеческому делу. Я хотела бы быть очень богатой, для того чтобы создать что-нибудь для пользы человечества. Мне кажется, я дала бы свои средства на крупное дело по образованию народа, создала бы что-нибудь полезное, прочное…»

С мужем отношения у Марии так и не наладились, матери она и вовсе избегала, словно чумы. На зиму втроём с дочкой и горничной остановились в Москве, сняли комнаты в меблированном доме. Мария решила, что нужно закончить прерванное в Париже обучение, хоть душа и не лежала к публичным выступлениям. «Петь перед равнодушной публикой, перед толпой в звуках изливать настроение души мне не доставляло никакого удовольствия. Выносить свою душу на суд людей мне всегда бывало больно…» – признавалась Мария. Не самые подходящие качества для артистки! Но пока не нашлось лучшего применения её талантам, она усердно повторяла вокализы и арии.

А ведь артистка из неё, нет сомнений, получилась бы грандиозная, если бы не отсутствие к тому всяческого желания! Певческий талант, раскрывшийся в школе Маркези, превосходные внешние данные, благородство, сквозившее в каждом жесте… В ту пору за Марией, не разведённой, но безмужней, всё ещё очень молодой, пытались ухаживать многие мужчины, и один, имени которого Тенишева не называет, увлёкся красавицей по-настоящему. Тут же, впрочем, нарисовался Рафаил, который вечно нуждался в деньгах, и уговорил жену занять у влюблённого крупную сумму, что она с отвращением и сделала. Мужчина попался порядочный, денег Николаевым ссудил, но ничего в ответ требовать не стал. Тем не менее на Марию вся эта история произвела крайне тяжёлое впечатление, она перестала общаться с благородным влюблённым и впала в депрессию, забросив все свои прежние занятия.

Неизвестно, как долго бы продолжалось это тягостное состояние, если бы на пороге московской квартиры Марии вдруг не появилась Киту, любимая с детства подруга.

Они долго не виделись, Мария даже не знала, что Киту вышла замуж, но «счастья в браке не нашла и <…> постоянно живёт в своём имении, Талашкине, занимаясь с большой любовью сельским хозяйством».

Дружба возобновилась, подруги стали ещё ближе, чем в детстве. «Дружба – это чувство положительнее всех остальных, – считала Тенишева. – Люди не прощают вам недостатки, дружба – всегда: она терпелива и снисходительна. Это – редкое качество избранных натур». Дружбу с Екатериной Святополк-Четвертинской Тенишева сохранит до конца своих дней, именно Киту станет главным в её жизни человеком, поддерживающим во всех начинаниях, не раз и не два выручит в трудную минуту, спасёт от уныния и отчаяния.

Вот и тогда Киту бросилась на помощь подруге, совсем уже скисшей от тоски и безделья. Уговорила приехать в деревню, успокоить нервы. Мария, наскоро собравшись, прихватила дочку, любимую горничную Лизу и «положительно бежала из Москвы».

В Смоленской губернии ещё только пробуждалась весна. С радостью глядела Мария на милые сердцу русские пейзажи, но даже не догадывалась о том, каким важным станет для неё в ближайшем будущем само это ласковое слово – Талашкино. Тоска здесь, в деревне, истаяла сама собой, ушла вместе с зимними холодами. Мария даже вновь начала петь. Но весна и лето пролетели быстро, и вот уже пора было решать, где проводить осень и зиму. Ни в Москву, ни в Петербург ехать не хотелось, и, когда Киту пригласила её пожить в это время в Париже и любезно предложила оплатить все расходы, Мария с благодарностью согласилась. Киту была ей как сестра и заботилась о ней куда лучше матери, с которой у Марии прекратилась даже переписка. Помимо прочего, Киту ещё настаивала на том, чтобы Мария завершила обучение в студии Маркези, прерванное по воле родных, но не близких.

Сразу по прибытии в Париж была снята удобная квартира. Мария ходила в студию трижды в неделю, а в свободное время подруги с наслаждением бродили по музеям. «Меня прельщало искусство, но я чувствовала своё полное невежество, и это мучило меня», – признавалась впоследствии Тенишева. Ей важно было не просто сознавать, нравится какой-то шедевр или не нравится, но хотелось понимать, отчего это происходит. Она