Несомненная реальность - Евгений Лотош

— Да-да, — рассеянно покивал Олег. Внезапно ему стало скучно так же, как и Крупецкому. Сильный приступ дежавю нахлынул на него. Монотонно и размеренно зазвучал в голове голос инженера на дальнем металлургическом комбинате, куда несколько месяцев назад его занесло с ознакомительной поездкой. «…металлургические свойства безобжиговых окатышей и брикетов во многих случаях оказываются выше, чем обжиговых. Их производство экономически целесообразно как на крупных, так и на небольших установках, что открывает пути экономической переработки руд мелких месторождений, пылей, шламов и других продуктов металлургического производства…» Он тряхнул головой, и голос пропал. — Скажите, Евгений Ильич, а что вы сегодня словно в воду опущенный? Вроде бы такой успех…

— Как, вы не знаете? — удивился доцент. — Ах, да, все забываю, что вы мало связаны с научной средой. Сегодня утром для широкой общественности официально подтвердили, что что два дня назад на ночном совещании у министра от сердечного приступа скончался князь Трубецкой, первый выборный ректор Московского университета. И трех недель не прошло, как он приступил к исполнению служебных обязанностей, и вот на тебе! — Он грустно покачал головой. — Знали бы вы, какой удар для научной общественности.

— Да уж, трагедия, — фальшиво посочувствовал Олег. Интересно, здесь что, ректоров в вузах не выбирают? «Первый» – в смысле вообще первый? — Тогда, наверное, я совсем не вовремя любопытствовать заявился. Установка никуда не убежит, а мне еще к Овчинникову заскочить надо, раз уж сюда заехал. Он тоже какие-то прорывы с бензиновым движком продемонстрировать рвался.

— Как скажете, — хмыкнул Вагранов. — Как там здоровье вашей… э-э-э, сестрицы?

— Оксаны-то? Да она совсем от болезни оправилась, — пожал плечами Олег. — Надо еще раз свозить ее к Раммштайну, чтобы осмотрел от греха подальше. Но вот еще проблема – дома ей скучно невыносимо. Совсем ведь еще молодая девчонка. Ей компании хочется, а вынуждена сидеть в четырех стенах, читать местные дамские романчики да иногда в соседние лавки вылазки делать. Вы, кстати, не знаете, куда ее можно к делу пристроить? В тот же университет? Все же почти с высшим физмат-образованием девица, хоть и с марсианским педагогическим уклоном.

— А что, на Марсе женщины тоже в университетах учатся? — странно глянул на него Вагранов. — Впрочем, почему бы и нет? Наши феминистки этого уже много лет добиваются. Глядишь, и добьются рано или поздно. Сомневаюсь, что прок выйдет, ну да чем бы дитя ни тешилось… Знаете, надо мне с ней как-нибудь поговорить, авось и придумаю что. Уж если вы себя профаном называете, страшно подумать, что она знать может.

— Ну вот и договорились, — улыбнулся Олег. — Когда вы собираетесь полноценный запуск устраивать? Через неделю?

— Да, примерно так. Хочу еще раз проверить все соединения и трубы. Не дай бог лопнет стык при ста пятидесяти атмосферах!

— Правильный подход, — одобрительно кивнул Олег. — Вы, Евгений Ильич, уж постарайтесь не возложить свой живот на алтарь науки. Что я без вас делать стану? В общем, мы с Оксаной появимся или на запуске, или незадолго до того. Ну, а пока я вас оставлю, если не возражаете.

Вырваться от горящего энтузиазмом Овчинникова на пару с по уши вымазанным в мазуте Гакенталем удалось только часа через три. Олег заразился общим воодушевлением и тоже перепачкался в саже и мазуте, ковыряясь в механических потрохах, лишь отдаленно напоминающих обычный движок внутреннего сгорания на четырех цилиндрах. Однако коленвал эти потроха, пусть и с неимоверными треском и чадом, вращали исправно, и Олег еще полчаса ругался с инженером и владельцем завода насчет тонкостей установки свеч зажигания и впрыска топлива. Разумеется, слаженными усилиями ему как дважды два доказали, что он полный дилетант в области построения двигателей, после чего Овчинников лично встал к станку, отогнав от него рабочего, и начал рассверливать заготовку цилиндра по указанному Олегом методу.

Наконец, отсутствующе улыбаясь и недоумевая, почему он все-таки не пошел в свое время в автомеханики (и уж точно не пришлось бы Нарпредом работать!), Олег плюхнулся на сиденье пролетки с поднятой крышей рядом с откровенно изнемогающим Крупецким. Тот широко зевнул.

— Куда пан едет сейчас? — равнодушно осведомился филер, щелкая крышкой часов. — Четыре часа времени пополудни. Домой? Или к пану Зубатову на доклад?

— Да что ему докладывать! — скривился Олег. — Все по плану, мелкие детали прорабатывают. Был бы пан Зубатов инженером, может, и полюбопытствовал бы. Так что лучше домой. Опять же, завтра я собираюсь на встречу с Ухватовым – ну, тем рабочим с Ковригинской мануфактуры, где я бунт подавлял, — он невесело хмыкнул. — Суббота, он наверняка в кабак намылится после работы, там я с ним и потолкую. А то шеф уже мне вчера намекал, что почти неделя прошла с того момента, как он мне задание поставил. Так что мы с вами, Болеслав Пшемыслович, еще раз потолкуем о том, как к людям с умом подходить.

— Говорил же я, что не сведущ в тех делах, — вяло отбрехнулся филер. — Другое у меня занятие. Ну да ладно, поговорим.

— Вот и ладушки… — пробормотал Олег, пытаясь ухватить за ниточку мысль, после разговора с Ваграновым лениво болтавшуюся где-то на заднем плане. — Что же я еще сделать хотел-то, а? О! Вспомнил. Извозчик! Гони на Староконюшенный! Дом двадцать четыре, перекресток с Сивцевым Вражком. Хочу на всякий случай к Бархатову на квартиру заехать, — пояснил он слегка удивленному Крупецкому. — Он, как я понял, там давно не появлялся, наверно, хозяева уже его комнату кому-то другому сдали. Авось что из вещей сохранилось. Я письма в основном в виду имею – вдруг да пойму, куда он делся. Парень, кажется, умный и талантливый, хорошо бы вытащить его из компании эсеров.

— Зря только время потратим, — усмехнулся поручик. — Вещи наверняка в полицию забрали, а скорее хозяева прибрали к рукам что получше, остальное, включая письма, в печке сожгли.

— Ну, потратим так потратим, — пожал Олег плечами. — Невелик крюк.

При предвечернем свете осеннего дня дом Бархатова выглядел совсем не так, как в густых сумерках. Он казался куда более низким и покосившимся, за оградой, окружавшей пустой огородик, колыхалась под осенним ветром пожухлая лебеда вперемежку с бурьяном и крапивой. Олег соскочил с пролетки, зябко закутавшись в слишком холодное для сезона долгополое пальто, называвшееся здесь шинелью. Набычившись и поглубже надвинув фуражку, чтобы в глаза не попадала висящая в воздухе водяная пыль, он двинулся к входной двери. Крупецкий с иронией следил за ним из пролетки, не двигаясь с места.

(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});